Виктория Токарева - Рассказы и повести

• Название: Рассказы и повести
• Автор: Виктория Токарева
• Жанр: Русская классическая проза

---

Против Нининой фамилии - восемь звонков, потому что начинается она с буквы "я" и стоит, естественно, последней.

Каждый раз, когда подхожу к двери, я думаю, что если нажимать кнопку редко, пережидая после каждого звонка, то в квартире, как в мультфильме, изо всех дверей в алфавитном порядке будут высовываться головы. Высовываться и слушать.

Я быстро звоню восемь раз. Представляю, как при этом все квартиросъемщики бросают свои дела и начинают торопливо считать, шевеля губами.

Сегодня мне открыла соседка, ее фамилия начинается с буквы "ш" и стоит в списке перед Нининой. Она часто отпирает мне дверь, и мы хорошо знакомы.

Когда я вошел в комнату, Нина чертила, нагнувшись над столом, с умным видом рисовала кружок. Весь лист величиной с половину простыни был изрисован стрелочками, кружками и квадратиками.

Увидев меня, Нина перестала чертить, выпрямилась и покраснела от неожиданности, радости, от обиды, которая еще жила в ней после ссоры, и оттого, что я застал ее ненакрашенной.

Моя Нина бывает красивая и некрасивая. Бесцеремонная и застенчивая. Умная и дура. Ее любимый вопрос:

"Хорошо это или плохо?" - и каждый раз я не знаю, как ей ответить.

Мать поздоровалась со мной приветливее, чем обычно, и, прихватив соль, ушла на кухню. Я понял - она в курсе наших дел.

Я разделся и сел на диван. Нина снова принялась чертить. Мы молчали.

Она, видно, собиралась сказать мне нечто такое, чтобы я понял раз и навсегда, но ждала, когда я начну первый.

А я не начинал первый, и это злило ее.

Телевизор был включен. Шла передача "Встреча с песней". За столом сидели действующие лица и их исполнители, вели непринужденную дружескую беседу в стихах.

Время от времени все замолкали, за кадром включали песню - тогда один из артистов принимался старательно шевелить губами. Артист, изображающий летчика, спел подобным образом две песни - одну тенором, а другую басом.

Когда передача закончилась, диктор стал перечислять фамилии тех, кто эту передачу готовил. Я подумал: хорошо бы всей этой компании приснилась ночью радуга.

- Валя! - Нина отложила карандаш. Не выдержала.

- Прежде всего я хочу знать, за что ты меня не уважаешь?

Все-таки лучше, если бы она была только умная.

- С чего ты взяла, что я тебя не уважаю?

- Мы договорились в семь. Я ждала до семи пятнадцати, стояла как не знаю кто... Я не говорю уже о любви, хотя бы соблюдай приличия...

Последнюю фразу Нина придумала не сама, заимствовала ее из немецкого фильма "Пока ты со мной" с Фишером в главной роли.

- Я пришел в семь шестнадцать, тебя не было, - сказал я.

- Почему ты пришел в семь шестнадцать, если мы договорились в семь?

- Я не мог перейти дорогу: там, возле метро, поворот - и не поймешь, какая машина свернет, какая поедет прямо.

- Ну что ты врешь?

- Я не вру.

- Значит, считаешь меня дурой...

- Иногда считаю.

Нина посмотрела на меня с удивлением. По ее сценарию я должен был сказать: "Брось говорить глупости, я никогда не считал тебя дурой".

Тогда бы она заявила: "И напрасно. Я действительно круглая дура, если потратила на тебя лучшие годы своей жизни".

Но я путал карты, и Нине пришлось на ходу перестраиваться.

- И напрасно... - сказала она. - Я все вижу. Все.

Что там она видит? Будто дело в том, пришел я в семь или в семь шестнадцать. Главное, что я не делаю предложения.

- Что ты видишь? - спросил я.

- То, что ты врешь, - Нина побледнела сильнее, наверное, действительно не спала ночь.

- Когда я говорю правду, ты не веришь.

- Ты не думал, что я вчера уйду...

Я понял, Нина решила не перестраиваться, а просто сказать мне все, что приготовила для меня ночью.

- Ты привык, что я тебя всегда жду. Пять лет жду. Но больше я ждать не буду. Понятно?

Вот тут бы надо встать и сделать предложение. Но я молчу.

Где-то в казахстанской степи есть сайгаки - такие звери, похожие на оленей. Я их видел в кино. Сайгаки эти жили еще в одно время с мамонтами, но мамонты вымерли, а сайгаки остались и, несмотря на свое древнее происхождение, бегают со скоростью девяносто километров в час.

Ленька Чекалин рассказывал, как охотился ночью с геологами на грузовике. Если сайгак попадает в свет фар, он не может свернуть, наверное, потому, что ночью степь очень черная и сайгак боится попасть в черноту.

Представляю, что он чувствует, когда бежит вот так, я очень хорошо представляю, поэтому не хотел бы охотиться на сайгака. Но вцепиться в борт грузовика, ощутить всей кожей пространство и видеть в высветленном пятне бегущего древнего зверя я бы хотел.

Если бы меня после института на оставили в Москве, я, может, увидел бы все это своими глазами. Но меня оставили в Москве, и я боюсь, что теперь никуда не поеду. А если женюсь на Нине, то вообще, кроме Москвы и Московской области, а также курортных городов Крыма и Кавказа, ничего не увижу.

Нина ждала, что я отвечу, но я молчал.

- И вообще ты врешь, будто переводишь по вечерам, - грустно сказала она. - Где твои переводы? Хоть бы раз показал...

- Нет никаких переводов. Я по вечерам к Леньке хожу, а иногда в ресторан.

- Я серьезно говорю, - Нина подошла ко мне. - Ты куда-то уходишь, я... ну, в общем, правда, покажи мне свои переводы.

- Да нет никаких переводов, - сказал я серьезно. - Я к Леньке хожу, а тебя не беру, ты мне и так за пять лет надоела. Там другие девушки есть.

Нина засмеялась, села возле меня, и я почувствовал вдруг, что соскучился. Мне даже невероятным показалось, что когда-то я обнимал ее. Нина быстро оглянулась на дверь. Я прижал ее к себе, услышал дыхание на своей шее, подумал - правда.

- Дурак, вот ты кто.

Эту фразу Нина не планировала, и это была ее первая умная фраза. День еще не кончился, и если мне повезет, то я услышу вторую.

В шесть часов пришел отец, и все сели за стол. В последнее время каждый раз, когда я прихожу, меня усаживают обедать.

Разливая суп, Нинина мама переводила глаза с меня на Нину, с Нины на меня. Ей хотелось понять по нашим лицам, помирились мы или нет.

- Разольешь, - предупредил отец. Он сидел за столом в пижамных штанах, хотя жена каждый раз говорила ему, что это не "комильфо".

Нинина мама так ничего и не поняла по нашим лицам. Пребывать в неизвестности она больше не могла, поэтому спросила:

- Ну как?

Нина покраснела.

- Мама!

- Ну как суп, я спрашиваю. Валя, как вам суп?

Суп был нельзя сказать чтобы вкусный, но лучше, чем те, которые я ем в школе.

- Ничего, - сказал я.

Нинина мама посмотрела на меня с удивлением, потому что только последний хам может есть и хаять то, что ему дают. Бывают такие положения, в которых говорить правду неприличнее, чем врать. Но сегодня надо мной висела радуга.

- Очень вкусный, мамочка, - быстро сказала Нина.

Это была ее следующая умная фраза. Если так пойдет дело, то сегодня Нина побьет рекорд.

- Валя, вы читали в "Правде", как орлы напали на самолет? - спросил отец.

Вряд ли он спросил это из соображений такта. Просто знал, что следующий вопрос о супе жена предложит ему, за двадцать пять лет совместной жизни он выучил на память все ее вопросы и ответы.

- Читал, - сказал я.

- Что, что такое? - заинтересовалась Нина.

- Летел пассажирский самолет где-то в горах, кажется. А навстречу ему три орла. Один орел разогнался - и прямо на самолет.

- Идиот! - сказала Нинина мама.

- Ну, ну... - Нина нетерпеливо заерзала на стуле.

- Ну и упал камнем с проломленной грудью, а те два улетели, - закончил отец.

- Надо думать, - заметила Нинина мама, которая тоже улетела бы, будь она на месте тех двух орлов. - Только последний дурак бросится грудью на самолет.

- Это хорошо или плохо? - Нина посмотрела на меня.

- Для орла плохо, - сказал я.

- Ничего ты не понимаешь... - Нина стала глядеть куда-то сквозь стену, как Павлов сквозь меня, а я задумался: действительно, хорошо это или плохо? Мог бы я броситься грудью на самолет или улетел, как те два орла?..

- Представляешь, - медленно проговорила Нина, - наверное, он решил, что это птица.

Она глядела сквозь стену: в руках забытый кусочек хлеба, лицо растроганное и вдохновенное, глаза светлозеленые, чистые, будто промытые. Если бы знать, что она может поехать за сайгаками, я согласился бы просидеть в этой комнате всю жизнь и никуда не ездить. Согласился бы каждый день общаться с ее мамой, каждый день встречать в школе Сандю - только бы знать, что Нина может поехать.

Все думали о своем и молчали, кроме Нининой мамы.

Она, очевидно, думала о том, сделаю я сегодня предложение или нет, а вслух рассказывала про соседа, который ушел от жены к другой женщине, несмотря на ребенка, язву желудка и маленькую зарплату.

Фамилия этого человека начиналась с буквы "а", звонить ему надо было один раз, поэтому в лицо я его не видел. А жену видел и на месте соседа тоже не посмотрел бы на язву желудка и на маленькую зарплату.

- Прожить десять лет и... как вам это нравится?! - возмущалась Нинина мама.