Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1929 № 09

• Название: Всемирный следопыт, 1929 № 09
• Автор: Михаил Зуев-Ордынец
• Издательство: Государственное Акционерное Издательское Общество «Земля и Фабрика»
• Жанр: Публицистика
• Год: 1929

СОДЕРЖАНИЕ:

Обложка художника А. Шпир. ¤ Злая земля. Историко-приключенческий роман М. Зуева-Ордынца. (продолжение). ¤ Изобретения профессора Вагнера: Чортова мельница. Серия научно-фантастических рассказов А. Беляева. ¤ Изгнанник джунглей. Рассказ А. Демезона. ¤ Полярные трагедии: Тайна двух норвежцев. Очерки Ал. Смирнова. ¤ Приключения трех натуралистов: Страшный зверь. Солнечник пятнобокий. Серия рассказов Воронина. ¤ Из великой книги природы. ¤ Следопыт среди книг. ¤ Галлерея колониальных народов мира: Лесные индейцы. Очерки к таблицам на 4-й странице обложки. ¤ Игра «Следопыт». ¤ Шахматная доска «Следопыта».

С 1927 по 1930 годы нумерация страниц — общая на все номера года. В № 9 номера страниц с 641 по 720.

Орфография оригинала максимально сохранена, за исключением явных опечаток — Гриня

---

Потом белые люди новели его по глухим тропам, через топи, долины и реки. Запуганный, забитый слоненок покорно брел за охотниками, с тоской глядя на мелькавшие по сторонам джунгли…

На третий день пути они очутились в большом шумном городе. С изумлением глазел Уппа на высокие дома. Он принимал их за каких-то исполинских зверей, перед которыми чувствовал себя маленьким и беспомощным. Пугливо озирался он по сторонам, ожидая, что гиганты вот-вот начнут двигаться и раздавят его, Уппу, как бывало отец топтал наглых гиен…

Они шли прямыми аллеями, обсаженными пальмами. Проходили мимо базаров, где кишела разноязычная пестрая толпа. В глаза его ударяло горячее солнце. Грохот повозок, гул голосов, мельканье незнакомых образов. Уппа был оглушен и окончательно сбит с толку. Он испытывал страстную тоску по молоку. Жажда палила его внутренности.

Наконец его привели в просторный сарай и поставили перед ним ящик с литровыми банками сгущенного молока. Осушив одну за другой двадцать банок, Уппа почувствовал блаженство. Он разлегся на мягком, устланном соломой полу и погрузился в сладкий сон, словно в нагретую солнцем коричневую топь. Он так любил барахтаться и кувыркаться в грязи болота рядом с дремавшей матерью. Слоны залезают в болота, чтобы покрыться слоем грязи, предохраняющим их от укусов насекомых.

* * *

Время шло. Уппе было уже около двенадцати лет. Он достигал двух метров в вышину. Ноги были несколько хилые, кожа дряблая. Он привык к жизни в неволе, и воспоминания о джунглях, о матери и отце постепенно гасли в его сознании, словно пламя костра, оставленное охотниками на сырой лесной поляне. Развитие его приблизительно соответствовало развитию четырехлетнего ребенка. Он был кроток, покорен и ленив, как почти все животные — рабы человека.

Аппетит слоненка возрастал непомерно. Он истреблял несметное количество ящиков сгущенного молока, подсчет которым приходилось вести на страницах правительственной приходо-расходной книги под рубрикой «разные расходы». Но пища эта была однообразна, да и выдавалась она ему не всегда аккуратно, случалось Уппе и голодать. Поэтому он увеличивался в росте и объеме не быстрее, чем ствол черного дерева в стенах оранжереи.

Его первый хозяин, молодой охотник, сын резидента германской колонии, уделял ему много времени и внимания. Когда обнаружилось, что кормление слоненка отзывается на государственном бюджете, он задался целью отучить Уппу от молока. Это оказалось нелегкой задачей. Слоненка перевели из сарая в козий загон, чтобы приучить питаться свежей травой и сеном. Но вскоре пришлось его оттуда убрать, так как он пробовал выдаивать хоботом обезумевших от страха коз и переломил хребет двум-трем козлятам, которые оказались его соперниками. Уппу перевели в отдельный загон неподалеку от дома его хозяина. Кадка с водой и охапка сена — вот его ежедневное меню. Лежа на солнце, Уппа предавался сладостным воспоминаниям о круглых банках из светлой жести, заменявших ему материнское вымя.

II. Уппа ищет хозяина.

Однажды утром Уппа напрасно поджидал своего хозяина. Молодой человек поспешно уехал в глубь Африки вместе со своим отцом-резидентом и немецкими чиновниками. Корпус франко-английских колониальных войск высадился на побережье, а известно, что когда десант разворачивает свои действия в какой-нибудь области, подданные враждебной державы спешат убраться прочь, увозя деньги, счетные книги, ценности и кое-какие письма, но никак не ручных слонов. Уппа в числе прочих трофеев перешел в ведение французской администрации, сменившей немецкого резидента.

Солдаты колониальных войск, принадлежавшие к племени, у которого был развит культ слонов, приносили Уппе охапки свежего сена, и он продолжал жить в своем загоне в стороне от превратностей мировой политики.

Пожилой французский чиновник, проживавший в городе, вдали от семьи, оставленной им в Париже, привязался к слону. Каждый день он навещал Уппу, приносил банки сгущенного молока, которые слон с жадностью опустошал. Он нанял негра, чтобы тот чистил Уппу, менял ему воду и задавал корм. Тоскующий по семье папаша находил некоторое утешение в общении с молодым слоном, который заменял ему его далеких детей. Он долго и нежно говорил с Уппой, называл его уменьшительными именами своих сыновей, почесывал ему шею и уши, давал сахару, хлеба и бананов, и порою грустные умные глаза животного встречались с беспокойным усталым взглядом человека.

Но вот исчез и второй хозяин. Здоровью чиновника сильно повредил африканский климат, и он был отозван во Францию. Вернувшись в Париж, он часто рассказывал ребятам о своем приемном сынишке, о его тяжеловесных прыжках, умном взгляде и истребительном аппетите.

Между тем военные действия закончились. Колония окончательно перешла к Франции. Войска были выведены из города. Начались злоключения Уппы. Некому было приносить ему охапки сена. Новый губернатор области был экономный практичный француз. Он не пожелал тратить государственные средства на содержание слона и решил отделаться от Уппы. Но никто из чиновников, которым губернатор предлагал Уппу, не захотел взять его: прокорм обходился слишком дорого. Слона выпустили на свободу.

Однако Уппа не направился в джунгли, синей стеной встававшие на горизонте. Неуклюжий поджарый малый грузно шлепал по улицам, с любопытством всматриваясь в окружающий мир. Он зорко наблюдал за всеми действиями людей, казалось даже вслушивался в их беседы.

На площадях и бульварах Уппа чувствовал себя как дома. Распустив по ветру широкие уши словно гигантские веера, тяжелой рысцой он трусил по аллее, направляясь к лавкам за утренней поживой. Иногда он стоял, неподвижный как изваяние древне-индусского храма, величественно подняв хобот, втягивая ароматный вечерний воздух, или грузно топтался на месте, раскачиваясь всем телом, исполняя древнюю пляску слонов, или терся о каменную ограду, чтобы очистить растрескавшуюся кожу от колючек и свирепых слепней. В эти минуты он был похож на своих сородичей, которые с незапамятных времен топчут дикую почву Африки.

Уппа старался найти себе нового хозяина, но это ему не удавалось. Всякий был рад позабавиться с ручным слоном, подразнить его, сунуть ему в хобот булку, пряник или плод, но никто не хотел сделать его членом своей семьи.

Негры относились к слону с затаенной враждой: сородичи Уппы немало досаждали им, вытаптывая поля, ломая заборы и расшатывая хижины. Глядя на Уппу, они мысленно подсчитывали, сколько могло в нем оказаться мяса: негры — охотники до нежного мяса молодых слонов. Но конечно ни один из них не дерзнул бы покуситься на жизнь правительственного питомца: французские власти уже успели внушить туземцам ужас.

Но правительство и не думало заботиться о своем питомце. Вероятно оно полагало, что он достаточно вырос, чтобы самому себя прокормить. Оно великодушно предоставило в его распоряжение загон в городском парке. Загон этот был всегда открыт, и Уппа мог входить и выходить оттуда когда пожелает.

Слоненок пробовал выдаивать хоботом обезумевших коз…

Парк был расположен на краю города, и с его холмов открывался широкий чисто африканский вид. Крытые соломой хижины негритянских поселков подступали к городу. Далее расстилались желтовато-бурой пеленой ямсовые и просяные поля. На горизонте под шатром серобирюзового неба вставали джунгли, мрачные и таинственные.

* * *

Как-то раз Уппа, выйдя из загона, остановился на одном из холмов и начал пристально всматриваться в сторону леса. Внезапно его охватило странное томление. Он почувствовал словно зуд в голове. Уппа почесал голову об ограду, которая чуть не повалилась от его прикосновения. Лесные дали притягивали его. Приподняв хобот, он жадно понюхал ветер, приносивший ему вести о родных джунглях. Его маленькие глазки влажно заблестели. Он расставил уши, как это делала его мать в моменты приближения опасности, и устремился в сторону джунглей.

Но порыв его быстро прошел. Выбежав за ограду парка, Уппа остановился, в нерешительности потоптался на месте. Потом уши его опустились, вялые как тряпки, хобот понуро поник, глазки потухли. Слон угрюмо поплелся к центру города.

Итак, Уппа выбрал город. Правда, вряд ли он найдет себе там нового хозяина, но лавки и ларьки целый день открыты, и всегда можно ожидать сладкой поживы. Слабость Уппы к сахару была хорошо известна всем в городе. Обывателей забавляло, когда длинный серый хобот просовывался сквозь решотку веранды и осторожно брал лакомые куски. Слон засовывал их в пасть и долго ритмично пережевывал.

Голова Уппы появлялась в дверях магазина, хобот просительно протягивался в сторону прилавка. Хозяин поднимал от счетов потное усатое лицо: