Елена Ткач - Самодурка

• Название: Самодурка
• Автор: Елена Ткач
• Жанр: Русская классическая проза

---

Тихая восковой бледности бабушка в белом сатиновом платочке притронулась к Надиной руке.

- Иль умер кто у тебя?

Надя и не заметила, как при первых словах долетевшей молитвы слезы полились по щекам, все в ней как бы перевернулось и мир со всей своей болью отхлынул далеко-далеко, будто канул в небытии...

- Лапушка, не надо так-то! Вижу, неладное у тебя. Пойдем...

Старушка стала потихоньку протискиваться вперед и так это у неё получалось, будто шла, движимая не напором физического усилия, а какой-то иной нематериальною силой. Бесплотной тенью проскальзывала она между молящимися, а те как-то послушно и податливо расступались. Надя продвигалась за ней. Скоро они оказались в самых первых рядах прямо напротив царских врат.

- Помолись Чудотворной, - нежданная покровительница указала на икону Божьей матери слева у алтаря. - Все сердце раскрой, все как есть...

И словно бы позабыв про Надю, бестелесная как засушенный лепесток, стала самозабвенно молиться. Она крестилась и кланялась, и Надя крестилась и кланялась тоже.

"Не попущай, Пречистая, воле моей свершаться, не угодна бо есть", - с током крови пульсировали в висках запавшие в сердце слова молитвы. Надя глядела на образ - Богородица всматривалась в нее, и свет, исходящий от её Лика, словно живой водой омывал душу.

Надя не помнила, сколько времени простояла она перед образом. Служба кончилась, верные причастились, и её спутница в белом платочке вновь очутилась с ней рядом на ступеньках паперти.

- Тебя как звать? - дунула на ушко едва слышным шепотом.

- Надежда.

- Имя какое светлое у тебя! Ты и держись за надежду. И святой своей покровительнице молись. Вижу, ты к вере тянешься, - она чуть сжала Надину руку, - ты не бойся молитвы - молитва держит, по ней и иди. Ты вот запомни и повторяй про себя: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!" Это Иисусова святая молитва - она как щит! Ты щитом этим крепись и полегоньку, помалу шагай вперед. И все у тебя хорошо будет, верю я! Запомнила молитву?

Надя прошептала одними губами:

- Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!

Старушка кивнула, отпустила Надину руку и перекрестила ее:

- С Рождеством тебя, Милая! Ступай с Богом...

И легонькая как палая листва, уносимая ветром, пропала за поворотом. А к церкви быстрыми шагами шел Петер Харер.

Было около двух ночи. Ступеньки паперти заметало снегом. Крупные вихрастые снежинки напоминали крохотные цветы, может быть, эльфийские астры, которые рассыпали с небес, празднуя Рождество.

Закоченевший Петер, приидерживая у шеи поднятый воротник своего кашемирового пальто, еле выгоорил посиневшими губами:

- Ну, как дела? Нога болеть?

- Нет, - Надя взяла его под руку, приникла к плечу головой. Ей захотелось согреть его, такого жалкого и одинокого в этом сорванном с петель городе...

- Ты замерз совсем! Пойдем, посадишь меня на такси.

Он вскинул на неё молящие глаза.

- Ты вернутся в отель нет?

- Нет, Петер. Завтра. Я приду к тебе завтра... - она погладила его по волосам, стряхнула с них снег. - Тебе надо шапку купить.

Они быстро вышли к Тверской, перебрались на другой её берег, - точно переплыли снежную реку, - и стали голосовать. Долго ждать не пришлось: тормознула первая же проезжавшая мимо машина - синие "Жигули". Водитель опустил стекло, Надя назвала адрес.

- В Трехпрудный? Не-е-е, это ж рукой подать!

Надя решительно распахнула дверцу и уселась на переднее сиденье.

- Сотня устроит?

- Другой разговор! Поехали...

Надя бросила сумочку на сиденье, выскочила,. Обняла Петера, притронулась щекой к его ледяной щеке, отвела его руку, сжимавщую несколько десятидолларовых бумажек, которые он старался сунуть ей в карман, повторяя:

- Такси, такси...

- Петер, милый, с Рождеством! Ну... Господь с тобой!

И она трижды перекрестила его бескровное онемевшее лицо.

Хлопнула дверца. Надя пропала в ночи.

Петер двинулся вниз по Тверской к "Метрополю", засунув окоченевшие руки в карманы. Ветер дул в спину, подгоняя, нашептывая: "Позабудь о ней, позабудь! Беги от нее, беги..."

Всю ночь он просидел один в баре и наутро отменил репетицию.

Такое случилось с Петером Харером впервые в жизни.

5

Рано утром Надю разбудил телефонный звонок.

- Спишь, Надён? Что там у вас вчера в театре стряслось?

Это был Николай.

Она села в постели и это усилие далось ей не без труда - сонное оцепенение ватным комом облепило все мышцы, заволокло сознание...

- Коля... Доброе утро. Что стряслось? Декорация упала. Меня из-под неё в самый последний момент выдернули.

- Кто?

- Тот человек в пальто. Который мне серьги вернул... в ту ночь.

- А как он в театре-то оказался? Театр-то режимный - к вам же мышь без пропуска не проползет! Военная комендатура...

- Не знаю. Я, Коль, вообще ничего уже не понимаю...

- Так! Ладно. Ты, главное, не раскисай. Разберемся! Ты его хоть раз до этого в театре видала?

- Нет, никогда.

- Хорошо. А как думаешь: случайно декорация гробанулась или это было подстроено?

- Понятия не имею... Слушай, - она глотнула холодного чаю из чашки, стоявшей на прикроватной тумбочке, - я вот думаю... Ты ребят своих отпусти. Все равно от них мало толку. Копошатся тут под окнами, только время зря тратят. Видишь - в театр их без пропусков не пускают, где они были, когда эта чертова декорация обвалилась?! Так что бессмыслица какая-то получается...

- Ну, это не проблема. С сегодняшнего дня будут у них пропуска. Так что не дрейфь, Надён, будешь везде под крылышком! И даже в твоем оч-чень Большом театре!

- Коль, не надо, слышишь? - она соскочила с кровати и резко выпрямилась. - Мне не нужна ТАКАЯ защита! Это я точно поняла. Сегодня. Нет вчера... В общем, не нужна и все!

- Ты, мать, переутомилась слегка! Ничего, отлежишься, придешь в себя все в голове по местам и уляжется. Зачем от реальной помощи отказываться, да ещё в твоей ситуации! Я тут потихоньку варюсь, информации накопал до черта на Василия Степановича твоего. Сидел он, соколик, - пять лет оттрубил. Валютные махинации... Он раньше в другом ресторане работал - не в сарае с колесами, а в крутом заведении в самом центре Москвы. Прямо перед Олимпиадой его свои же и заложили.А ты, похоже, наступила на хвост оч-чень ядовитой змее. Длиннющая, понимаешь ли, змея вырисовывается: голова тут шевелится, а хвост на Урале. И знаешь, что самое интересное? Эти ребята недавно проклюнулись и очень их деятельность московским семейкам не нравится. Врубаешься, о чем говорю? Тут же все по зонам влияния поделено давно и надолго. А тут эти... варяги, мать их! В общем, крупные разборки назревают. Это я к тому, что кроме тебя, у них тут до кучи врагов. Я бы им не завидовал! Всунуться в московские дела... или большая дурость или большая крутость нужна. Москва - это ж Змей Горыныч! И не о трех головах...

Надя усмехнулась.

- Коль, мой Горыныч - он тут, возле меня сидит. Щенок у меня. Я его Горынычем назвала. Лужу вон, гад, наделал! Вот с ним я разбираться и буду, а это все... Коленька, ты прости - я тебя, наверно, зря потревожила. Хорошо, что про Струкова рассказал, но знаешь... не хочу больше. Хватит! Коль, отзови ребят. Я понимаю - тебе это кажется бабским капризом, но поверь, что так будет лучше. Я справлюсь со всем сама...

- А вот это уже не твое дело. Ты, Надь, совсем спятила! Я с тобой не в бирюльки играю - стал бы ребят дергать за-ради родстввенного одолжения... Ты в серьезную передрягу попала. В оч-чень серьезную! Жизнь твоя в опасности, поняла? И не шути со мной - не люблю. Все, покапризничала - и будет! Я тебе ребят дал, мне и решать, когда их из дела вывести. А ты тут сбоку припека. Ясно? Ну все, пока!

В трубке послышались частые нудные гудки.

Надя наклонилась, чтобы положить трубку, и вдруг мгновенная волна тошноты судорогой скрутила её, согнула пополам, застряв в горле - еле успела добежать до раковины. Несколько приступов рвоты вывернули нутро, отняв все силы. Она снова легла, набрала номер Марготы и сказала, что на класс не придет, но надеется подползти к дневной репетиции...

Через полчаса Марго перезвонила уже из театра.

- Слушай, ну ты прямо в рубашке родилась: сиди дома спокойно репетицию отменили. Харечка заболел. Хочешь, подъеду?

- Нет, Марго, спасибо, душечка! Отлежусь. Подремлю, может...

- Ну, дрыхни! Я после прогона вечернего позвоню. "Тени" опять прогоняют с оркестром - что-то там у дирижера не ладится.

На том и порешили.

* * *

К пяти вечера, еле собравшись с силами, Надя двинулась на вокзал. За нею тенями, правда отнюдь не бесплотными, следовали Колины молодцы.

Голос железнодорожной сивиллы возвестил:

"Поезд Абакан - Москва прибывает на шестой путь всемнадцать десять."

Неужели сегодня? - нарастало предчувствие. И резкое как щелчок молниеносное знание: да, сегодня! Сейчас!

Она заторопилась в конец перрона - в это поезде вагон-ресторан обычно цепляли в хвосте состава.