Отохико Кага - Приговор

• Название: Приговор
• Автор: Отохико Кага
• Издательство: Издательство «Гиперион»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89332-217-0

Заключённый Такэо Кусумото сидит в одиночной камере. Он приговорён к смертной казни и ждёт своего часа. Поскольку точный день приведения приговора в исполнение не известен заранее, этот час может наступить когда угодно. Такэо ждёт смерти уже 16 лет…

16+   Для читателей старше 16 лет.

---

— Конечно, конечно, тут нет ничего сложного, мне только кажется, что оставшиеся часы можно было бы провести с большей пользой. Ну, к примеру, полакомиться чем-нибудь вкусненьким, — с серьёзным видом сказал Тикаки.

— Да ладно вам, доктор, шутить. Меня отродясь никто ничем не угощал. Так что уж теперь… Вот если бы выпить дали, да бабёнку какую, чтобы с ней пообжиматься, это да, это конечно, но этого ведь нельзя ни в коем разе. Завтра мне всё равно кранты. Так какая разница, что делать сегодня? Верно? Ну, а раз уж ни выпивки, ни баб не полагается, так, может, хоть тебя, доктор, прикончить?

Последние слова Сунада прошипел, брызгая слюной, и, вскочив, резко подался вперёд — впечатление было такое, будто скала сдвинулась с места. Он потянулся было к шее Тикаки, затем, оглянувшись на торопливо вскочивших конвойных, быстро заложил руки за спину и громко расхохотался.

— Ладно, не буду я тебя приканчивать, не боись. У меня котелок ещё варит. Мне, конечно, не слабо укокошить пару-тройку ваших, мне это раз плюнуть. Но ведь опять же в суд потащат. Следователь, свидетели, то сё, пятое-десятое, затаскают ведь. Нет уж, дудки. Всё равно умирать, так лучше уж побыстрее.

— Ладно, ладно, сядь-ка, — спокойно сказал Тикаки. Казалось, он немного побледнел, впрочем, действительно ли это так, при его смуглой коже сказать было трудно.

Во всяком случае, он не двинулся с места и ни на минуту не утратил хладнокровия, за что Такэо невольно почувствовал к нему уважение.

— Всё, всё, сажусь. — Сунада опустился на скамейку и, ухмыляясь, смерил взглядом сидевших по обе стороны от него надзирателей.

— Порядок. Доктора я приканчивать не буду. А вот вы — другое дело. С вами я бы разобрался за милую душу. Шучу-шучу. Просто хочу, чтобы меня самого побыстрее укокошили.

— И всё же я не понимаю, — снова серьёзно спросил Тикаки, — почему тебе так хочется умереть?

— А вы, как видно, шуток не понимаете, доктор. Будь мы с вами наедине, я бы вам объяснил, что к чему. Ладно уж, скажу. Потому что я знаю, как это приятно, когда тебя, связанного по рукам и ногам, — раз и придушат. Всем девкам, которых я придушил, умирать было в охотку. Уж можете мне поверить.

Сунада снова захохотал было, но увидев, что лицо Тикаки хранит невозмутимое выражение, тут же замолк.

— Ну, если ты так хочешь. — И Тикаки взял ручку. — Я дам тебе разрешение на постельный режим и выпишу снотворное. И всё-таки до конца я этого не понимаю. Можно, конечно, и проспать до завтрашнего утра, вот только что здесь хорошего, не пожалеешь ли ты потом?

— Нет, не пожалею, — с серьёзным видом кивнул Сунада.

— Ну, наверняка ты этого сказать не можешь. — И отложив ручку, Тикаки снизу вверх скользнул взглядом по мощной фигуре Сунады. На его лице вдруг появилась слабая улыбка и так же быстро исчезла.

— И всё-таки, как-то это… Неужели ты и в самом деле так спокоен? Ведь завтра утром… Так или иначе… так или иначе, но ведь это ужасно. А ты так говоришь, будто тебе предстоит нечто приятное. Мне это непонятно. Послушай-ка, скажи откровенно, я спрашиваю тебя совершенно серьёзно. Неужели тебе совсем не страшно?

Сунада, сделав вид, что не слышит, оценивающим взглядом — наверное, именно так он смотрел на женщин — вглядывался в доктора. И только после того, как Нихэй толкнул его в бок, принялся руками тереть глаза, будто только что проснулся, и, когда Тикаки повторил свой вопрос, соблаговолил обратить на него внимание.

— Не боюсь ли я? Да, боюсь. Но самое страшное ждать смерти, точно зная, когда она настигнет тебя. Вот я и хочу этого избежать. Усну крепким сном, а как проснусь, попрошу, чтобы кончали побыстрее, не тянули.

— А, тогда понятно. Тогда ладно. — Кивнув, Тикаки снова взял ручку. И тут Сунада торопливо добавил:

— Знаете, доктор, нельзя ли что-нибудь такое сообразить, чтобы уснул-то я крепко, но чтоб к нужному часу — сна ни в одном глазу. Не хотелось бы клевать носом. Я хочу идти туда с совершенно ясной головой. Ну, то есть… — Сунада говорил взволнованно, как ребёнок, который накануне Рождества пытается объяснить отцу, какую игрушку ему хочется получить. — Короче, мне бы такие таблетки, от которых я сразу крепко усну, а когда проснусь, буду чувствовать себя бодро, и чтоб башка хорошо варила…

— Это не так-то легко, — усмехнулся Тикаки.

— Ну, пожалуйста, доктор, неужели нет такого лекарства?

— Да есть-то оно есть, но его надо специально приготовить, учитывая три фактора: дозу, скорость, с которой организм его усваивает, и твой вес.

— Вы уж как-нибудь пошевелите мозгами, ладно? Ведь это моё последнее желание.

— Ладно, понял. Постараюсь. Всё рассчитаю хорошенько и постараюсь приготовить такое лекарство, какое тебе нужно.

— Вот спасибочки-то. Я перед вами в долгу. Здорово, что я пришёл к вам. Верно, доктор? Вы мужик что надо.

Его от природы хрипловатый голос вдруг приобрёл мягкость, в нём зазвучали даже воркующе-ласковые нотки. Казалось, он готов прослезиться. Тикаки изумлённо уставился на него, и какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза.

— Ладно, всё с тобой, иди, — сказал наконец Тикаки.

— Доктор, — с чувством произнёс Сунада, поднимаясь, — а вы завтра будете присутствовать?

— Нет, там будет другой врач.

— Кто? Главврач?

— Да я и не знаю толком. Но что не я, это точно.

— Что ж, раз так, прощайте. Спасибо за всё.

— Прощай, — ответил Тикаки, и тут явился ещё один молодой конвойный за Такэо.

После коридорчика, куда выходят врачебные кабинеты и аптека, начинается Большой коридор, где есть только металлические двери, ведущие в собственно тюрьму — туда, где находятся одиночные и общие камеры. В Большом коридоре есть окна, поэтому там светло, и зрачки Такэо сразу же сузились от непривычно яркого дневного света. От снежного пейзажа захватывало дух. Большой коридор шёл по второму этажу, и внутренний дворик с сакурой остался внизу.

Эта тюрьма вообще построена довольно своеобразно, все самые важные службы, как то: кабинет начальника тюрьмы, общий отдел, служба безопасности, воспитательный отдел, медсанчасть — находятся на втором этаже отдельного корпуса, который соединяется переходом со вторым этажом собственно тюрьмы. От Большого коридора, который тянется с востока на запад, отходят, подобно зубьям гребня, шесть трёхэтажных тюремных корпусов: первый, второй, третий и т. д. Нулевая зона, где расположена камера Такэо, находится на втором этаже четвёртого корпуса. Четыре — означает смерть, а второй этаж привычно ассоциируется с самыми важными тюремными службами. К тому же четвёртый корпус примыкает к центральной части Большого коридора, то есть расположен прямо напротив командного пункта особого полицейского отряда службы безопасности.

Сунада и Такэо вместе с конвоем стояли перед металлической дверью, ведущей в Большой коридор, и с высоты второго этажа созерцали внутренний дворик перед медсанчастью.

Ветер стих, мелкими хлопьями сыпал снег, прочерчивая в воздухе бесчисленные белые линии. Земля побелела, на белом фоне чётко вырисовывались серебристые стволы мощных сакур. Ветки, даже самые тонкие, были опушены снегом вплоть до самых кончиков. Снег падал и падал, словно стремясь как можно быстрее заполнить белым всё воздушное пространство.

— Скоро всё занесёт, — пробормотал Нихэй.

— Последние несколько дней стояла слишком уж хорошая погода, вот зима и надумала вернуться, — откликнулся старик конвоир.

— Эй, Сунада, кажется, у тебя на родине зимы снежные? — спросил Нихэй.

Сунада, не отвечая, приблизился к окну, словно желая получше рассмотреть снежный пейзаж. Трое надзирателей и Такэо стояли у него за спиной, и создавалось впечатление, что все четверо — что-то вроде почётного эскорта.

— И ничего в этом снеге хорошего нет. Помню, живот подведёт от голода, а я сижу в снегу, весь иззябший, и реву.

— Зато, наверное, играл в снежки и лепил снеговиков?

— Да нет, я был трусишкой и слабаком, надо мной все издевались, никто со мной не водился, и я без конца ревел.

— Ты ревел? Вот уж не верится. — Нихэй окинул взглядом могучие плечи Сунада.

— Ещё как ревел. — Сунада опустил плечи и потёр руки. — Папаша сети мастерил и рыбу ловил, но так, по мелочи. Детей в семье была уйма, жратвы не хватало, одежонки тоже, зимой жуть как мёрзли. Ночью обмочишься, все обзывают писуном, ну я реву. С этого всё и началось.

Сунада говорил с сильным провинциальным акцентом. Обычно он старался скрывать его, подражая грубому говору токийских торговцев, но сегодня, наверное, расслабился и не следил за собой.

Раньше он рассказывал о своём детстве, только когда бывал в хорошем настроении. Его детские воспоминания изобиловали массой забавных подробностей, он говорил будто и не о себе вовсе, а о каком-то чудаковатом сказочном герое.