Владимир Архангельский - Ногин

• Название: Ногин
• Автор: Владимир Архангельский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Книга рассказывает о жизни и деятельности революционера Виктора Павловича Ногина.

---

Виктор Ногин распечатывал склады с оружием, где удавалось склонить охрану на сторону большевиков, и отправлял оружие на Невскую и Нарвскую заставы и в боевые дружины выборжцев. Он выступал в поддержку солдатских требований — освободить арестованных товарищей или предоставить отпуска тем, кто рвался в деревню, на родину, где крестьяне жгли помещичьи усадьбы и захватывали у барина землю и инвентарь.

В эти дни Ногин сблизился с Леонидом Борисовичем Красиным, который стоял во главе боевой технической группы ЦК и был, по словам Владимира Ильича, «ответственным техником, финансистом и транспортером» партии.

С Леонидом Красиным удалось решить три важных вопроса. Во-первых, наладить выпуск специальной газеты для солдат и матросов в столице. Такая газета — она называлась «Казарма» — вскоре стала выходить и просуществовала нелегально до 1907 года. Во-вторых, о самодельных бомбах. Группа Красина (Николай Буренин, Любовь Пескова и другие) начала выпускать такие бомбы для отпора «черной сотне», для баррикадных и уличных боев, для разрушения мостов и железнодорожных сооружений. Ногин посетовал, что нет хороших оболочек для бомб: их делали из труб и всяких коробок из жести — от консервов до ландрина. Красину удалось передать заводу «Парвиайнен» большой заказ на отливку чугунных муфт. Эти муфты и послужили оболочкой для бомб после небольшой обработки на токарных станках. Наконец у Леонида Борисовича нашлись и деньги на закупку вооружения. Да еще какие деньги — от фабрикантов Морозовых! Для питерской военной организации были использованы суммы, полученные от Саввы Тимофеевича Морозова, для московской — от мебельного фабриканта, внука Викула Морозова — Николая Павловича Шмита.

— Деньги с трагической окраской, если можно так выразиться, — сказал Красин. — Савва Тимофеевич вручил мне их на французском курорте Виши, а через день застрелился. Довели его родичи — отстранили от управления фабриками в Орехово-Зуеве, обвинили в симпатиях к Горькому, к революции. Жаль этого русского крепыша!.. А Николай Павлович субсидирует нашу газету «Новая жизнь» и помогает МК. Боюсь, что и ему придется пережить серьезные неприятности: история никому не дозволяет сидеть между двух стульев!

Ногин задумался. С Морозовыми у него были свои счеты.

— Только не смейтесь, Леонид Борисович, — сказал он. — А в этой пачке кредиток малая толика и моих денег: я ведь гнул спину на династию Морозовых. А мой брат Павел — он только вернулся из ссылки — и сейчас служит, у сыновей Викула Морозова!

— Это же замечательно! Пусть хоть десяток бомб будет изготовлен на деньги, присвоенные Морозовыми у династии Ногиных!..

На окраинах столицы рабочие обучались стрельбе и уличным боям. Руководители дружин уже присматривали мешки, ящики и бочки, чтобы пустить их в дело на баррикадах. Виктор назначал караулы кавказцев для охраны «Новой жизни», Центрального и Петербургского комитетов РСДРП, для охраны Ленина.

День за днем ходил теперь Ногин по острию бритвы: любая оплошность грозила виселицей. Ленин предложил партийцам уйти в подполье: он сохранял кадры для грядущих боев. Перешел и Виктор на положение нелегала. Теперь он появлялся то под фамилией Рукина, то Самоварова, то Радоновского.

Энергия его не иссякала, но почва в Питере уходила из-под йог. 26 ноября был арестован председатель Совета рабочих депутатов Георгий Хрусталев (Носарь). Этот присяжный поверенный чудом держался полтора месяца на таком высоком посту — человек крикливый и невежественный. Дутая эта фигура никак не соответствовала той роли, которую довелось ему сыграть в столице. А легендарную популярность доставляла ему падкая на сенсацию буржуазная пресса. Широкому читателю преподносили его фигуру в искаженном свете. Он объявлялся человеком вне партий. Но это был секрет полишинеля: весь рабочий Питер прекрасно знал, что идейной дамой его сердца был Троцкий. (Кстати, Хрусталев-Носарь после ареста и приговора к пожизненной ссылке на поселение проявил «признаки раскаяния». В марте 1907 года он бежал, участвовал от меньшевиков на V съезде РСДРП. Затем занялся аферами: французский суд слушал его дело о краже часов и белья и приговорил условно к году тюрьмы. Во Франции он поливал грязью всю политическую эмиграцию, которая, по его словам, на 95 процентов состояла из евреев. В 1919 году он состоял во главе «Переяславской республики» и стал бандитом. Его расстреляли при ликвидации восстания григорьевцев на Украине.)

Председателем Совета избрали Льва Троцкого. Этот великий путаник, топивший в хлесткой фразе любое важное дало, решил показать когти и опубликовал «Финансовый манифест». Питерские рабочие и все граждане столицы призывались не платить налоги, не вносить иные казенные платежи и забирать золотом вклады из сберегательных касс.

Руководство Совета угодило в тюрьму, власти закрыли восемь газет, в том числе и «Новую жизнь».

Ногин вошел во второй состав Совета от столичной организации большевиков. Но Совет уже заканчивал свою роль в Питере. Он обслуживал теперь безработных, открывал для них столовые и пытался выступить посредником между трудом и капиталом. Но хозяева продолжали локаут. Они закрыли предприятия, когда Совет узаконил введенный рабочими восьмичасовой день, и не хотели слышать ни о каком посредничестве.

Центром революционной борьбы стала в те дни Москва. 7 декабря там началась всеобщая стачка, и большевики призвали рабочих к восстанию. Город покрылся баррикадами, нужно было посылать на помощь восставшим оружие. И Ногин две недели занимался транспортировкой опасного груза.

Но отгремели бои на Пресне. Ленин был занят подготовкой к объединительному съезду. На местах надо было добиваться победы во всех крупных комитетах России. И старого подпольщика Ногина — организатора и практика — партия отправила в Баку, где меньшевики свили крепкое гнездо.

Оформлял документы по поручению Центрального Комитета Иван Адамович Саммер (Любич).

— Знаю, Виктор Павлович, вы предпочитаете работать на новом месте с хорошим товарищем, — сказал Саммер. — Я разделяю вашу точку зрения и позаботился об этом. Думаю, вас устроит уже привычная комбинация: два Виктора.

— Радус?

— Он самый. Кажется, вы еще больше сдружились в здешней военной организации. И одобряете его кандидатуру?

— Да.

— Итак, вы — Макар, Радус — Егор Длинный. Такие имена мы и сообщаем в Баку. По приезде войдете в комитет. Ну, а где работать, на месте договоритесь с Алешей Джапаридзе.

Бесснежный кавказский февраль 1906 года.

Из вагона вышли два Виктора — Ногин и Радус-Зенькович. И в полукружье большой бухты открылся им город нефтяников на лазурном берегу Каспия.

В природе начиналась весна: с голубого высокого неба щедро разливало тепло яркое солнце; легкий бриз шевелил ветви деревьев: почки уже набухли, и первая зелень собиралась пробудиться от зимней спячки.

И не кончилась еще «весна политических свобод»: на каждом перекрестке экспансивные южане покупали газеты любых направлений и шумно обсуждали последние новости с севера.

На широких просторах России многим казалось, что все безвозвратно погибло в обеих столицах: Декабрьское вооруженное восстание в Москве подавлено, Петербургский Совет рабочих депутатов разогнан, каратели не жалеют патронов, в тюрьмах и ссылках гибнут люди, чья жизнь была отдана революции. И старый, мудрый Плеханов сердито поучал тех, кто дрался на баррикадах: «Не надо было браться за оружие!»

Но Макар и Егор Длинный не дрогнули. Да и обстановка в Баку вселяла уверенность, что дело революции будет жить: рабочее движение не шло на убыль, конференции и собрания проходили легально. Власти держали оружие наготове, но в ход его не пускали: бурлила масса, а не «зачинщики», против которых реакция всегда знала одно испытанное средство — тюрьма и нагайка, Сибирь или виселица.

Встретил двух Викторов Прокофий Апрасионович Джапаридзе, которого друзья ласково называли Алешей. Похожий на цыгана — с пылающим огнем в агатовых глазах и с бородой, черной как уголь, — был он радушен, приветлив и не скрывал радости: в помощь ему прибыли два друга, способные проявить неиссякаемую энергию, преданные Ленину, наделенные геройской непреклонностью и апостольским даром служения революции.

И Алеша был им вровень: с умом ясным и с крепким большевистским сознанием.

Он сказал, что работать придется в трудных условиях. Среди нефтяников очень популярна весьма активная семейка Шендриковых: Лев, Илья, Глеб и балаболка Клавдия, прозванная «всечистой». Эта четверка образовала «Союз бакинских рабочих», от которого за версту несет полицейским социализмом. Охранник Зубатов подвизался в Москве, поп Гапон — в Санкт-Петербурге. Им унаследовали Шаевич в Одессе, Шендриковы — в Баку.

— До прошлого года златоуст Лев Шендриков «спасал» рабочих… от большевиков с наивной философией Барона из пьесы Горького «На дне»: «Господа, если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!» — говорил Алеша. — И «навевали» сны, уводили движение в ничто: выдвигали самые незначительные цеховые лозунги, требовали частичных уступок, восхваляли «примирительные камеры», где хозяева обманывали рабочих. А пока Лев и Клавдия шумели на митингах, Илья старался подкрепить свою политику делом. Затеял он получить субсидию от местных властей под свой «социализм». И, кажется, получил. Иначе на какие шиши построил бы он «образцовый» заводик, где должен царить мир между трудом и капиталом? Тем временем Глеб переметнулся от эсеров к меньшевикам, и те признали союз Шендриковых своей партийной организацией. И показали господа свое лицо: они сорвали лозунг о вооруженном восстании!