Олег Пленков - Гибель вермахта

• Название: Гибель вермахта
• Автор: Олег Пленков
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Военная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-01994-1

Абстрагируясь от агрессивных планов Гитлера, следует признать грандиозность его завоеваний и военных успехов — бесспорно, они значительнее наполеоновских. Но немцы, обладая лучшей армией в мире и в Первую и во Вторую мировые войны, все же обе эти войны проиграли. Понять причины этих поражений, пользуясь категориями исключительно военными, нельзя по той причине, что в XX веке как раз в оперативном, тактическом отношении немецкая армия была на 20-25 лет впереди своих соперников.

Тем не менее, Третий Рейх, благодаря невероятным усилиям советского народа и его союзников, рухнул. Но если немцы от своего поражения, в конечном счете, выиграли, то Советский Союз, несмотря на победу, на долгие годы погряз в трясине имперской политики и до предела идеологизированной общественно-политической жизни. Иными словами, немцы смогли извлечь для себя больше пользы из поражения, чем наша

страна — из победы…

---

Вскоре Гитлеру представилась такая возможность, причем при довольно благоприятных условиях. Дело в том, что абвер разведал дату начала десанта. Как выяснили немецкие разведчики, оповестить французских партизан о начале вторжения решено было по радио. Руководители Сопротивления должны были слушать французские передачи Би-би-си 1, 2, 3, 15 и 16 числа каждого месяца, обращая внимание на кодовые слова, а именно — на стихотворение Поля Верлена. Если читали первую половину его стихотворения об осени, это означало, что вторжение начнется через 48 часов. С этого момента нужно было слушать все передачи. Если зачитывали вторую половину стиха, это означало, что вторжение начинается. Абвер разгадал этот замысел, и Канарис вскоре выучил наизусть это замечательное стихотворение:

Le saglots longs
des violins
de l'automne
Blessent mon coeur
d'une langeur
monoton[8]

1, 2 и З июня по радио передавали только первую часть стихотворения (десант по погодным условиям откладывали), а 5-го, в 21.15, за первой строкой последовала и вторая. В абвере все отследили и передали по команде, но реакции не последовало — командование группы армий «В» не подняло по тревоге 7-ю армию и сделало ее жертвой мощного десанта. Фельдмаршал фон Рундштедт не поверил информации, сказав: «Не станет же Эйзенхауэр объявлять о наступлении в передачах Би-би-си». Таким образом, блестящая работа абвера оказалась бесполезной{366}. По неизвестной причине боевую тревогу объявил только командир 15-й армии генерал-полковник Ганс фон Зальмут. В день вторжения на Западе почти не было немецкой авиации, поэтому у Эйзенхауэра была полная воздушная монополия: 3467 тяжелых бомбардировщиков, 1645 средних, легких и торпедоносцев, 5409 истребителей и 2316 транспортных самолетов. Эта армада 6 июня совершила 14 674 вылета. Потери составили 113 самолетов. Соотношение сил в самолетах было 1:50{367}.

Немецкая общественность узнала о вторжении в полдень из сообщения по радио и из экстренных выпусков газет. Несмотря на то что этого известия ждали давно, оно стало неожиданностью{368}. Однако вместо ужаса и ощущения катастрофы неожиданно распространилось чувство облегчения — сказалось невыносимое напряжение последних месяцев. Вторжение союзников на Западе моментально оказалось в центре внимания, его интенсивно стали обсуждать — все остальные проблемы моментально отошли на второй план. СД передавала, что настроение немецкой общественности было на таком же подъеме, как в дни французского похода весной 1940 г.: большинство немцев надеялось, что вторжение изменит положение в стране к лучшему, что бесконечные бомбежки, наконец, прекратятся и настанет долгожданная определенность{369}. Русская эмигрантка Раиса Нератова, жившая в тот момент в Берлине, вспоминала: «Когда началось вторжение союзников в Европу, наш преподаватель латыни пришел на занятие в приподнятом настроении и, сияющий, воскликнул, подняв указательный палец: «Наконец! Теперь они убедятся, что Германия непобедима»{370}. Немецкий летчик-ас Адольф Галланд также отмечал в мемуарах, что когда первые известия о крупной англо-американской высадке подтвердились и стало ясно, что вторжение, которое должно решить судьбу Германии, началось, то первой реакцией было чувство облегчения{371}.

Борман, в ожидании усложнения обстановки, распространил по партийным организациям предупреждение об усилении бдительности и возможности более интенсивных бомбежек. В инструкции Бормана говорилось даже о том, что гражданские железнодорожные перевозки, возможно, будут прекращены. Когда же ничего такого не произошло, то все были приятно удивлены: к худшему жизнь не переменилась. В обстановке такой беспричинной эйфории в немецкой общественности известие о сдаче вермахтом Рима (16 июня 1944 г.) прошло практически незамеченным, что и констатировала С.Д. Приподнятое настроение немцев, однако, держалось недолго: немецкой общественностью большие надежды возлагались на 30 океанских подводных лодок Кригсмарине, которые 6 июля для борьбы с флотом вторжения ввели в устье Сены; но до августа эффект от действий подводников был невелик — ими было потоплено 16 десантных судов, при этом 20 субмарин было потеряно. Столь же незначительный эффект имели и минные лодки с дистанционным управлением и «мйниподлодки» с одной торпедой. Все эти меры, несмотря на частичный эффект, существенно не повлияли на развитие операции «Оверлорд» (высадка союзников в Нормандии). Немцы стали сравнивать сложившуюся ситуацию с Первой мировой войной, когда вмешательство американцев также имело решающий характер. Общественные настроения в Германии вновь улучшились при известии о первых удачных запусках Г-7, которые были осуществлены 16 июня — люди опять стали верить в перспективу улучшения положения. Этот подъем общественных настроений также был непродолжительным.

Между тем союзники СССР получили возможность по-настоящему понять и оценить вермахт после 6 июня 1944 г. Шпеер писал, что если битвы на Восточном фронте убедили Гитлера в том, что перед ним решительный и стойкий противник, то сражения с войсками западных государств лишь усилили его уверенность в их небоеспособности. Эту веру Гитлер сохранил до последних дней войны{372}. Даже после побед, одержанных союзниками в Африке и Италии, он по-прежнему был убежден в том, что их солдаты не выдержат первой же сильной атаки и бросятся бежать. Гитлер считал, что демократия ослабляет народ, и что при демократии не может быть сильной армии. Как ни странно, исторический опыт пока не опроверг это суждение.

Чтобы скрыть действительную слабость немецкой оборонительной системы на Западе, Гитлер приказал в течение 1942 г. завершить строительство укреплений на побережье Ла-Манша; там возникли гигантские железобетонные сооружения. Но закончить это строительство не удалось, не говоря уже об оснащении этого «Атлантического вала». Он создавался в 1940–1944 гг. от Дании до Испании — для предотвращения вторжения — и представлял собой линейную систему укреплений без эшелонирования в глубину; поэтому он не был серьезным препятствием для вторжения союзников в Германию с Запада. Генерал Ганс Шпайдель писал, что решение Гитлера любой ценой удержать береговую линию уходило корнями в его боязнь уронить свой престиж, как это было в случае со Сталинградом, в сражениях на Дону, в Крыму и в Италии. Генерал вспоминал слова Фридриха Великого: «Недалекие люди хотят оборонять все; разумные люди сосредотачиваются на главном». Преимущество немцев в маневренности было отброшено в угоду фронтальной обороне побережья. Между тем по задействованному личному составу и вооружению «Атлантический вал» был не более чем тонкой линией без глубокого эшелонирования или значительных резервов. Сухопутные войска союзников значительно превосходили силы немцев не только численно, но и мобильностью{373}. Технические приготовления к вторжению были чрезвычайными — американские и английские инженеры преуспели в создании вещей, которые ранее казались невозможными. Особенно большую роль сыграли искусственные гавани, которые сделали операции по высадке и снабжению не зависящими от захвата портов. По дну Ла-Манша был даже проложен трубопровод для перекачки топлива. Большую пользу принесли и искусственные взлетнопосадочные полосы на импровизированных аэродромах. Сила правого дела способствовала тому, что удалось полностью избежать, казалось, неизбежных трений и напряжения между союзниками по коалиции{374}.

Концепция завоевания Западной Европы была впечатляющей и грандиозной. Союзники на 5300 кораблях должны были двинуться из разных морских портов Великобритании через Ла-Манш. Три воздушно-десантные дивизии перебросили по воздуху в Нормандию. Шесть пехотных дивизий — три американские, две английские и одна канадская — должны были атаковать немецкую оборону между Шербуром и Канном. 107 тысяч солдат, 14 000 военных машин и 14 500 тонн грузов нужно было доставить на открытый берег в течение первых 48 часов{375}.

На береговых укреплениях и в нескольких километрах от берега размещалось восемь немецких дивизий — от Канна до Шербура. Сильные части 352-й дивизии вермахта, о которых не знала англо-американская разведка, образовали оборонительный пояс на участке берега, фигурировавшем в сводках союзников как «Омаха-бич». Именно здесь союзники понесли самые тяжелые потери при высадке, поскольку на этом участке наступающих встретил плотный огонь первоклассной дивизии вермахта, ядро которой составляли ветераны Восточного фронта{376}. Развитие событий на этом участке подтвердило правоту Роммеля, который настаивал на максимально близком к берегу расположении немецких войск. Отстаивая на одном из совещаний свой план, Роммель заявил: «Если мы не сможем разбить противника сразу после его высадки, мы никогда не сможем совершить еще одно продвижение из-за его превосходящих военно-воздушных сил… Если мы не сможем дать отпор врагу в море или сбросить его с материка в первые сорок восемь часов, то вторжение удастся, и война будет проиграна из-за недостаточного стратегического резерва и полного отсутствия у нас флота и военно-воздушных сил»{377}.