Иоаннис Перваноглу - Андроник Комнен

• Название: Андроник Комнен
• Автор: Иоаннис Перваноглу
• Издательство: Новая книга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-8474-0204-x; 5-8474-0220-1

Десять столетий величественной и драматичной истории, зарождение, становление, падение Византийской империи отразились в романах, вошедших в книгу «Гибель Византии».

Андроник Комнин (1118–1185 гг.), внук, племянник, кузен и двоюродный дядя византийских императоров, враг империи и ее спаситель, полководец, сластолюбец, заговорщик, деспот, прожил бурную жизнь и занял трон Царьграда в почтенном возрасте 65 лет. Спустя 24 месяца он был свергнут с престола под ликование горожан…

---

И. Перваноглу Андроник Комнен

(Повесть из византийской истории)

Перевод с немецкого

I

Настала ночь. Над городом святого Константина расстилался неизмеримый небесный свод, усеянный тысячами звезд. Внизу лежал Босфор, безмолвный и неподвижный, как небо, Отраженное в его волнах.

Везде царила тишина; ни звуки песни, ни плеск весла не нарушали безмолвия.

Все было сковано чарами роскошной ночи; все свидетельствовало о красоте и величии дремлющей природы. Город и море, Босфор и окружающие холмы, вкушали безмятежный покой.

Таким же мирным сном покоились и жители Константинополя. Сон служил для них успокоением после дневных забот; они нашли в нем забвение от своих бед и тревог.

Немало имели они поводов для беспокойства за будущее. Хотя правление первых трех Комненов было увенчано славой и победами, оно повергло страну в печальное положение. Византийская империя шла по опасному пути, ведущему к полному упадку и разложению.

Страна, управляемая Комненами, могла по справедливости гордиться ими. Они возвеличили ее блистательными военными подвигами над ордами варваров, которые своими частыми набегами не только беспокоили отдаленные провинции, но угрожали уже и ближайшим окрестностям столицы. Побежденные варвары принуждены были удалиться из пределов империи; между тем Комнены, имея в виду только военные цели, не заботились о том, чтобы водворением порядка и мудрой предусмотрительностью исцелить раны, нанесенные стране опустошительными войнами. Они преследовали внешнего неприятеля и не принимали никаких мер, которые могли бы оградить их от еще более опасных внутренних врагов.

Любовь к роскоши, с ее неразлучной спутницей расточительностью, господствовала не только в императорском дворце, вместилище древнего, освященного веками, престола, но и среди государственных сановников. Между тем народ стонал под тяжестью налогов; и хотя никто не решался открыто оказать сопротивление властям, все были недовольны существующим порядком.

Нравственная порча достигла последних пределов: должности продавались с публичного торга бессовестными слугами византийского императора. Правосудие сделалось жертвой подкупа; сам монарх, от которого подданные могли ожидать справедливости и милосердия, был не в силах бороться против алчности и произвола своих придворных; закон обратился в мертвую букву. Велико было невежество, неизбежно связанное со всевозможными суевериями. Разврат господствовал во всей силе, не признавая никаких стеснений.

Таковы были опасности, грозившие Византийской империи. Только твердая, сильная рука могла остановить этот процесс разложения. Но откуда могла явиться эта спасительная рука? Мануил Комнен, умирая, завещал престол своему одиннадцатилетнему сыну Алексею, беспомощному отроку, который не имел ни силы, ни средств, чтобы совершить подобный подвиг и спасти величественную корону святого Константина. Кто мог питать какие-либо надежды и ожидать спасения от слабого, облеченного в пурпур ребенка, который был послушным орудием лицемерных и корыстолюбивых придворных? Император Мануил сошел в могилу, оставив своему сыну и преемнику опасное наследство; он возложил на его голову не императорский, а терновый венец.

Таковы были заботы, которые в 1181 году наполняли умы постоянной тревогой и сомнениями. Тем благотворнее действовал сон на жителей обширной столицы; по крайней мере, он избавлял их на несколько часов от гнетущих забот и услаждал горечь настоящего обманчивыми сновидениями. Мирно спали граждане Константинополя; легкий ночной ветерок нашептывал им слова утешения и надежды.

Надежда! Прекрасный дар небес, утешение, ниспосланное свыше, роскошный благоуханный цветок! Ты украшаешь тесный путь, где отчаяние пустило свои корни! Блестящий луч, озаряющий черные облака печали!

Спокойно и тихо было в городе; спокойствие и тишина царили и в императорском дворце; этом вместилище честолюбия и коварства, где почивал слабый, невинный отрок, голова которого была обременена непосильной тяжестью императорского венца. Такая же тишина и покой господствовали во дворах величественного здания, в обширных залах и переходах. Среди всеобщего безмолвия мерно раздавались шаги вооруженных людей, которым была вручена охрана священной особы императора.

В этих медленных, монотонных шагах было что-то холодное и безотрадное. Мерно раздавалось эхо этих медленных, монотонных шагов, и как будто повторяло слышавшиеся в них слова: «Горе! горе тебе! о город святого Константина!»

Было далеко за полночь, когда через калитку во внешней стене, ограждавшей дворец, вошел человек и направился к главному зданию дворца, где находились палаты царственного отрока и его матери, правительствующей императрицы.

Этот человек был высокого роста; он шел твердой уверенной походкой. Длинный черный плащ, доходивший до пят, придавал его фигуре таинственный вид среди ночного полумрака.

Человек прошел двор быстрыми шагами и скрылся за дверью дворца. Стоявший на страже воин молча пропустил его. Человек в плаще прошел длинный ряд коридоров и остановился перед закрытой дверью, которую охраняли два высоких солдата. Они принадлежали к отряду диких, вооруженных секирами норманнов, нанимаемых Комненами в отдаленных местностях Скандинавского полуострова. Из них Комнены образовали для себя особую стражу телохранителей. Норманны отличались неизменной преданностью своему властелину и внушали немалый страх, как своей физической силой, так и тяжелой секирой, бывшей их единственным оружием.

— Все ли благополучно? — спросил таинственный посетитель одного из норманнов на суровом языке их северной родины.

— Все благополучно, — ответил воин.

— А император?

— Почивает, — сказал лаконично норманн.

— Ну, хорошо, впусти меня!

Дверь отворилась, как бы по мановению магического жезла, и посетитель, сопровождаемый караульным, вошел в просторный покой, слабо освещенный голубым ночником, подвешенным к потолку. Большая комната была роскошно убрана тяжелыми коврами и занавесями, на которых красовалась вышитая золотом императорская корона. В углу стояла широкая постель, покрытая великолепной драгоценной тканью. На постели спал отрок, с безмятежной улыбкой на полуоткрытых губах, которую суеверный народ приписывает тайной беседе с ангелами. На обнаженной руке покоилась красивая голова, увенчанная длинными черными локонами.

Спящий отрок был император Алексей, властелин обширной Византийской империи, преемник могущественных монархов, сын Мануила, на долю которого выпало такое опасное наследство.

— Не входил ли кто сегодня вечером в опочивальню императора? — спросил вполголоса посетитель своего провожатого.

— Никто, кроме императрицы, — сказал солдат.

— Зачем она приходила сюда?

— Она постояла несколько минут перед постелью, но, когда увидела, что император почивает, то удалилась из комнаты и не сказала ни одного слова.

— Не сказала ни одного слова! — повторил, посетитель, затем, обращаясь к стражнику, спросил его: — Не говорил ли чего император перед тем, как лег в постель?

— Император чувствовал усталость от сегодняшней охоты и, по возвращении, тотчас же лег в постель и даже не прикоснулся до поданных кушаний.

— Не бредил ли он по своему обыкновению?

— Он сказал несколько бессвязных слов, но я не понял их, потому что они были на греческом языке. Я расслышал только имя «Андроник», которое он повторил два или три раза.

— Андроник!.. Я догадываюсь, в чем дело… Он, вероятно, видел во сне маленького Андроника, своего любимого товарища!..

Затем после довольно продолжительного молчания посетитель снова обратился к воину и сказал ему:

— Ты можешь идти, я не нуждаюсь больше в твоих услугах.

Норманн вышел из комнаты и запер за собой дверь на ключ.

Таинственный посетитель подошел к постели и долго смотрел на спящего мальчика.

— Андроник!.. — пробормотал он. — Знаю, мне ли не знать, кого ты призываешь! — того жалкого Андроника, который из глубины изгнания, в далекой Азии, не перестает мечтать об императорской короне, но я употреблю все средства, чтобы лишить его возможности приносить вред… Неосторожное дитя! — добавил он, обращаясь к спящему: — Ты призываешь себе на помощь Андроника? Тебе и в голову не приходит, что этот человек твой злейший враг. Все это плоды наушничества людей, которых не следовало бы пускать на порог дворца!

Он бросил полный ненависти взгляд на спящего императора, затем вынул из-под плаща ключ, отворил им небольшую дверь в противоположной стене и исчез за нею как тень.

Ночной посетитель, выйдя из императорской опочивальни, очутился в узком темном проходе, в конце которого была дверь. Он отворил ее другим ключом и вошел в ярко освещенную комнату. Это была великолепная зала, украшенная дорогой мебелью. Посреди стоял стол и четыре высоких кресла, обитых богатой пурпурной тканью, со спинками, на которых блестела золотая императорская корона. Восемь больших окон, освещавших днем эту залу, были завешаны длинными занавесями с золотой вышитой каймой. Четыре больших зеркала во всю высоту залы украшали стены. На правой стороне у одного из окон стоял изящный стол; на нем лежало несколько бумаг и раскрытый план столицы. Богатые персидские ковры покрывали пол; двенадцать больших светильников освещали ярким светом обширный покой.