Евгений Нилов - Зелинский

• Название: Зелинский
• Автор: Евгений Нилов
• Издательство: Молодая гварлия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

В книге рассказывается о русском советском химике Николае Дмитриевиче Зелинском.

Н. Д. Зелинский явился одним из основоположников целого ряда новых отраслей химической науки: химии нефти, химии циклопарафинов, химии белка, органического катализа, химии сверхвысоких давлений. Он обогатил химическую науку блестящими открытиями, громадным количеством исследований, широкими теоретическими обобщениями. Ему принадлежит около 600 научных трудов. В отечественной истории развития органической химии после Бутлерова нельзя назвать имени другого ученого, чье влияние было бы столь сильным, всесторонним, длительным и плодотворным, как влияние Н. Д. Зелинского.

---

Прежними экспедициями сероводород обнаружен начиная с глубины 200 метров, а процесс гниения и тления органических веществ происходит при свободном доступе кислорода воздуха и, следовательно, должен совершаться у поверхности моря.

Своими мыслями Николай Дмитриевич поделился с А. А. Вериго, также занимавшимся этим вопросом.

Вериго и Ковалевский поддержали Николая Дмитриевича, критически оценивавшего имеющиеся данные. От экспедиции ждали окончательного решения вопроса.

Я. Ю. Бардах оказал экспедиции широкую помощь. Он снабдил Зелинского и Брусиловского образцами питательных сред для экспериментов прямо на канонерке и, провожая, напутствовал их не только как ученый ученых, но как человек, страстно любящий море.

«Запорожец» отплыл.

Канонерка целое лето бороздила воды Черного моря. Участникам экспедиции во время плавания пришлось пережить сильный шторм.

Николай Дмитриевич уверял, что на больших глубинах содержание сероводорода должно увеличиваться, и это вскоре подтвердилось. Образцы морского грунта брали с пяти различных пунктов Черного моря, с глубин в 16, 40, 389, 870 и 1 207 морских сажен. Характер грунта менялся: с серо-зеленого на небольших глубинах он перешел к темно-бурому с сильным запахом сероводорода на больших.

Тут же, на канонерке, производились все анализы. Брали пробы для посевов на различных питательных средах. Уже эти исследования показали, что все образцы грунтов с больших глубин заключают в себе микроорганизмы, выделяющие сероводород. Впоследствии на берегу, на бактериологической станции и в химической лаборатории, исследования показали то же самое. Эти микроорганизмы, как выяснили дальнейшие эксперименты, продолжали свою деятельность и в условиях, лишенных кислорода воздуха. Открытый исследователями микроб был назван «бактериум гидросульфурум понтикум».

Так Н. Д. Зелинский разгадал «загадку» Черного моря, установив, что наличие большого количества сероводорода в глубинах Черного моря является результатом не проникновения его сквозь донные трещины, не какой-либо химической реакции, а продуктом жизнедеятельности найденных микроорганизмов.

Впоследствии в статье «О сероводородном брожении в Черном море и одесских лиманах» Николай Дмитриевич сделал далеко идущие выводы:

«…Как Черное море, так и одесские лиманы находятся в современную нам эпоху в стадии сероводородного брожения, которое в отдаленное от нас время было незначительно, теперь же достигло средней интенсивности, а в будущем, как можно думать, процессы сероводородного брожения в Черном море под влиянием более благоприятных условий значительно усилятся, что и отразится еще более, чем теперь, на уменьшении фауны и своеобразном характере небогатой флоры Черного моря».

Однако жизнедеятельность микроорганизмов и выделение в результате ее сероводорода — процесс, протекающий длительное время, поэтому для окончательного подтверждения своего взгляда молодой ученый запаивает в трубки образцы ила с глубин Черного моря. Здесь они будут покоиться несколько десятков лет, после чего их надо будет вскрыть и закончить начатое исследование. Зелинский не рассчитывал сам дожить до того времени и полагал, что. «загадку» Черного моря решит кто-нибудь из его преемников. Этот эксперимент характерен для научного стиля Зелинского: неважно, кто сделает открытие, важно общее развитие науки, поступательное ее движение, приводящее к познанию тайн природы.

Но Николаю Дмитриевичу посчастливилось самому сделать и этот последний шаг — через 45 лет он сам вскрыл трубки. Значительное количество содержащегося в них сероводорода и обнаруженные под микроскопом живые микроорганизмы полностью подтвердили правильность сделанных им полстолетия назад выводов.

Весна и лето 1893 года были последними, которые проводили Зелинские в Одессе, осенью они уезжали в Москву. Николай Дмитриевич был приглашен работать в Московский университет.

II. МОСКВА 1893–1911

В науке коллективное творчество — залог успеха. Ученый должен обладать умением создавать вокруг себя дружный творческий коллектив, заинтересовать людей одним общим делом.

Н. Д. Зелинский

ГЛАВА 7

Новый профессор. — «Генерал». — Вступительная лекция. — Первые «зелинцы» — Две школы.

В коридоре физико-математического факультета Московского университета толпились студенты. Ждали появления нового профессора аналитической и органической химии. дверям химической лаборатории пришли не только естественники, но и медики и юристы.

Для некоторых имя Зелинского было совершенно неизвестно. Другие слыхали, что он читал курс химии в Новороссийском университете, а в Москву попал стараниями Менделеева. Значит, это прежде всего должен быть знающий профессор, а может быть, даже блестящий.

Естественников волновали и более близкие им вопросы: как с вновь назначенным экстраординарным профессором уживется старик Марковников? Говорили, что «генерала» рано сдавать «в архив» и что едва ли целесообразно делить органическую химию между двумя руководителями.

«Генералом» Марковников был прозван студентами за громкий бас и привычку «командовать». Они любили своего «генерала», хотя и побаивались, особенно на экзаменах.

Владимир Васильевич Марковников, ученик Бутлерова, один из крупнейших химиков страны, возглавлял кафедру органической химии в Московском университете в течение 20 лет.

Первым профессором химии на физико-математическом факультете Московского университета был немец Фердинанд Фридрих Рейс, работавший с 1804 до 1822 года. Его преемника профессора Геймана в 1854 году сменил профессор Николай Эрастович Лясковский, который, по словам Н. Д. Зелинского, «слыл хорошим лектором, но плохим организатором лабораторных занятий».

За время заведования Лясковским лабораторией, построенной еще Гейманом, никаких улучшений сделано не было, хозяйство было запущено, практические занятия со студентами всецело предоставлены лаборантам, которыми в то время работали аптекари Шмидт, а затем Ферейн. Научной работы на кафедре не велось.

После смерти Лясковского в 1871 году кафедра химии пустовала два года.

Наконец на плохое состояние кафедры было обращено внимание, и возглавить ее был приглашен В. В. Марковников. Тот долго не решался оставить прекрасно оборудованную лабораторию Одесского университета, где он работал, и дал согласие только после обещания ректора Московского университета, известного историка С. М. Соловьева создать благоприятные условия для научной работы.

С приходом Марковникова положение химии в Московском университете сразу изменилось, организованы были практические занятия студентов, налажена научная работа. Из самой отсталой среди кафедр Московского университета кафедра химии выдвинулась на одно из первых мест. Марковников сумел собрать круг помощников и учеников, создать московскую школу химиков.

Работать Марковникову было очень трудно. Он сразу же столкнулся с противодействием своим прогрессивным начинаниям со стороны правления университета. Только в 1887 году ему удалось добиться средств на реконструкцию и ремонт лаборатории, но они были явно недостаточны.

Ученый передовых взглядов, постоянно выступал он в защиту студенчества и смело выражал свое возмущение реакционным руководством университета. Это вызвало враждебное отношение к нему многих влиятельных деятелей министерства просвещения.

В 1890 году исполнилось 30 лет преподавательской работы В, В. Марковникова. По существующему положению после 30 лет работы следовало уступить кафедру более молодому профессору. В 1893 году попечитель Московского округа предложил Марковникову сдать лабораторию вновь назначенному руководителю кафедры — экстраординарному профессору Н. Д. Зелинскому. Одновременно было предложено освободить занимаемую квартиру, предназначенную для заведующего кафедрой.

Марковников был глубоко оскорблен и обижен, он писал в своем дневнике: «Мне говорят: «Убирайтесь вон! Вы не нужны…» Обидно не за себя только, но за науку в России и за несчастных ее представителей, которых превращают в холопов… В моей жизни это катастрофа, выбившая меня совершенно из колеи. Это ужасное оскорбление, поразившее меня до самых мельчайших фибр сердца. На моей деятельности как химика поставлен крест, хотя я мог еще с пользой работать».

Он понимал, что увольнение в отставку — результат недоброжелательства, вызванного его высказываниями, «не угодными начальству».

«У нас же всегда было так, что начальство всякие убеждения, кроме своих, считало вредными, а теперь такой взгляд положен в основу правительства».

После горьких раздумий Марковников решил все же остаться в университете в предложенной ему «части органической лаборатории».