Джойс Оутс - Делай со мной что захочешь

• Название: Делай со мной что захочешь
• Автор: Джойс Оутс
• Издательство: Вече, РИПОЛ
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-01

Имя современной американской писательницы Джойс Кэрол Оутс хорошо известно миллионам почитателей ее таланта во многих странах мира. Серия «Каприз» пополняется романом писательницы «Делай со мной что захочешь» (1973), в котором прослежена история жизни молодой американки Элины Росс, не побоявшейся полюбить женатого Джека Моррисси и завоевавшей его отзывчивое сердце.

---

«А эти ваши взгляды… м-м… мне кажется, эти ваши взгляды чрезвычайно интересны, но, пожалуй, не очень серьезны?.. Таких же взглядов придерживается и ваш клиент, Меред Доу?»

«У него нет никаких взглядов. Ему проломили череп».

На этом телесюжет обрывался. Элина смотрела на экран и ждала продолжения: ей казалось, что в шестичасовом выпуске новостей Джек сказал что-то еще. Но уже снова включили телестудию, и диктор с мальчишеским лицом и очень широким цветастым галстуком, время от времени отрывая глаза от листа бумаги, улыбался в аппарат.

«…это очень серьезно, когда насилие начинает бушевать у самого нашего порога, — говорил он. — А теперь слово Бадди Бенедикту, который расскажет о погоде в Детройте и прилегающем районе…»

Элина выключила телевизор.

Она продолжала сидеть, прижавшись лбом к экрану. Отчаяние последних недель снова нахлынуло на нее — она сама не знала почему; возможно, это свидетельство того, что ее любимый существует, что он связан с миром, к которому она не имеет никакого отношения, было невыносимо для нее. Тем не менее мозг ее не мог на этом сосредоточиться. Мысль скользила, спотыкаясь о предметы, ни на чем не задерживаясь, так же как ее взгляд не мог сосредоточиться на картинке телеэкрана, отчего лицо любимого превращалось в расплывающееся пятно.

А затем другая частица ее, с почти такой же, как у Джека, быстротой, логичностью и безапелляционностью отчетливо сформулировала мысль: «Какое это имеет значение?», она путает себя с каким-то другим человеком, она-то ведь свободна, как свободны все люди друг от друга. Не может он целиком принадлежать ей, да он ей в общем-то и не нужен. Она подумала: «Я же не его жена. Проиграет ли он или даже выиграет, меня это не касается».

Но и на этом голосе, звучавшем в ней, она не могла сосредоточиться мыслью. Она сидела, прижавшись лбом к экрану, закрыв глаза. Она чувствовала себя беспомощной и в то же время огражденной от опасности, как дитя.

13

Четыре из произошедших в 1971 году 690 случаев убийств были совершены в Детройте разъяренным отцом, выследившим свою сбежавшую дочь и ворвавшимся в квартиру, где эта четырнадцатилетняя девчонка поселилась с дюжиной других юнцов, — было это недалеко от того места, где жил сам Джек. Двое-трое подростков сидели на голом полу, несколько человек стояли, кто-то входил в комнату, кто-то из нее выходил, когда отец ударом ноги распахнул дверь и начал на них орать. Потом никто уже не мог вспомнить, что он орал, и он сам ничего не помнил. Дочь и ее компания уставились на него — перед ними был мужчина средних лет, в куртке, он всхлипывал, в руках у него был «спрингфилд». А через несколько секунд трое были уже мертвы, включая его дочь, а четвертый — юноша лет двадцати с небольшим, недавно приехавший в Детройт и зашедший в квартиру всего за полчаса до этого, — умирал: часть лица у него была снесена выстрелом, что впоследствии затруднило опознание. Под конец выяснилось, что он был из Сент-Пола, штат Миннесота.

Отца по имени Коул арестовали, но почти сразу отпустили на поруки, что редко бывает в случаях убийства: судья Макинтайр, перед которым он предстал, охотно отпустил его, учитывая репутацию, которой Коул пользовался у себя в округе: вполне достойный гражданин, мастер на местном заводе, принадлежащем небольшой станкостроительной компании, человек, за которым не числилось ни задержаний, ни тюремных заключений. В местных газетах и в новостях по телевидению его увидели рядом с женой рыдающим навзрыд или вместе с женой и священником в церкви — Коул при этом закрывал руками лицо. «Сломленный человек», — сказал про него кто-то.

Марвин Хоу тотчас сел на телефон и предложил свои услуги по защите Коула: он сделает это без гонорара, абсолютно бесплатно. Если суд назначат скоро и проведут его быстро, он был уверен, что это едва ли нарушит его планы на весну. Как только Хоу стал адвокатом Коула, обвинение в преднамеренном убийстве было тут же изменено на обвинение в убийстве непреднамеренном; Коул предстал перед судьей Гарольдом Фоксом, процесс провернули очень быстро — он длился всего неделю, хотя и широко освещался по всему штату и на Среднем Западе вообще. Хоу подготовился к защите за одно утро, поглощая завтрак, — стоял на кухне у стола, листал бумаги и что-то записывал, отправляя в рот ложку за ложкой овсянки и запивая по своему обыкновению бурбоном: дело Коула в известной мере походило на «хрестоматийное дело», которое он вел в Далласе, штат Техас, восемь лет тому назад, когда разъяренный муж пристрелил свою жену, а заодно и еще несколько человек. Поэтому Хоу не пришлось ничего особенно придумывать. Достаточно было просто встретиться с Коулом, поговорить около часа с ним, его женой и остальными детьми — и Хоу уже досконально знал этого человека, знал все, что ему следовало знать.

Обращаясь к присяжным в своей заключительной речи, судья Фокс, мужчина средних лет, у которого была молоденькая дочь, отметил, что, хотя прокурор и доказывал, что Коул, несомненно, намеревался (купив ружье и принеся его с собой) совершить преступление, присяжные должны учитывать некоторые основные принципы юристпруденции (самое главное — презумпцию невиновности), общественное лицо и моральный облик подсудимого, его религиозность, репутацию в округе и на станкостроительном заводе, показания рядя свидетелей, а также то обстоятельство, что по закону человек, лишившийся рассудка, не может отвечать за свои поступки. Судья Фокс сказал: — Если вы считаете, что обвиняемый виновен в непреднамеренном убийстве, как тут вам объясняли, — вынесите ему вердикт: «Виновен». Если же вы считаете, что обвиняемый не мог отвечать за свои поступки, что увиденное на какое-то время лишило его способности владеть собой и он не мог сдержаться… тогда вынесите ему вердикт: «Невиновен».

Голос судьи Фокса дрожал.

Присяжные совещались пятьдесят минут, и, когда они вернулись в зал, Марвин Хоу увидел, что они собою довольны — они открыто смотрели в сторону защиты, — и понял, что одержал победу.

Невиновен.

С таким заголовком и вышли в тот день газеты, это была самая волнующая новость дня. Марвин снялся со своим клиентом и женой клиента — все трое очень взволнованные, по лицу Коула текли слезы, лицо жены было ошарашенное; затем Марвин пожал им руку — и всем остальным тоже, — сказал «до свиданья» и поспешил на самолет, летевший в Сарасоту, штат Флорида, где он выступал против страховой компании, который был предъявлен иск на полтора миллиона долларов.

Джек склонился к ней, разглядывая ее, прижавшись подбородком к ее щеке, — склонился, легкий, почти невесомый. Он ласково провел рукою по ее плечам и шее, и она почувствовала, как пальцы его рассеянно принялись играть застежкой ее ожерелья.

— Как ты можешь спать с ним, Элина? — тихо спросил он.

Элина замерла.

Джек внимательно следил за процессом Коула и присутствовал на заседаниях последнего дня. Пока шел процесс, он ни разу с ней об этом не заговаривал, а теперь заговорил очень мягко.

Джек вошел в их комнату, опоздав на несколько минут, думая о своем, до того расстроенный оправданием Коула, что казался просто больным; он сказал Элине, что не может остаться, он должен побыть один… он надеется, она понимает…

Элина сказала, что да, понимает.

Так они постояли несколько минут, не снимая пальто, и Джек сказал тихим, каким-то бесцветным, раздумчивым голосом:

— Я уже более или менее понимал… когда Макинтайр ни за что ни про что отпустил его на поруки… как все повернется. Я знал. В Детройте не отпускают убийц на поруки, такое, насколько мне известно, было всего один-два раза и при совсем других обстоятельствах. Но Коула они отпустили. А ты знаешь, что мне пришлось сражаться как сумасшедшему, чтобы отпустили Доу — за тридцать тысяч долларов, тогда как этого убийцу, этого любящего папочку отпустили за одну тысячу.

Он вышел на улицу вместе с Элиной, забыв о своей обычной осмотрительности. Казалось, он забыл и о ней.

— …все было так трогательно, так душераздирающе — трогательно, — сказал он, — люди плакали в суде… Твой муж и тот чуть не плакал. Все выглядело очень натурально — как в жизни. Я рад, что был там. Я не заплакал, а, наверное, следовало бы. Мне думается, плачут люди хорошие, добрые… отец, мать, зрители… ведь это так страшно видеть плачущего отца, вконец сломленного, потому что в припадке ярости он убил четверых… — Когда они спустились с лестницы в маленький вестибюль, где гулял ветер, Джек приостановился. Он был очень расстроен. — Макинтайр повторил заключительную речь твоего мужа — почти слово в слово… а может быть, просто теми же словами. И, однако, они звучали по-разному. У твоего мужа… и у судьи… и… и у всех этих людей в зале… у всех людей… те же слова, те же самые… Только прокурор нарушил эту гармонию: он произнес другие слова. Никто его не слушал. «Убийству не может быть оправдания», — пытался он доказать, но черт с ним совсем. Никто его не слушал.