Чарльз Сноу - Портреты и размышления

• Название: Портреты и размышления
• Автор: Чарльз Сноу
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Публицистика
• Год: 1985

Чарлз Перси Сноу (1905–1980) — один из крупнейших английских писателей-реалистов XX века, видный общественный и государственный деятель, ученый-физик — знаком нашему читателю по романам «Наставники», «Коридоры власти», «Смерть под парусом» и др.

Менее известно публицистическое наследие Ч. П. Сноу. В сборник включены статьи и выступления в защиту мира, его знаменитая лекция «Две культуры», очерки о выдающихся писателях XIX и XX вв., эссе по проблемам науки и культуры.

---

Дядя умирает, разделив по просьбе Ральфа предназначенную для него долю наследства пополам и оставив половину Изабель. Ральф пытается объяснить свой поступок желанием предоставить Изабель возможность свободно распоряжаться своей жизнью и самому посмотреть, что из этого выйдет. В книге сказано, что наследство сделало Изабель богатой. Действие происходит в 70-е годы прошлого столетия, и фактическая сумма составляет от шестидесяти до семидесяти тысяч фунтов.

Теперь на Изабель стали смотреть как на добычу охотники за приданым. Приехав в Италию, она попадает в ловушку к одному из них. Это американский экспатриант, на которого Европа оказала, в соответствии с представлениями Джеймса, развращающее влияние; эстет, единственное занятие которого состоит в том, чтобы шлифовать свой вкус. Изабель хочет найти своей свободе самое достойное применение. В этом она похожа на самого Генри Джеймса, но он имел то преимущество, что нашел свое призвание в искусстве, которое обеспечило ему также и материальную независимость. Она такой возможности лишена. Лучшее, что она может сделать, — выйти замуж за этого человека и устроить его жизнь.

Это брак, обреченный на неудачу, блестящее описание которого составляет завершающую часть романа, пронизанную чувством горечи. Муж начинает ненавидеть Изабель. Ее прежнее восхищение его тонкостью исчезает, также уступая место ненависти. Он полон решимости сломить ее волю, но Изабель слишком сильна. В главе, которую сам Джеймс считал лучшей в романе, говорится, как поздно ночью в просторной гостиной римского дворца, который она купила для мужа, Изабель размышляет о том, что заставило ее отдать ему предпочтение и к чему это привело ее.

«Он был беден, одинок и притом наделен душевным благородством — вот что вызвало в ней интерес, и она усмотрела в этом перст судьбы… Теперь-то она понимала, не будь у нее денег, ей было бы ни за что не решиться на брак с Озмондом… По сути, деньги с самого начала легли бременем на ее душу, жаждавшую освободиться от их груза, оставить его на чьей-нибудь более приуготовленной к этому совести. А мог ли быть лучший способ облегчить собственную совесть, чем доверить их человеку с самым безупречным в мире вкусом?..

Она и сейчас еще остро ощущала тот недоверчивый ужас, с каким рассматривала свое жилье. Меж этих четырех стен она и существовала с тех пор, до конца дней они будут окружать ее, в этом царстве мрака, царстве немоты, царстве удушья… Разумеется, речь шла не о каких-либо физических мучениях, от них она сумела бы себя оградить. Она вольна была уходить и возвращаться; никто не лишал ее свободы, муж ее был отменно учтив. Но как серьезно он к себе относился — от этой серьезности мороз пробегал по коже. Под всей его культурой, разнообразными способностями, приятным обхождением, под всем внешним благодушием, непринужденностью, знанием жизни притаился эгоизм, как змея на поросшем цветами склоне».

Это печальная сцена. Хотя Изабель сама не свободна от эгоизма, свойственного ей как девушке честолюбивой и самоуверенной, но по натуре она щедра и великодушна. Вся глава в целом — выше приведен лишь небольшой отрывок из нее — дает представление о молодой женщине, почти лишенной инстинктивного понимания мужчин, такой женщине, которая даже после всего пережитого мало чему научилась. В сущности, нет необходимости разделять высокое мнение Джеймса об этой главе. Процесс самоуглубленного размышления передан в ней не совсем удачно, да и написана она тяжеловато, не в пример большинству других глав романа. Что здесь действительно хорошо передано — это почти полное отождествление автора с героиней и владеющее им чувство неудовлетворенности, пока еще не осознанное.

Тем, кто не знаком с книгой, приведенная цитата не может дать о ней точного представления. Роман в целом написан блестяще, лучше, чем любое произведение Джеймса из тех, что появились в дальнейшем (лишь некоторые рассказы и статьи могут в какой-то мере с ним сравниться). Диалоги, написанные на редкость убедительно, хотя и в несколько стилизованной манере, часто блещут неподдельным остроумием. Когда его не одолевала необходимость трудиться в поте лица, Джеймс мог быть и живым, и занимательным, и в этом романе он именно таков. Особенно любопытно вот что: пусть героине недостает проницательности, пусть она кажется нам, столетие спустя, лишенной элементарного чувства реальности, и тем не менее мы знаем, что и сейчас еще существуют похожие на нее девушки, и она сохраняет всю свою жизненную убедительность.

Вскоре после того, как «Женский портрет» вышел в свет отдельным изданием, умерли один за другим отец и мать Джеймса. Через двадцать лет аналогичное событие произошло в жизни Пруста (еще одно совпадение). Но, хотя Джеймс тяжело переживал утрату, его скорбь не идет в сравнение с той прострацией, в которую впал Пруст после смерти матери. Потеряв родителей, Джеймс взял на себя все заботы о больной сестре, чей рассудок временами находился под угрозой. Теперь он мог навсегда остаться в Англии.

Когда ему было за сорок, он мог, казалось, служить образцом преуспевающего литератора. Так думали его собратья по перу. «Женский портрет» получил прекрасные отзывы в прессе. В деньгах Джеймс не нуждался и смог переехать в великолепные апартаменты с окнами, выходившими на Кенсингтон-гарденз{158} — вид, вполне отвечавший его вкусу. Он должен был сознавать, и, как свидетельствуют документальные источники, действительно сознавал, что достиг всего, ради чего трудился. И однако его терзало необъяснимое внутреннее беспокойство.

Для беспокойства имелись простые причины. Достигнутое материальное благополучие было шатким — его не оставляли заботы писателя, живущего своим пером. Американский издатель Джеймса обанкротился, и он потерял большую часть своего заработка за целый год. Еще хуже было то, что романы, созданные им в 80-е годы, были приняты далеко не так благосклонно, как «Женский портрет». Он вложил в «Бостонцев»{159}, «Княгиню Казамассима»{160} и «Трагическую музу»{161} всю силу своего дарования, однако его почитатели сочли их неудачными. Он недаром был искусным теоретиком и потому смог воздвигнуть вокруг своих книг сложную систему оборонительных сооружений, но в глубине души, по-видимому, чувствовал, что было что-то ошибочное в самой их основе.

Джеймсу пришлось столкнуться с двумя неприятными практическими проблемами. Журналы больше не изъявляли прежнего желания печатать его произведения — статьи и рассказы, — которыми он наводнял литературный рынок. Еще труднее ему было отмахнуться от того, что доходы от издания его книг не покрывали даже тех мизерных авансов, которые предоставляли ему американские и английские издатели. К его досаде, авансы стали уменьшаться. Он не сумел завоевать широкой публики, внимание которой могло бы служить для него поддержкой в эти годы, не говоря уже о денежной стороне вопроса. Сам того не сознавая, он страдал от чего-то большего, чем профессиональные неудачи. В нем развивалось глубоко тревожное состояние. Оно еще не подверглось кристаллизации в стендалевском смысле слова. По Стендалю, тревога и недовольство могут так же кристаллизоваться, как и любовь. Очень медленно, почти неощутимо, этот процесс, судя по всему, совершался и в Джеймсе.

Проследить его помогают мельчайшие признаки. Джеймс был шокирован встречей с Мопассаном и чтением его книг. Он отметил в своих записях, что грубая, неприкрытая чувственность не может дать ключа к пониманию людей. Она сводит на нет психологический анализ. Возможно, у Джеймса мелькнуло сомнение в своей правоте, и он заподозрил, что чтение его собственных книг могло бы привести к прямо противоположным выводам. Трудно утверждать это с уверенностью. Известно лишь, что для Джеймса в эти годы открылась возможность сближения с женщиной. Из этого ничего не вышло, о чем можно лишь сожалеть, так как равнодушие Джеймса принесло этой женщине много страданий.

Ее судьба вызывает сочувствие. Это была очень порядочная, одинокая, интеллигентная американка, чуть старше Джеймса, получившая такое же, как он, воспитание. Звали ее Фенимор Вулсон, она приходилась родственницей Фенимору Куперу. Она писала романы в традициях областнической школы{162}, которые пользовались в Америке довольно большим успехом, намного превосходящим тот, что выпал на долю Джеймса. Она была преданной почитательницей его таланта. Она ухитрилась познакомиться с ним и сразу же полюбила его. В Генри было много привлекательного для женщин. Он обладал тонкой восприимчивостью, в нем было что-то властное и чуть таинственное, Мужественность соединялась у него с мягкостью. Они совершали совместные поездки по Флоренции и Венеции, осматривая достопримечательности. Ни о чем не задумываясь, он беззаботно оказывал ей знаки внимания. Внимание было чисто платоническим — это не подлежит сомнению. Но у него были обходительные манеры. Он то отдалялся, то возвращался снова. После шестилетнего отсутствия он опять встретился с ней в Италии и вел себя так, что она приняла его ухаживания всерьез.