Джон Гарднер - Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы

• Название: Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы
• Автор: Джон Гарднер
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

Проза Джона Гарднера — значительное и своеобразное явление современной американской литературы. Актуальная по своей проблематике, она отличается философской глубиной, тонким психологизмом, остротой социального видения; ей присущи аллегория и гротеск.

В сборник, впервые широко представляющий творчество писателя на русском языке, входят произведения разных жанров, созданные в последние годы.

Послесловие Г. Злобина

---

— Вот именно, что поверил, брат, и даже сейчас верю. Я ведь, если разобраться, человек темный и с предрассудками.

Я засмеялся. Он тоже. Меня немного отпустили мои постоянные страхи и подозрения насчет Августы. Слишком необъятен и прекрасен был день вокруг, он не допускал мыслей о зле и черных тайнах. Даже алмазный блеск айсбергов, даже чисто метафизическая возможность гибели не содержали зла. Мир был музыка — и белые птицы вокруг, и гимн естественному ходу вещей, и земля сливалась с небесами.

— Дело в том, что я видел обе картины, Джонатан, и еще я разговаривал со старшим помощником с «Касатки» — он один не успел тогда уйти в новое плаванье. И, что еще важнее, я сидел вместе с нашим капитаном в его большом белом доме, и там со мною был старший помощник Ланселот, и все остальные, и три господина, которых капитан выписал из Филадельфии. Ученые. Двое по крайней мере ученые. А третий — специалист по спиритическим трюкам, говорят, жулик и ловкач в своем деле, каких мало. Этот заинтересовался, потому что на картине-то изображен был он. Заупокой на него просто молился, он ведь, как ты знаешь, вообще любитель всего сверхъестественного. И будто бы этот портрет обладал чудесной силой. Мне и в голову не приходило усомниться в том, что «Иерусалим» действительно затонул и все было именно так, как рассказывали очевидцы, да и никому другому тоже — тем более когда этим занялись специалисты. Мы могли только гадать, почему да отчего.

Он подул себе на руки, согревая пальцы, и снова приступил к работе. Как видно, все, что хотел, он уже сказал. Но я не мог этого так оставить. Я спросил:

— Так вы, значит, порешили между собой — все, кто там сидел, — отправиться на место и посмотреть своими глазами?

Он засмеялся.

— Не совсем. Капитан и трое специалистов вышли в другую комнату и там разговаривали. Время от времени они приглашали туда то одного, то другого, задавали вопросы. А мы, остальные, сидели, шутили об этом загадочном происшествии, а у самих то и дело ледяная дрожь по спине, но чтоб отправиться исследовать — такого и в мыслях ни у кого не было. Просто шутили, пили ром, ели горячий суп, что наварила капитанская дочь, да толковали обо всем этом деле в большом капитанском доме окнами на залив, и так чуть не до рассвета. Большинство из нас раньше в этом доме не бывали. Прекрасный дом, скажу я тебе. Из такого впору империей править, места столько, что согреться невозможно, и, однако, повсюду бронза, серебро, золото, мертвец эскимос вспотел бы от страха, как бы оттуда чего не сперли.

Рассвело, и то ли от рому, то ли господь его знает еще отчего, но мы стали все глубже погружаться в фантастичность всего этого дела. Капитан и специалисты вернулись к нам в гостиную. Вся троица трезва как стеклышко. А у нас там еще висели обе картины — настоящая и та, вторая, не знаю, как назвать, и она прямо на глазах стала пропадать, будто бабочка, запущенная с неба в тяжелый воздух земли.

— Билли Мур, ты подлец и враль, — говорю я.

— Может показаться, что так, — отвечает он с улыбкой. — Ну вот. Иные, кто там был — пожалуй, с полкоманды, — решили, что это дурной знак, и поклялись больше никогда не выходить в море. Я и сам чуть было к ним не присоединился. Казалось, убедительно, единственная мало-мальски убедительная точка зрения. Капитан сказал, что пусть кто как считает, так и поступит, а сам все косился на господ ученых. И тогда те из команды, кто твердо решил, встали и ушли.

Я тоже хотел с ними уйти, но не ушел — бог весть почему. Ученые стали толковать с теми, кто остался, рассказывать про это ихнее Общество, про его деятельность — мол, есть люди, обладающие так называемым шестым чувством, вот, например, дочь капитана. Они ее уже несколько лет проверяют на медиума. В определенных условиях — в области, где пересекаются царства дня и ночи, как они говорили, — такой человек может воспринимать куда больше, чем обыкновенные люди. Я слушал их вполуха. Меня жуть охватывала. Стою этак я у окна в капитанском доме, не знаю, как мне быть, гляжу на залив, и вдруг мне почудилось, будто вид в окне как-то сразу переменился. Словно во сне. Знаешь, как легко поддается внушению человек спозаранку, когда туман курится над причалами… И будто мне вспоминается смутно-смутно, как наш корабль шел ко дну. Но лишь только я сообразил, что это мне грезится в полусне, как греза тут же и испарилась, будто роса. «Билли Мур, — говорю я себе, — самое время тебе топать до дому к своей Мэри, пьяная ты морда!» Но я видел на заливе движение. Вода вращалась наподобие… Трудно тебе объяснить. Представь, что мир — это карусель, только замедленная, как в кошмаре. Суша — ось, а море, прибрежные воды Нантакета, — это круг с лошадками. Море твердое, прочное, не как лед, а вроде расплавленного и застывшего олова, и в нем какие-то предметы, может остовы затонувших кораблей. Море медленно, неуклонно вращается, и суша-ось поворачивается вместе с ним; море бледно-серое, смертно-серое, как и небо, тела, что в нем, — черные, это суда — бездыханные, мертвые, умершие давным-давно, их, как жерновом, перемалывает в ничто, а вверху, надо всем — птицы…

За спиной у меня капитан говорил: «Что до меня, то я не успокоюсь, покуда не доберусь тут до истины». — «Ах, капитан, — в ответ ему мистер Ланселот, — пусть бы лучше все как есть, так и есть». Но капитан был непреклонен. Он все говорил и говорил об этом, о роке, безнадежности, предопределении, о неизбежной гибели Ассирии и Рима. А профессор шарлатанства знай себе на него поглядывает, крутит ус и хмурит брови, словно ему вот-вот должно стать ясно, в чем фокус, да все никак его не осенит. «Подумать только, — говорит капитан. Он расхаживал взад-вперед, заложив руки за спину. Нас он словно не видел. — Допустим, что Время способно описывать петлю — что есть какая-то минимальная доля истины в этой чуши со столоверчением, в месмерических „демонстрациях“ у таких людей, как Мердстоун, в сведенборговских фокусах ясновидения! То есть допустим, что, проникнув каким-то образом в трещину во Времени, человек способен увидеть свое будущее, узнать, когда и как он умрет. Понимаете, к чему я веду? Что, если эти две картины суть одно и то же — одна картина, видимая из разных точек во Времени?» — «Но помилуйте, — возражает один из ученых. Этот был рыжебородый и жирный, как морская корова. — У нас нет данных для подобных допущений…»

Но капитан все продолжал рассуждать, а специалист по фокусам все не спускал с него глаз, кусал себе кулак и дергал ус и прямо лопался от нетерпения.

«Разве такое объяснение более дико, чем какое-либо иное, имеющееся в нашем распоряжении? Но что оно означает, джентльмены? Человек, заглянувший вперед, вынужден будет признать, что чему быть, того не миновать, иными словами, что вся наша свобода — не более, как смехотворная иллюзия. А такой вывод для человека непереносим — бедняга не выдержит и непременно сойдет с ума!»

Профессор шарлатанства теперь уже тоже ходил взад-вперед, уставя взгляд в землю и весь кипя негодованием, что не видит ее насквозь. Казалось, ему все и вся внушает подозрение.

Зашла было речь о научной экспедиции, но куда там: откуда у Общества средства? «Однако промысловое плаванье, — заметил капитан, — китобойное плаванье самоокупаемо, а в качестве побочного интереса, после хорошей охоты…»

«Почему бы не принять со смирением, что посылает бог? Для чего задаваться такими вопросами?» — говорил мистер Ланселот.

Но глаза капитана зажглись огнем, как бывает с ним, когда спускают вельботы (вернее, бывало раньше, до его болезни). Он прожигает нас ими насквозь. Скажи он мне тогда, что я пальцем не могу шевельнуть — фокус, который обычно показывают гипнотизеры в цирке, — и у меня, клянусь, рука обратилась бы в камень. «Верно одно из двух, — говорит он, — либо будущее, предопределено, и в этом случае мы утонем, как уже один раз утонули — мы или наши тени, неважно, — погибнем именно так и именно в том месте, сколько бы мы его ни сторонились; либо же мы можем уклониться от судьбы, и тогда нет причины нам не побывать в точке нашей предполагаемой гибели хоть тысячу раз. Там можно увидеть и услышать немало чудес — ближе к Южному полюсу. К югу от Невидимых островов лежит область, на которую не распространяются законы корпускулярного мира. Там люди становятся поэтами, ясновидцами. — Толстяк снова попытался его перебить, но безуспешно. — Что до меня, — говорит Заупокой, — то я лично намерен избороздить тамошние воды вдоль и поперек и узнать, что там такое есть».

Оглянуться не успели, а уже все, кто оставался из команды, были с ним заодно, все заразились, как в плавании, его пылом и клялись добраться до истины, пусть хоть ценой своей погибели, чем, на мой взгляд, дело и должно было кончиться. Однако и сам я, дружище, тоже заложил свою бессмертную душу, как и все остальные. Даже ученые-специалисты и те разволновались, и специалист по шарлатанству в том числе — вот тебе и специалист. Кто-то назвал старого слепого моряка по имени Иеремия, что, мол, его бы неплохо заполучить на корабль. Такой, говорят, слепец, прямо чудотворец. И только один мистер Ланселот сидит в кресле и трясет головой. «Капитан, — говорит он. — Вы в жизни не соберете для этого дела команду». — «Полкоманды у меня уже есть!» — возражает Заупокой. А дочка его выглянула из кухни и так на мистера Ланселота посмотрела, что и крокодил бы от такого взгляда съежился. «Соберете полную команду, — говорит мистер Ланселот, — и я тогда с ними первый выйду в море!» — «И Билли Мур тоже!» — это я. И еще кое-кто крикнул: «Клянетесь спасением души?» — это капитан. Ну, мы и давай клясться кто во что горазд. А капитан мечется, каждому в глаза заглядывает. Словом, мы и сами не поняли, как это получилось, но мы прогорланили всю ночь напролет и пили как проклятые, так что небу было жарко…