Карина Демина - Серые земли-2 (СИ)

• Название: Серые земли-2 (СИ)
• Автор: Карина Демина
• Издательство: Си
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2015

Серые земли-2

---

Гавриил подумал и согласился, что оных четвертей в панне Акулине на пудов десять наберется, и вправду, жечь ее — сплошное для казны разорение. Появилось даже подозрение, что казнь сию отменили вовсе не из человеколюбия, а в силу ея для государства разорительности.

— Ах, дорогая, — панна Акулина раскачивалась, помахивала ручкой, платочек в ней трепетал белым знаменем. — Не представляю, как это возможно жизнь прожить без любви… очень вам соболезную…

Панна Гурова выразительно фыркала, поелику была все‑таки дамой благовоспитанной и урожденною шляхеткой, в отличие от некоторых, и за сим не могла позволить себе опуститься и сказать, где видела она эту самую великую любовь…

И вообще, она любила и любит.

Шпицев.

В отличие от людишек, которые к панне Гуровой были не особо добры, что в девичестве, что в женские зрелые годы, когда обретенное семейное счастье рухнуло из‑за скоропостижное смерти супруга — и ведь умер, стервец этакий, не дома, приличненько, а в постели полюбовницы, актрисульки среднего пошибу…

Нет, шпицы всяк людей милее.

— Вы и представить, верно, не способны, каково это, когда сердце оживает, трепещет… — панна Акулина уже не говорила, пела, во весь голос при том, а голос оный некогда заставлял дребезжать хрустальную люстру в Королевском театре. Стоило ли ждать, что выдержит его мощь крохотная гостиная?

Зазвенели стаканы.

Гавриил зашипел, а палач лишь хмыкнул:

— Эк верещит… нет, ее притопить надобно… было прежде так заведено, что, ежели на которую бабу донесут, будто бы оная баба колдовством черным балуется, то и приводят ее к градоправителю аль к цеховому старшине на беседу… а он уже смотрит, решает, колдовка аль нет. Ежели не понятно с первого‑то погляду, тогда и приказывает вести к железному стулу…

— Какому? — Гавриил отвлекся от созерцания панны Гуровой, которая глядела на вокальные экзерсисы давней соперницы с презрением, с отвращением даже.

И было на ее лице нечто этакое, нечеловеческого толку.

— Железному, — охотно повторил старичок. — В старые времена в кажном приличном городе стоял, что столб позорный, что стул у реки, ну или на худой конец, у колодца… к нему и строптивых жен привязывали, во усмирение, и склочниц, и торговок, ежели в обмане уличали… пользительная вещь. Макнешь бабу разок — другой, она и притихнет. Колдовок‑то надолго притапливали, чтоб весь дух вышел. А после вытаскивали… ежели еле — еле живая, то ничего… отпускали, значится, мало в ней силы. А вот когда баба опосля этакого купания бодра да верещит дурным голосом, тогда‑то…

Он замолчал, прищурился и на лице его появилось выражение задумчивое, мечтательное даже. Признаться, Гавриилу не по себе стало, потому как живо представил он, как многоуважаемый пан Жигимонт в мыслях казнь совершает, и отнюдь не одной громогласной панны Ангелины.

— Прежде все‑то было по уму… а в нынешние‑то времена… — пан Жигимонт покачал головой и языком поцокал, показывая, сколь нынешние времена ему не по вкусу. — Судейских развелось, что кобелей на собачьей свадьбе… судятся — рядятся, а порядку нету…

— Опять вы о своем? — панна Каролина вплыла в комнату. Была она не одна, но с супругом, и Гавриил вновь поразился тому, до чего нелепо, несообразно глядится эта пара. — Ах, пан Жигимонт, вы меня поражаете своим упорством…

Ее окружало облако духов, запах их пряный, пожалуй, излишне резкий щекотал нос, и Гавриил не выдержал, расчихался.

— И — извините… — взгляд черных гишпанских глаз заставил его густо покраснеть, он вдруг ощутил себя человечком жалким до невозможности, никчемным и годным едино волкодлакам на пропитание… некстати вспомнилась вдруг матушка.

Братья.

И отчим, образ которого Гавриил всячески гнал из памяти, но тот, упертый, возвертался.

— И — извините, — он вытащил из кармана платок и прижал к носу. — Аллергия…

— Надеюсь, не на меня? — шелковая ладонь панны Каролины скользнула по щеке. — Было бы огорчительно, ежели б юноша столь очаровательный…

Она мурлыкала.

И глядела прямо в глаза, и от взгляда ее становилось неловко. Гавриил ясно осознал, что сия женщина, великолепная, какой только может быть женщина, стоит несоизмеримо выше его… и с высоты своей смотрит на него с интересом.

Жалостью?

Насмешкой… к насмешкам Гавриил привык, жалости стыдился, а вот интерес этот…

— Не на вас… на… на цветную капусту! — выпалил он и покраснел, поскольку врать было нехорошо. И одно дело, если ложь служила во благо государства и людей, и совсем другое, когда Гавриил врал для себя.

— На цветную капусту? — удивилась Каролина. — Никогда не слышала, чтобы у кого‑то была аллергия на цветную капусту!

— Значит, я особенный… — Гавриил вновь чихнул и поднялся. — И — извините… я… я, пожалуй, пойду…

Однако панна Каролина настроена была на беседу.

— Простите, — она взяла Гавриила под руку, а он не посмел отказать ей в этакой малости. Запах духов сделался вовсе невыносим. — Но где, позвольте узнать, вы нашли здесь цветную капусту?

Ее бархатный голос, пусть и был не столь богат, как у панны Акулины, завораживал.

И не только голос.

Темно — винного колеру платье облегало фигуру Каролины столь плотно, что казалось, будто бы оно не надето — приклеено к смуглой ея коже. И у Гавриила престранное желание — сковырнуть краешек, проверить, и вправду ли приклеено, а если и вправду, то крепко ли держится.

Взгляд его, обращенный не на лицо, но в вырез, пожалуй, чересчур уж смелый, хотя и следовало признать, что смелость сия происходила исключительно от осознания Каролиной собственных немалых достоинств, затуманился.

— К — капусту? — переспросил Гавриил, немалым усилием воли заставив себя взгляд отвести.

И узрел, что к беседе их прислушивается не только пан Жигимонт.

— Капусту, — подтвердила Каролина, и вишневые губы ее тронула усмешка. — Цветную.

— Она… — Гавриил сглотнул. — Она где‑то рядом… я чувствую!

Получилось жалко.

Но от дальнейших объяснений его избавил очередной приступ чихания, который длился и длился… и Гавриил, ощущая себя жалко, не способен был управиться ни со свербящим носом, ни с глазами, из которых вдруг посыпались слезы.

— И — извините… — он отступил, едва не опрокинув легкое плетеное креслице. Сей маневр не остался незамеченным, и пан Вильчевский нахмурился. Во — первых, клеслице было почти новым, и десяти лет не простояло, во — вторых, он давно уже подозревал, что кто‑то из жильцов чересчур уж вольно чувствует себя на кухне, поелику продукты, запасенные паном Вильчевским, имевшие и без того неприятное свойство заканчиваться, ныне заканчивались как‑то слишком уж быстро.

Выходит, и вправду воруют…

Он тихонечко выскользнул из гостиной.

Спустился на кухню и открыл кладовую.

И замер, пораженный до глубины души… нет, цветная капуста, купленная позавчера по случаю — отдавали задешево — была на месте. Пан Вильчевский видел крупные ее головки, заботливо укрытые соломой… и тыкву не тронули, равно как и аккуратненькие, прехорошенькие патиссончики, из которых он готовил чудесное жаркое.

А окорок исчез.

Пан Вильчевский всхлипнул от огорчения — за окорок он выложил полтора сребня, хотя и торговался долго, старательно… и для себя ни в жизни не приобрел бы этакого роскошества, но постояльцы, чтоб их Хельм прибрал, капризничали.

Мяса желали.

Вот и пришлось.

Он покачнулся, чувствуя, как обмерло сердце, ухватился за косяк, но устоял.

Кто?

И главное, когда?

Пан Вильчевский вытянул руку, надеясь, что все же окорок на месте, а ему лишь мерещится с усталости, но нет, на полке было пусто, и лишь промасленая бумага, жирная, с мягким запахом копченостей, свидетельствовала, что оный окорок все же был.

Пан Вильчевский вышел.

И кладовую запер на ключ по привычке — к предателю — замку пан Вильчевский не имел более веры. Завтра же сменит… новый поставит, не поскупится на самый лучший… или на два…

А вора сдаст полиции.

Правда, в полиции к позднему звонку отнеслись несерьезно. Дежурный зевал, и слушал пана Вильчевского без должного внимания, а после присоветовал замки сменить и больше не беспокоить занятых людей подобною ерундою.

Полтора сребня ущербу…

Это прозвучало так, будто бы эти полтора сребня, с которыми пан Вильчевский с немалым трудом расставался, были вовсе пустяковиной.

А ему, за между прочим, никто деньгу за так не дарит…

Нет, в полиции пан Вильчевский разочаровался всецело. Ничего. И без полиции управится. Небось, не трудное это дело… утречком по комнатам пройдется, будто бы убираясь, глянет, что да как… там оно и ясно станет. Окорок приличный был, в полпуда… этакий за раз не потребишь, да и спрятать не выйдет.