Олег Пленков - Гибель вермахта

• Название: Гибель вермахта
• Автор: Олег Пленков
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Военная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-01994-1

Абстрагируясь от агрессивных планов Гитлера, следует признать грандиозность его завоеваний и военных успехов — бесспорно, они значительнее наполеоновских. Но немцы, обладая лучшей армией в мире и в Первую и во Вторую мировые войны, все же обе эти войны проиграли. Понять причины этих поражений, пользуясь категориями исключительно военными, нельзя по той причине, что в XX веке как раз в оперативном, тактическом отношении немецкая армия была на 20-25 лет впереди своих соперников.

Тем не менее, Третий Рейх, благодаря невероятным усилиям советского народа и его союзников, рухнул. Но если немцы от своего поражения, в конечном счете, выиграли, то Советский Союз, несмотря на победу, на долгие годы погряз в трясине имперской политики и до предела идеологизированной общественно-политической жизни. Иными словами, немцы смогли извлечь для себя больше пользы из поражения, чем наша

страна — из победы…

---

22 апреля состоялось последнее обсуждение положения на фронте у фюрера. На этом заседании Гитлер объявил о своем решении застрелиться, но распорядился оборонять Берлин до последнего солдата. Перед самоубийством Гитлер назначил президентом адмирала Карла Деница, а канцлером — Геббельса. Гросс-адмирал Дениц стал в последние недели Третьего Рейха фаворитом Гитлера, во-первых, по причине его беспрекословной лояльности, а во-вторых, из-за того, что Гитлер рассматривал последнее поколение подлодок как наиболее многообещающее оружие возмездия. Среди критически настроенных морских офицеров Деница именовали «гитлерюнге Квекс», по имени юного нацистского героя-фанатика из пропагандистского фильма о ПО{828}.

В Берлине на момент начала советского штурма находились различные части фольксштурма, подразделения LVI танкового корпуса, зенитные батареи. Всего Берлин обороняло 45 тысяч немецких солдат разных родов войск, среди них много добровольцев Ваффен-СС из Франции, Голландии, Бельгии, Норвегии и Латвии. Кроме того, было 40 тысяч солдат фолькештурма и 4 тысячи — из гитлерюгенда. Из тяжелого оружия у обороняющихся было 40–50 танков. На Берлин при этом наступало 2,5 миллиона советских солдат.

Собственно, «цитадель» и бункер Гитлера обороняли эсэсовцы под командой бригаденфюрера Монке; в этом подразделении были французские добровольцы из 33-й гренадерской дивизии Ваффен-СС «Карл Великий» (Charlemagne) и латыши 15-й гренадерской дивизии Ваффен-СС{829}. Интересно, что некоторые французские эсэсовцы спаслись, представившись насильственно мобилизованными из среды угнанных на работы в Германию. Позже советские солдаты научились отличать эсэсовцев по татуировке на руке с указанием группы крови.

2 мая эсэсовцы взорвали тоннель метро, что привело к поступлению воды из Ландверканала. Взрыв привел к разрушению тоннеля и заполнению его водой на 25-километровом участке. Сведения о количестве жертв этого подземного наводнения различны — от 50 человек до 50 тысяч. Более достоверными выглядят данные о том, что под водой погибло около 100 человек. На самом деле вода распространялась довольно медленно, и у людей было время выбраться из тоннеля. В большинстве мест вода едва достигала полутора метров глубины. Вполне вероятно, что многие из погибших, чьи тела впоследствии поднимали на поверхность, на самом деле умерли не от воды, а от ран и болезней еще до затопления тоннеля. Все трупы затем смешались, и определить точное количество погибших под землей оказалось практически невозможно. Некоторые трупы определенно принадлежали эсэсовцам. Скорее всего, их похоронили вместе с останками других людей (в количестве около 150 человек) на еврейском кладбище на Гросс-Гамбургерштрассе{830}.

До сих пор неизвестно, какие потери понесло гражданское население во время битвы за Берлин. Основываясь на среднестатистических вычислениях, можно сказать, что погибло около 100 тысяч гражданских лиц. По меньшей мере, 20 тысяч погибло от сердечных приступов, около 6 тысяч совершили самоубийство, остальные были либо убиты во время артобстрелов или уличных боев, либо позже умерли от ран. Около 100–200 тысяч немок в Берлине подверглись насилию.

Что касается военных потерь с немецкой стороны, то о них, так же, как и о потерях среди гражданского населения, точных сведений нет. Поданным советской стороны — более 100 тысяч убитых красноармейцев в боях от Одера до полного захвата Берлина. Конев, правда, называл другую цифру — 150 тысяч{831}. С 16 апреля до 8 мая фронты Жукова, Рокоссовского и Конева потеряли 304 887 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Практически, битва за Берлин стоила жизни полумиллиону человек{832}.

Считается, что грабежи и изнасилования продолжались в Берлине в течение двух недель после его захвата, но это не так. Даже почти три месяца спустя после победы, 3 августа, Жуков был вынужден издать приказ о борьбе с проявлениями хулиганства, физического насилия и других «скандальных проступков» советских солдат по отношению к гражданскому населению Германии{833}.

Одной из причин, почему Германия воевала так долго и ожесточенно, является тот факт, что немцы были убеждены — поражение в войне означает «тотальную катастрофу». Иными словами, немцы верили, что их страна полностью будет подчинена другому государству, а все солдаты и офицеры, взятые в плен, проведут остаток жизни в Сибири. Однако когда сопротивление Германии было сломлено, а Гитлер покончил жизнь самоубийством, поведение немцев радикально изменилось. Причем оно изменилось настолько, что вызывало удивление даже у советских военнослужащих. Советская сторона ожидала от немцев чего-то вроде партизанской войны (подобно той, которая развернулась в СССР) и была шокирована послушанием немцев. Серов докладывал Берии, что местное население проявляет безоговорочное повиновение. Солдаты Красной армии приходили в изумление от того, каким образом немцы создавали коммунистические символы. Они вырезали из нацистского знамени свастику и вывешивали на улицах дырявое красное полотнище. Злые на язык берлинцы называли подобное явление «Хайль Сталин»{834}.

1 мая к Чуйкову под белым флагом прибыл генерал Кребс, комендант Берлина. Он немного говорил по-русски и с невыразимой наглостью попытался заговорить с Чуйковым на равных, начав разговор с общих тем: «Сегодня Первое мая, великий праздник для обеих наших наций…» Чуйков быстро нашелся и саркастически сказал: «У нас сегодня великий праздник, а как там у вас — трудно сказать»{835}.

ЭПИЛОГ

«Все войны когда-нибудь прекращаются, но ни одна не кончается».

(Франц Кафка)

«Bewahre uns der Himmel vor dem Verstehen. Es nimmt unserem Zorn die Kraft, unserem Haß die Würde, unserer Rache die Lust und noch unserer Erinnerang die Seligkeit».

(Artur Schnitzler) [23]

«Победа союзников в 1945 г. была не победой над Германием, а победой в войне за Германию».

(Герхард Шредер, бундесканцлер ФРГ)

«Die Leute, die unsere Geschichte zuschaufeln wollten, haben sich als ihre Ausgraber erwiesen».

(Hans-Magnus Enzensberger)[24]

Роберт Конквест в книге о коллективизации в СССР — «Жатва скорби» — писал, что рассматриваемые события оплачены страшной ценой, по двадцать человеческих жизней, притом не за слово, а за каждую букву в его книге. Если развить эту необычную метафору по отношению к Второй мировой войне, то за каждым знаком в этой книге — больше шестидесяти погибших в войну людей.

Что касается Германии (эта книга, собственно, о ней), то из этого огромного количества погибших на Восточном фронте погибло или пропало без вести 2,7 миллиона немецких солдат — каждый второй погибший на войне немецкий солдат. До марта 1942 г. война на Восточном фронте поглотила треть немецкой армии на Востоке: число раненых, убитых, пропавших без вести и пленных достигло 1 миллиона. До конца марта 1945 г. эта цифра выросла до 6 172 373 немецких солдат{836}. 8,7 миллиона немецких солдат побывало после войны в плену.

Перед лицом столь значительных жертв весьма затруднено обращение к наиболее щекотливой проблеме — к оценке эффективности немецкой военной организации во Вторую мировую войну. Дело в том, что в общественном мнении (по крайней мере, в России и в Германии) по-прежнему преобладает справедливое убеждение в преступном характере войны, а по отношению к преступлению неприменимы какие-либо дифференцирующие и аналитические суждения… Один из принципов историзма гласит, что история — это процесс. Этот принцип весьма продуктивен с точки зрения актуальных выводов: понять процесс — не значит согласиться с ним или поверить, что благодаря ему мир стал лучше. Но это помогает объяснить наш мир. Более того, если есть интересный предмет исследования, то рано или поздно по поводу этого предмета обязательно будут иметь место какие-либо суждения. Поэтому прибегать к искусственным ограничениям в этой области не следует, поскольку ограничения в итоге принесут еще больше вреда.

Недавнее прошлое часто оказывалось благодатной почвой для примитивных мифов, влияние которых лишь усиливалось, если их достоверность не ставилась под сомнение учеными. Последние, впрочем, также могут увлечься и представить картину скорее желанную, а не действительную. Специалист по истории Великой Французской революции Ричард Кобб писал: «Историк должен быть бесконечно любознательным и пытливым, постоянно пытаться раскрыть чужие тайны, преодолеть границы класса, национальности, поколения, эпохи и пола. Его главная цель — оживить мертвых. И, как американский «похоронных дел мастер», он может позволить себе несколько профессиональных ухищрений: здесь чуть-чуть помады, там мазок карандашом, немного ваты за щеку — все, чтобы результат выглядел убедительно»{837}. В конечном счете верховным судьей в суждениях историков является время, которое и выносит приговор; но он также не может быть окончательным, а меняется в зависимости от многих обстоятельств.