Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

• Название: Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: «Спутник+»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9973-0453-9

Книга писателя мировой величины о России, изданная на Западе в разные годы двух последних столетий. К переводу принят текст, который сам Александр Дюма-отец отправлял в типографию. Это крупные путевые очерки с глубокими экскурсами в историю нашей страны. В них свои портретные рамы покидают государи и вельможи, реформаторы и полководцы, поэты и декабристы, становясь героями увлекательных и познавательных новелл, непрерывная цепь которых тянется через события веков от русских княжеств к империи Александра II, современной писателю. Воссозданы картины великих побед над «непобедимыми» армиями Карла XII и Наполеона. Оставлено клеймо гнусного рабства на крепостном строе, высмеяны царящие в стране злоупотребления и коррупция.

Книга складывалась во время путешествия Александра Дюма по России в 1858―1859 годах. Основные замечания и выводы писателя не утратили своего значения. Россия еще долго будет узнавать себя в зеркале этих очерков.

Перевод, вступительная статья и примечания: Владимир Ишечкин 

---

Вместо того, чтобы остановиться в конторе, хотя она не отель, или в одном из деревянных домов, принадлежность которых, во всяком случае, непонятна, мы извлекли палатку из нашей телеги и поставили на берегу озера, увенчав ее небольшим трехцветным флагом, сделанным для нас дамами Саратова. Когда я организовывал обед из остатков наших продуктов и из того, что удалось добыть на берегу Эльтона, послышался топот многих коней; они остановились у палатки, и я увидел перед собой русского офицера в простой и строгой казачьей форме.

― Простите, месье, ― обратился он ко мне на великолепном французском языке, когда я отделял девять отбивных от четверти барана, только что купленной Калино, ― но случаем, не вы ли месье Александр Дюма, которого уже месяц мы ожидаем в Астрахани?

Я поклонился, признал свою подлинность и ответил:

― Генерал Беклемишев, вне сомнений?

― Он самый. Каково! Вы знаете меня по имени, знаете, что я здесь, и не идете пригласить меня отобедать?

― Со мной письмо только для мадам, ― ответил я, смеясь. ― Генерал Лан говорил мне о мадам Беклемишевой, как об очаровательной женщине.

― И вы ей письмо вручите, очень надеюсь, ― сказал генерал. ― Для нее будет праздником увидеть вас; но, черт, каким образом занесло вас в эту пустыню?

Я объяснил возникшее желание посмотреть соляные озера.

― Вы очень хороши, ― сказал он, качнув головой. ― Испытывать такие вот желания без принуждения! Ничего такого занимательного здесь нет; однако, я в вашем распоряжении.

― Генерал Лан предрекал мне, что вы, скорей всего, окажете такую любезность.

― А! Вы знаете Лана, одного из моих добрых друзей, превосходного человека! Вы хотите объехать озеро?

― Не достаточно ли наполовину?

― Прекрасно; завтра, если хотите, в 10 часов утра, немного раньше или немного позже, по вашему выбору, мы сядем на коней. Наш экипаж отправится ожидать вас на той стороне, на казацкой линии. Там вы найдете его со всеми вашими вещами.

― Наши вещи ― палатка и мешок со спальными принадлежностями; как видите, они не громоздки. Более затруднительно другое: у нас нет экипажа; возможно, в этот час наша телега находится в пути к своему ангару с лошадьми последней станции.

― Тогда, ― ответил генерал, ― лучше едем верхом на Бестужев-Богдо[275]. Мой тарантас находится в Ставке-Карайской; вы едете в нем до Царицына и там оставляете; в свою очередь, я беру его, чтобы вернуться в Астрахань тогда же, когда приедете вы. Что же до вашей палатки и ночного мешка, навьючим их на лошадь, и найдете вещи на Бестужеве-Богдо.

Смеясь, мы переглянулись, Муане и я; привыкли в России улаживать дела таким вот способом. Это ― врожденное чувство гостеприимства, которое очень легко обнаружить у русских, когда выясняется, что нужно оказать услугу путешественнику.

― Согласен, ― ответил я генералу, протягивая ему руку.

― Теперь, ― поинтересовался он, ― что я смог бы прислать вам с моей кухни?

― Сегодня абсолютно ничего, но завтра ― на ваше усмотрение; вы знаете ресурсы края, приехали нас отыскать, тем хуже для вас.

― Ну и хорошо! На чем вы собираетесь спать?

― На земле; это менее тяжко, чем на кроватях станций. У нас есть венгерки, тулупы и одеяла; это все, что нужно. Вам только придется позаботиться о нашем друге Муане, он ― неженка. И предупреждаю, любитель теплых стран, который больше любит тень пальм, чем тень елей.

― Вы попадете в теплынь по другу сторону Кавказа.

― Тогда поспешим туда, ― сказал Муане. ― Проклятая страна, где холод прохватывает до мозга костей!

― Бросьте, Муане; генерал, он кашляет еще после простуды в июле.

Генерал указал Муане на дом, где остановился, и удалился. Мы обедали, констатируя превосходство эльтонских баранов над баранами других пород, мяса которых вкусили в России. На следующий день это превосходство было естественным образом разъяснено видом огромных отар, пасущихся в солончаковых прериях, что раскинулись на 200 верст. Они обладали достоинствами, какие есть и у наших баранов в Пре-Сале, в Нормандии, имеющими одну природу.

* * *

Мы зажгли большой костер из вереска перед входом в палатку, обращенную тыльной стороной к ветру, получая от огня только тепло; дым, такой же густой и черный, как дым от парохода, относило и вытягивало в сторону Астрахани.

Я писал весь вечер. В палатке был круглый стол, что держался на средней стойке. Впервые после отъезда из Франции на меня не давили ни стены дома ни перегородки вагона или переборки парохода. Впрочем, я испытывал тяготы бытия, чтобы поверить до конца, что нахожусь между Волгой и Уралом, и слева татары, а справа калмыки, что нахожусь между этими монгольскими племенами, пришедшими из Азии в Европу по стопам Чингисхана и Тимура Хромого.

Мы стали лагерем посередине казачьей линии, что окружает эксплуатируемые озера и служит цели гарантировать им защиту от грабежа бравых киргизов, воров в душе, ночью проскальзывающих между предельно сближенными постами, чтобы украсть соли. Эта казачья линия охватывает примерно 20 меньших озер того же свойства, если не той же формации, доходит до Каспийского моря и тянется вдоль него, замыкаясь в Астрахани ― узле охраны одновременно и соляных разработок, и рыбных промыслов. Когда я приготовился повалиться на свой тулуп, ко мне прибыл казак с посланием и великолепной белой папахой от генерала Беклемишева.

Папаха ― колпак из шкуры астраханского барана, имеющий форму колпаков наших гусар, но без жесткого каркаса. Папаха передавалась мне, чтобы в течение ночи я мог держать голову в тепле, а письмо объясняло мне назначение папахи. Этот роскошный колпак на голове генерала привлекал мое внимание, и два-три раза мои глаза машинально поднимались. По направлению моих взглядов генерал догадался, что я хотел бы иметь такой же головной убор; и он его прислал. Не смотрите дважды на вещь, которая принадлежит русскому, иначе он вам ее отдаст, сколько бы она ни стоила. Благодаря вниманию генерала Беклемишева с этой вот ночи, первой на биваке, я мог реализовать одну из режимных заповедей людей Востока ― держать голову в тепле. А благодаря ветру, дующему в щель и подстилающему палатку, сама собой складывалась другая ― держать ноги в холоде. Эти заповеди требуют обратное тому, что на Западе.

В девять часов утра следующего дня генерал Беклемишев прислал сказать, что нас ожидает завтрак. Мы тотчас отозвались на приглашение. Выйдя из-за стола, увидели оседланных и взнузданных коней, навьюченную палатку и готовый эскорт. Употребили три часа, чтобы берегом озера описать огромный полукруг. Там всюду один и тот же вид: неизменно ― вереск, краснеющий по мере приближения к соленой воде. Думали, что он в цвету; ничуть, это сама поросль меняет окраску. Нигде ни островка на огромном пространстве воды, вытянутом на 3,5 лье в длину и 2 лье с лишним в ширину.

Каждые 10-12 верст мы встречали небольшие казачьи посты из трех человек с маленькой конюшней на трех лошадей. Этих столь крохотных постов было достаточно для охраны озера. Мессье киргизы никогда не позволяют себе атак с оружием в руках, как поступают черкесы и лезгины. Мы остановились около двух часов после полудня на берегу второго озера, у которого нет названия, хоть имеет пять лье в окружности. Оно расположено примерно на полпути от озера Эльтон к озеру Бестужев-Богдо. Обед был приготовлен под нашим тентом, который опередил нас и обнаружился на берегу озера.

Ничто не может дать даже представления ― не могу удержаться, чтобы не вернуться к этой теме, ― о глубокой меланхолии, которую навевают эти беспредельные степи, гладкие, как море в дни покоя, не предлагающие путникам даже развлечения бурей, только бы не песчаной. Правда, мы повстречались со степью не в лучшее время года, а тогда, когда ее иссушили первые зимние ветры. Весной, когда полынь зелена, ромашки желты, вереск розов, это больше не степи, это ― прерии.

Обед окончен, еще три часа дня, и, торопя коней, мы смогли отправиться в деревню Ставка-Карайская, в маленький посад примерно из 40 домов; таким образом, вечером следующего дня можно было попасть в Царицын.

Посад Ставка-Карайская, как я только что сказал, состоит примерно из 40 домов, из которых шесть-восемь принадлежат администрации и служащим. Остальными владеют армяне, некоторые дома оборудованы под гостиницы. Там находятся на постое все русские офицеры, командиры этой части казачьей линии. Так вот, вечером у меня была обставленная комната. Гарнитур этой комнаты состоял из соломенного стула, деревянного канапе, стола, накрытого вощеной холстиной, портрета императора Александра. Его и его семьи, в пару портрету Наполеона I, в золотых эполетах из фольги.

Наш ужин, по команде генерала, был организован в местном ресторане. Этот ресторан располагает бильярдом, что слывет на линии одним из высших видов развлечения в Ставке-Карайской. Поэтому бильярд всегда заказан на два-три дня вперед. И в самом деле, чем еще заниматься двум десяткам офицеров, изолированным среди степей, на просторах без дичи, у озера без рыбы? С них хватает развлечения наблюдать добычу соли. Это, может быть, интересно в первые часы, но через месяц воспринимается как монотонный процесс. А через год ― судите сами!