Владимир Романовский - Средневековый детектив

• Название: Средневековый детектив
• Автор: Владимир Романовский
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-1743-7

Дело убийства Рагнвальда в Новгороде и его расследование – один из поворотных моментов в русской истории. В событиях, связанных с ним, участвовали все основные силы Европы. Историки как правило уделяют больше внимания «делу четырехсот лучших мужей», событию, безусловно связанному и с Рагнвальдом, и с действиями Ярослава, но сведения, содержащиеся в «Списке Тауберта», ставят причину и следствие на свои места.

---

Когда стемнело, служанка ушла по обыкновению спать, а повар, тоже по обыкновению, ушел в город. Отсыпался он по утрам, а ночь проводил, очевидно, шатаясь по хорловым теремам и другим неприятным честной женщине заведениям.

Время тащилось, застывало, делало частые перерывы, и они становились все длиннее. Любава решила про себя, что ждет только до полуночи, а в полночь пойдет спать, и пусть Рагнвальд лопнет, и пусть несет свои писульки еще кому-нибудь, и пошел бы он в хвиту! А если он еще раз заявится, то она пригрозит, что расскажет Детину о его, Рагнвальда, несуразных преступных планах, а тот донесет до сведения Ярослава, кто и зачем собирается похитить у него жену. Свинья. Женокрад.

На какое-то время она впала в апатию и, сидя верхом на ховлебенке, думала, что ей все равно, пусть крадет кого хочет, она не будет его отговаривать, и пусть он провалится. Выйдя из апатии, она ужаснулась своим мыслям. Как же так! Ведь пропадет человек ни за что. Ведь он не чужой ей. Как можно! Пройдя в спальню, она хотела было помолиться, вспомнив, что именно так и нужно было поступить с самого начала, но ее отвлекли крики на улице. Окрики. Приказания. Подойдя к окну, Любава осторожно отворила ставню и выглянула.

Двое ратников с факелами склонились над телом. К ним приблизился третий. Предчувствуя неладное, не желая ни о чем думать, Любава заспешила вниз, отодвинула засовы, и выскочила на улицу.

Рагнвальда успели перевернуть на спину и теперь внимательно осматривали и обыскивали.

– Эй! – крикнула Любава.

– Тише, – сказал один ратник. – Не кричи. Тут у тебя под окном человека убили, а ты кричишь. Что теперь кричать. Кричать раньше надо было.

Где-то распахнулась ставня, и где-то еще скрипнула дверь. Люди стали выходить из домов.

– А, хорла, народ подтягивается, – сказал ратник. – Что делать будем?

– Надо доложить тысяцнику, – сказал второй.

– Надо ли?

– Да ведь дело-то какое. Строго-настрого сказано было новгородцам не задирать варангов. А варангам – быть учтивыми. И вот, пожалуйста. А нам выйдет нагоняй. Не уследили.

– Как это произошло? – спросила Любава срывающимся голосом. Она присела на корточки рядом с телом.

Лицо Рагнвальда исказилось в предсмертной вспышке гнева, глаза широко распахнуты, стеклянны, губы приоткрылись, рыжеватая борода в уличной грязи – упал он, судя по всему, на живот и на лицо.

– Да кто ж его знает, – начал было ратник, но второй ткнул его локтем.

– Не знаем мы, – отрезал он. – Были в дозоре. Смотрим – лежит.

– Где его сума? – спросила Любава.

– Не было с ним сумы.

Она резко подняла голову и посмотрела ратнику в глаза.

– Не было сумы, говорю тебе! Ведь правда, ребята?

– Закройте ему глаза, – сказала Любава, вставая и дрожа всем телом. – Изверги. Дрянь. Глаза ему закройте!

– Кто это его так? – с интересом спросил житель соседнего дома.

– Не было бы беды, – высказала мысль соседка. – Шведы подлые теперь окрысятся. Давеча подрался один с Кулачного Конца, со шведом, отходил его, за то, что он к его жене приставал, так с него аспиды посадниковы виру взяли. Слыхали? Жуть.

– А им, аспидам, только бы виру взять, – сказал еще один сосед. – Слышали небось, князь из Киева вызвал ковша, казной заведовать.

– Слышали, как не слыхать.

– Пока всех нас по миру не пустит – не успокоится, ковш этот, клещ омерзительный.

– Неужто действительно ковш?

– Да.

– Ох-хо-хойушки! Не, ну ты только подумай – везде эти ковши успеют.

– Падлючий народ, надо сказать. Надо бы ихний Киев спалить весь к свиньям. Чтобы до основания. Чтобы головешки одни остались.

– Да, как же. Мы его спалим – не отрицаю, это мы сможем, хоть завтра – а что будет потом, знаешь?

– Что же?

– А они всем городом к нам приедут.

– А мы их не пустим.

– А они хитростью. Намедни у бабки Крохи остановился один, мол, сиротинушка я, пусти меня, бабка, к себе. Она пустила. И все.

– Что – все?

– Оказался ковш.

– Ах он пес волосоногий!

– И то сказать! Объедал бабку Кроху, да так, что плюнула она в пол, да и уехала к своим во Псков. Так ведь на следующий же день к этому ковшу вся его родня аспидная прикатила! Человек двадцать!

– О! Это что, это ничего, в этом сути нет никакой! А вот у знакомого моего рыбака останавливался один…

– Ковш?

– То-то что нет. Хороший человек. – Рассказчик понизил голос. – С двумя женами. – Кругом заулыбались. – Так вот, рыбак говорил ему – не езди ты, парень, в Киев. А он в Киев собирался. А рыбак ему – не езди. А тот не послушал, поехал. Ну, молодому какой указ. Знаете. И вот что дальше было, а, люди добрые? А ушли от него жены его. Обе. К ковшу ушли! Охмурил их ковш. Обеих!

– Да ты не врешь ли? Где видано, помилуй…

– Зачем мне врать? Какая мне корысть, посуди сам.

– Вот твари подлые!

Тем временем прибыл поднятый с постели тысяцник.

– Чего собрались? – спросил он неприязненно, подходя к трупу.

– Да вот, мил человек, полюбуйся, – возмущенно сказал один из соседей. – Мы здесь все, за исключением, как есть честные купцы да ремесленники из всем известных. Платим мы твоим горлохватам дополнительную мзду, чтобы жилось нам на нашей улице в степени привольности, чтобы двери запирать надобности не было насущной. А они – вон чего. Не усмотрели!

– Оно конечно, – вмешался еще один сосед, солидный толстый купец. – Понятно, варанг – так ну его. Пусть. Не жалко. Но чтобы не на этой нашей улице! Пусть бы его на другой улице ухайдакали! Где за ночной покой не платят.

– Тише, – сказал тысяцник, оглядываясь встревожено. Впрочем, подумал он, не такой дурак этот толстяк. Все четверо ратников – славяне. При варангах он бы не стал так … смело … про них.

– Чей это дом? – спросил он.

И сразу дюжина перстов указала на Любаву.

– Вот она, хозяюшка, – для пущей доходчивости ехидно сказал кто-то.

– А наверное к ней и шел, – обвиняюще выразила чья-то жена.

– Нет, не может быть, – ответили ей. – К ней Детин ходит.

– Сам?…

Наступило молчание. Хотевшие было что-то сказать, язвительное, при упоминании Детина прикусили вдруг языки.

– Знаешь его? – спросил Любаву тысяцник.

– Да, – сказала она.

– Звали его как, знаешь?

Она помедлила.

– Рагнвальд, – ответила тихо но отчетливо.

– К тебе шел?

– Нет.

– Нет?

– Не знаю. Может и ко мне. Я спала. В дверь не стучали.

Тысяцник присел на корточки и сдвинул тесемки рубахи Рагнвальда вниз, приоткрывая грудь. Увидев нательный крест, он кивнул с таким видом, будто худшие его предчувствия оправдались.

– Стало быть, гробовщик и дьякон, – сказал он. – Нужны. Ну, орлы, давайте повозку, волочите его в церкву.

– В которую? – спросил один из ратников.

– Вон в ту, – тысяцник неприязненно показал рукой. – А вы, люди добрые, идите-ка спать, а то мало ли что. – Заметив на лицах сомнение, он добавил: – Пока варанги не узнали.

Это подействовало. Народ быстро разошелся по домам. Один из ратников побежал за повозкой.

– Эй, – Любава коснулась плеча одного из оставшихся ратников. Тот обернулся. – Зайди со мною в дом.

– Зачем?

– Нужно. Получишь пять сапов.

Ратник посмотрел на тысяцника, но тот расспрашивал двоих соседей, показавшихся ему наиболее сметливыми, которым он велел остаться.

Пройдя в спальню, Любава открыла сундук, вытащила кошель, отсчитала десять сапов, и вышла в гридницу, сжав деньги в кулаке.

– Пойдем со мною, – сказала она ратнику.

– Это куда же?

– Не очень далеко. Проводишь меня, получишь награду.

– Будет мне за это наказание.

– Не будет. Тысяцнику сейчас не до тебя.

И они пошли – квартал за кварталом, улицу за улицей, проулок за проулком. Светила луна, но в некоторых проулках дома стояли густо, палисадники были совсем маленькие, и темень стояла непроглядная. Ратник вытащил на всякий случай сверд.

Два раза Любава ошиблась направлением, но все-таки вышла к дому Детина в Троицком Конце.

– Теперь так, – сказала она ратнику. – Я стою вот здесь, в тени. Ты стучишь в дверь. Откроет тебе холоп. Ты скажешь, что тебе нужно срочно видеть хозяина дома, по поручению детинца. Скажешь, что поручение срочное, пусть разбудит хозяина. А когда выйдет хозяин, покажешь рукой на меня и пойдешь себе. Вот тебе пять сапов, и вот, видишь, еще пять, если все сделаешь, как я прошу. За ними придешь ко мне завтра. Понял?

– А если он … холоп … откажется будить?

– Дашь ему одну сапу. Вот тебе еще сапа. И попросишь у него метлу.

– Зачем?

– Он даст тебе метлу, а ты ему этой метлой по роже. И тогда он пойдет будить хозяина.

– А если все равно не пойдет?

– Ты дашь метлу мне.

– И ты его метлой по роже?

– Нет. Тебя.

– Такого уговору нету.

– А ежели нету, так я обо всем расскажу Детину завтра. И тебя посадят в темницу на три месяца. И будут каждый день ругать, плохо кормить, и больно пороть.

– Ладно, не серчай.