Генри Хаггард - Рассказ о трех Львах

• Название: Рассказ о трех Львах
• Автор: Генри Хаггард
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993

Аллан Квотермейн рассказывает о том, как он вместе с сыном были золотоискателями, охотились на антилоп и встретились с тремя львами.

---

РАССКАЗЫ ОХОТНИКА

РАССКАЗ О ТРЕХ ЛЬВАХ ПРОЦЕНТЫ НА ПОЛСОВЕРЕНА

Многие из вас, вероятно, слышали об Аллане Куотермэне, участнике экспедиции, которая не так давно нашла копи царя Соломона. Вскоре после этого он поселился в Англии, по соседству со своим другом сэром Генри Кертисом, однако впоследствии снова вернулся в дебри Африки. Так происходит почти со всеми старыми охотниками — они возвращаются, воспользовавшись любым поводом[1]. Они не могут долго выносить цивилизацию с ее шумом и грохотом. Толпы людей, одетых в сукна или хлопчатобумажные ткани, действуют им на нервы сильнее, чем опасности пустыни. Думаю, что среди нас они страдают от одиночества; многие отмечали, хотя мало кто осознал это до конца, что самое страшное одиночество — одиночество в толпе, особенно для того, кто к ней не привык. «Нет ничего более грустного, — говаривал старина Куотермэн, — чем стоять на улице большого города, прислушиваться к шарканью ног, бесчисленных, как капли дождя, и вглядываться в лица бледных людей, вереницей спешащих неведомо куда и зачем. Они появляются и проходят мимо, окидывают вас равнодушным взглядом, на мгновение их черты запечатлеваются в вашем сознании, а затем они исчезают навсегда. Вы больше никогда их не увидите, и они не увидят вас. Они возникают из неизвестности и тотчас же возвращаются в нее, унося с собой свои тайны. Да, это полное и подлинное одиночество. И только тот, кто знает и любит пустынные дебри, не чувствует себя одиноким, ибо дух природы всегда сопутствует ему. Его сопровождают ветры, у его ног лепечут, словно дети, ручьи, пронизанные солнцем. Далеко вверху, в багровых тучах заката, возносятся купола, минареты, дворцы, воздвигнутые не рукой смертного человека. И кажется, что врата их открыты для солнечных ангелов, которые то входят, то выходят. А еще в дебрях есть дичь — целые армии, передвигающиеся по привычным тропам от пастбища к пастбищу. Впереди, словно боевое охранение, южноафриканские газели. За ними ряды длинномордых антилоп бубалов. Они маршируют и перестраиваются, заходят во фланг, как пехота. И, наконец, блестящее войско антилоп квагга и лохматых, со свирепым выражением глаз антилоп гну — они напоминают казачью конницу, охраняющую армию с обеих сторон».

«Нет, нет, мой мальчик, — повторял он, — в диких дебрях не чувствуешь себя одиноким…»

Как бы то ни было, Куотермэн вернулся в Африку, и уже много месяцев я не получаю от него известий. Говоря по совести, я сильно сомневаюсь, получает ли их кто-нибудь другой. Боюсь, что дебри, столько лет служившие ему домом отчим, станут теперь могилой ему и тем, кто с ним пошел, ибо цель, которую они перед собой поставили, совершенно недостижима.

Но в течение почти трех лет, которые он провел в Англии после находки клада мудрого царя, и до того дня, когда, похоронив единственного сына, снова покинул родину, я часто встречался со старым Алланом Куотермэном. Я познакомился с ним давно, еще в Африке, и после его приезда отправлялся к нему в Йоркшир всякий раз, когда у меня не было срочных дел. Там я услышал от него множество рассказов о всяких приключениях, и некоторые из них были очень интересны. Невозможно столько лет жить трудной жизнью охотника за слонами, не подвергаясь самым различным испытаниям. А на долю старого Куотермэна их выпало немало. История, которую я сейчас вам расскажу, повествует об одном его приключении. Не помню, в каком именно это было году, но знаю, что это единственная экспедиция, в которую он взял с собой своего четырнадцатилетнего сына Гарри, умершего несколько лет спустя. А теперь начну рассказ и постараюсь как можно точнее повторить то, что услышал однажды вечером в обшитой дубовыми панелями столовой старого дома в Йоркшире от самого охотника Куотермэна. Разговор зашел о золотоискателях.

«Золотоискательство! — прервал он меня. — Я как-то и сам занялся было этим делом в трансваальском местечке Пилигримс Рест, а история с Джим-Джимом и львами — она уже случилась потом. Бывали вы в Пилигримс Ресте? Доложу вам, никогда не видывал более странного местечка. Оно словно засунуто в каменистую долину, окруженную горами. Такой пейзаж не часто увидишь. Я то и дело с отвращением бросал кирку и лопату, вылезал из ямы, уходил мили на две и поднимался на какой-нибудь холм. Там я бросался на траву и любовался великолепным видом. Я видел радостные долины, подцвеченные золотом, чистопробным золотом солнечного заката, и прикрытые просторным плащом кустарников. Я вглядывался в глубину прекрасного неба. И благодарил Бога за то, что не слышу здесь ни брани, ни грубых шуток старателей…

Так я несколько месяцев терпеливо ковырял свой участок, пока не возненавидел кирку и лоток для промывки породы. Раз сто на дню я проклинал собственную глупость — ведь я вложил в участок восемьсот фунтов, то есть почти все, что имел в то время. Но меня, как многих других людей и получше, чем я, укусил москит, переносящий золотую лихорадку, и я заболел ею. Я купил участок, на котором один золотоискатель нажил себе состояние — не менее пяти-шести тысяч фунтов, — купил, как мне казалось, задешево. Это значит, что я уплатил ему наличными пятьсот фунтов — все, что мне удалось скопить после целого года трудной охоты на слонов по ту сторону Замбези. Тяжелый и — увы! — пророческий вздох вырвался у меня, когда мой новый удачливый приятель, а он был янки, сложил пачку билетов «Стандард бэнк»[2] и с высокомерным видом состоятельного человека сунул их в карман бриджей.

— Что ж, — сказал я счастливцу, — участок замечательный, я надеюсь, что мне повезет здесь не меньше, чем вам.

Он усмехнулся. В моем нервном состоянии усмешка показалась мне зловещей. А потом я услышал его ответ, произнесенный с характерным для янки акцентом:

— Видишь ли, прекрасный незнакомец, я не из тех, кто мешает другим переваривать пищу, особенно когда я сам хорошо пообедал. Ну, а что до этого участка, так он сослужил свою службу, как хороший негр. Однако скажу тебе, незнакомец, как мужчина мужчине, теперь я могу сдернуть грязный покров с лица истины: участок-то, в сущности, выработан.

Я остолбенел. От наглости этого типа у меня перехватило дыхание. Каких-нибудь пять минут назад он клялся всеми богами — их было много и самых разных религий, — что на участке осталось еще с полдюжины состояний и что он бросает его лишь потому, что ему чертовски надоело выковыривать киркой золото.

— Не унывай, незнакомец, — продолжал мой мучитель, — кто знает, ты еще, может, добьешься проку от этой старухи. Ты ведь парень хоть куда, небось сумеешь обработать фортуну по первому разряду. Как бы то ни было, а с такой работы ты нарастишь мускулы на руках, почва здесь дьявольски твердая. Самое же главное, через какой-нибудь год у тебя будет солидный опыт, а уж его-то не купишь за какие-то две тысячи долларов.

И он ушел — как раз вовремя. Помедли он хоть секунду, я бы бросился на него. Больше я его в глаза не видел.

Так вот я и начал работать на старом участке вместе с моим мальчиком и полудюжиной кафров[3]. Это единственное, что мне оставалось после того, как я вложил сюда почти все свои деньги. И мы работали, честно работали с утра до ночи, но золота так и не видели. Мы не нашли ничего, даже маленького самородка, из которого можно было бы сделать булавку для галстука. Американский джентльмен забрал все, а нам оставил одну пустую породу.

Так продолжалось три месяца, пока почти все, что еще уцелело от нашего небольшого капитала, не ушло на жалованье кафрам и на покупку еды для всех нас. Если я скажу вам, что цена на кукурузную муку доходила иногда до четырех фунтов за мешок, то вы поймете, что мой счет в банке оказался быстро исчерпанным.

Наконец наступил кризис. В субботу вечером я, как обычно, рассчитался с работниками и купил за шестьдесят шиллингов муйд[4] кукурузной муки, чтобы было чем набить их желудки. А затем мы с Гарри вернулись на участок и уселись на краю большой ямы, которую выкопали в склоне холма и в насмешку прозвали Эльдорадо. Так мы сидели, освещенные луной, спустив ноги в яму. Очень нам было грустно. Я вытащил свой кошелек и высыпал на ладонь его содержимое: полсоверена, два флорина[5] и серебряный девятипенсовик. Медяков не было: медные деньги почти не ходили в Южной Африке, и это одна из причин тамошней дороговизны. Всего набралось, таким образом, четырнадцать шиллингов и девять пенсов.

— Вот, Гарри, мальчик мой! — сказал я. — Это все наше земное достояние, остальное поглотила яма.

— Клянусь святым Георгом! — сказал юный господин Гарри. — Придется нам с тобой, папа, наниматься на работу вместе с кафрами и жить на кукурузной каше.

Тут он усмехнулся своей горькой шуточке.

Но мне было не до шуток, ибо совсем невесело копать землю как не знаю кто, месяцы подряд, только для того, чтобы окончательно разориться. Особенно, если вы вообще не любите копать. Легкомыслие Гарри рассердило меня.