Гильдебрандт-Арбенина Николаевна - «Девочка, катящая серсо...»

• Название: «Девочка, катящая серсо...»
• Автор: Гильдебрандт-Арбенина Николаевна
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02981-1

Ольга Николаевна Гильдебрандт-Арбенина (1897/98–1980) до недавнего времени была известна как муза и возлюбленная H. Гумилёва и О. Мандельштама, как адресат стихотворных посвящений поэтов серебряного века… Однако «Сильфида», «Психея», «тихая очаровательница северной столицы», красавица, актриса, которую Гумилёв назвал «царь-ребенок», прежде всего была необычайно интересным художником. Литературное же наследие Ольги Гильдебрандт впервые собрано под обложкой этой книги. Это воспоминания о «театральных» предках, о семье, детстве и юности, о художниках и, наконец, о литературно-артистической среде Петербурга-Петрограда второй половины 1910-х — начала 1920-х годов и ее знаменитых представителях: Гумилёве, Мандельштаме, Блоке, Кузмине, Мейерхольде, Юркуне, Глебовой-Судейкиной, о доме Каннегисеров… Часть текстов публикуется впервые. Содержание книги дополняет богатый иллюстративный материал, включающий не только портреты и фотографии героев воспоминаний, но и репродукции акварелей Ольги Гильдебрандт.

---

О. Н. Гильдебрандт-Арбенина «Девочка, катящая серсо…»

От составителя

К счастью, Ольга Николаевна Гильдебрандт-Арбенина (1897/98–1980) не осталась в тени знаменитых современников, с которыми ее свела судьба, — Н. Гумилёва, Ю. Юркуна, М. Кузмина, О. Мандельштама, Н. Евреинова, В. Мейерхольда… Ею восхищались, вдохновлялись, в нее влюблялись, ей посвящали стихи и писали проникновенные письма. Но главное, тот образ, который она сама подарила нам в своем творчестве, продолжает восхищать и поныне.

Безусловно, наиболее яркая и самобытная сторона личности Ольги Гильдебрандт — ее живопись. Несмотря на отсутствие художественного образования (а может быть, и благодаря этому) Гильдебрандт во множестве акварелей и живописных «дощечек» сумела создать своеобразное воплощение детской (девической) грезы — удивительный, хрупкий мир, сочетающий в себе наивность детского рисунка и благородную грацию «ар деко». «Косноязычное красноречие» ее работ вызывало восхищение ценителей и признание профессионалов еще в 1920-е годы.

Что это: заумная Флорида?
Сон, приснившийся Анри Руссо?
Край, куда ведет нас вместо гида
Девочка, катящая серсо…

Гильдебрандт воспитывалась в театральной семье. Арбенин — сценическое имя ее отца — актера, театрального критика и переводчика. Ольга Николаевна взяла отцовский псевдоним при поступлении в 1916 году в Школу русской драмы — Императорское театральное училище и сохранила его в годы выступлений в труппе Александринского театра (1919–1923). Как актриса Арбенина, однако, не добилась известности, а возможно, и не стремилась к ней. Хотя интерес к театру сохранялся у нее всю жизнь, о чем свидетельствуют и ее воспоминания, опубликованные в этой книге.

Литературное наследие Ольги Гильдебрандт впервые собрано под одной обложкой, причем практически в полном объеме. Эти мемуарные тексты отражают разные стороны жизни автора — воспоминания о «театральных» предках, о семье и родных, о детстве и юности («Немного о себе», «Мама. Папа. Лина Ивановна», «Мейерхольд»), о художниках («Воспоминания о белизне», «Тринадцать») и наконец о литературно-артистической среде Петрограда второй половины 1910-х — начала 1920-х годов. В последнюю группу мемуаров входят монографические воспоминания («Гумилёв», «О Мандельштаме», «М. А. Кузмин», «О Юрочке», «Глебова-Судейкина», воспоминания о доме Каннегисеров «Саперный, 10» и заметка о похоронах Александра Блока). Каждый из этих текстов так или иначе дополняет остальные. Иногда Гильдебрандт обращается к одним и тем же событиям в разных воспоминаниях. Это связано с тем, что все мемуарные заметки Ольга Николаевна писала не систематически, а от случая к случаю. Как правило, они создавались в виде полемических заметок по поводу содержания чужих мемуарных свидетельств о серебряном веке, которые стали появляться в 1960–1970-е годы (например, «Нездешний вечер» М. Цветаевой, «На берегах Невы» И. Одоевцевой, «Калиостро» В. Петрова), или в ответ на просьбы критиков, литературоведов (так, воспоминания о группе художников «Тринадцать» были написаны по просьбе М. А. Немировской, воспоминания о Мандельштаме — для А. Г. Меца и Р. Д. Тименчика, ряд других текстов записан и подготовлен к печати М. В. Толмачевым).

Во второй части книги помещено письмо Ольги Гильдебрандт к мужу Юрию Юркуну «на тот свет». Оно было написано в 1946 году, когда адресата давно не было в живых, о чем автор письма не знала. Здесь же впервые публикуются выдержки из дневника Гильдебрандт, содержащие не только дополнительную информацию мемуарного характера, но и дающие обширный материал о последнем десятилетии жизни Ольги Николаевны.

Алексей Дмитренко

«Сколько лет тебе, скажи, Психея?»

До недавнего времени Ольга Николаевна Гильдебрандт-Арбенина была известна в первую очередь как муза и возлюбленная Гумилёва и Мандельштама, как адресат стихотворных посвящений поэтов серебряного века… Призвание музы в искусстве — одно из самых трудных и неблагодарных; реальные черты ее со временем размываются или вовсе замещаются «поэтическим образом», который часто не имеет с действительностью ничего общего. Может быть, поэтому так трудно представить, что эта «Сильфида», «Психея», «тихая очаровательница северной столицы», красавица, актриса, которую Гумилёв назвал «царь-ребенок», была при этом исключительно интересным художником.

Что вернее отразило ее личность: ее собственная живопись или слова влюбленных в нее поэтов? Вопрос этот мучил Ольгу Гильдебрандт не меньше, чем нынешнего исследователя ее искусства. Она невольно сравнивала себя то с Ларисой Рейснер, то с Лилей Брик, то с Мариной Малич и даже с пушкинской Олениной. Слегка удивленный взгляд на себя, словно со стороны, присутствует и в ее дневниках, и в воспоминаниях. Однако первая особенность ее искусства — в полном отсутствии даже намека на светскость и подражание.

Ю. И. Юркун. Портрет Ольги Гильдебрандт. 1920–1930-е гг. Бумага, тушь, перо. Собрание Р. Б. Попова (Санкт-Петербург)

Ольга Гильдебрандт начала рисовать в 1920–1921 годах под влиянием Юрия Юркуна, как она вспоминала, и никогда не хотела сделать рисование своей профессией. Хорошо знакомая с такими блистательными художниками, как В. Лебедев, В. Дмитриев, Н. Тырса, А. Головин, Д. Митрохин, она словно стеснялась своих рисунков, как когда-то своих стихов. Стихи она еще отправляла на рецензию Валерию Брюсову, а показывать кому-либо картины решалась редко: «Я обожала А. Я. Головина, но ему я очень стеснялась показывать работы, и так и не показала!»[1]

При этом даже ранние ее живописные опыты вовсе не оценивались современниками как дилетантские. Известны высокие отзывы о них А. Эфроса[2], М. Кузмина[3], В. Лебедева, Д. Митрохина; да и многие коллекционеры стремились иметь у себя ее работы. Н. Кузьмин советовал Гильдебрандт попробовать себя в иллюстрации, К. Станиславский предложил оформить оперу «Виндзорские кумушки»… «Что-то из картинок показали Добужинскому. Он хвалил. Но я сама не видала Добужинского»[4].

Да и большие выставочные залы не стали для ее камерных акварелей неожиданным испытанием; Гильдебрандт участвовала в графическом секторе выставки «Художники РСФСР за XV лет» (1933), в двух выставках московской группы «13»[5] (1929–1931); одна работа была даже куплена Центральной комиссией по приобретениям произведений изобразительных искусств (1929).

Вопрос взаимодействия дилетантства и профессионализма для русского искусства 1920–1930-х годов был одним из самых острых. И отдельные художники, и художественные объединения в этот период стремились уйти от излишней тщательности рисования, вырабатывая новый — живой и легкий — живописный язык. Так же как в 1910-е, многие художники этого времени обращались к поэтике наивного искусства, к вывеске, детскому рисунку, фольклору.

Группа «13», возникшая в Москве в 1929 году, была одним из наиболее удачных примеров сознательного совмещения «наивности» и высокой художественной культуры, и приглашение в ее состав Ольги Гильдебрандт никак нельзя считать случайностью.

Впрочем, элемент случайности все же был. Владимир Милашевский — глава и «идеолог» группы «13» — был хорошо знаком с поэтом Михаилом Кузминым (в частности, в 1920 году иллюстрировал его книгу «Занавешенные картинки») и до своего переезда в Москву часто бывал в его квартире на Кирочной улице, где Кузмин жил со своим другом Юрием Юркуном. Ольга Гильдебрандт, которая появилась в этом доме зимой 1920/21 года, вспоминает, что Юркун начал создавать свои виртуозные рисунки под впечатлением от быстрой и артистичной манеры Милашевского, уже тогда настроенного против академизма. Постепенно Гильдебрандт сама стала рисовать, и Милашевский, вернувшись в 1927 году из поездки в Сердобск с уже готовыми теориями «свободного рисунка», пробуждающего «некие тайные узлы психики, подсознательные, интуитивные пристрастия»[6], обрел таким образом в Ленинграде уже вполне сложившихся художников-единомышленников.

«Во время ленинградского пребывания — восторг от акварелей Юрия Юркуна и Олечки Гильдебрандт также имел место… — писал он. — Конечно, это совсем не то, не та дорога, по которой я шел и думал, что пойдут мои друзья. Однако изобразительное искусство — это не только, а может быть, совсем не Чистяков и не Кардовский. Нам казалось, что проступают повсюду черты нового времени — не только в далеком Париже, но и у нас в Москве…»[7]

Не особенно углубляясь в историю группы «13»[8], нужно тем не менее сказать, что В. Милашевский и Н. Кузьмин преследовали свои цели в отборе участников, желая «сконструировать» некое общее направление, связанное с ускоренным темпом рисунка и пониманием наброска как самостоятельной станковой формы. Приглашенные к участию в первой выставке выпускники ВХУТЕМАСа (Над. Кашина, Л. Зевин, М. Недбайло и другие) не вполне были довольны этим обязательным требованием «темпа», что в конечном итоге привело к распаду первого состава группы «13».