Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

• Название: Тоомас Нипернаади
• Автор: Аугуст Гайлит
• Издательство: Александра
• Жанр: Проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-450-01611-5

Аугуст Гайлит (1891 - 1960) - один из самых замечательных писателей "серебряного века" эстонской литературы 20-30 годов.

В 1944 году он эмигрировал в Швецию. Поэтому на русском языке его книга выходит впервые.

Роман "Тоомас Нипернаади" - это семь новелл, объединенных образом главного героя. Герой романа путешествует, встречается с разными людьми, узнает их проблемы, переживает любовные приключения. Это человек романтических настроений мечтательный, остроумный. Он любит помогать людям, не унывает в трудных обстоятельствах, он наделен богатой фантазией, любит жизнь и умеет ободрить ближнего.

Роман читается как современный - большинство проблем и чувств, изображенных писателем, - это вечные проблемы и вечные чувства, не меняющиеся во времени и пространстве.

---

Нипернаади рассмеялся, он все подливал Кюйпу, а сам вообще не пил.

- Нет, ты не смейся, - говорил Кюйп, - она тут такое откалывала. Кто через цыган ворованными лошадьми промышляет? Думаешь, я или Яйрус? Очень мне нужно связываться, схлопочешь пять-шесть лет тюрьмы, а я не из тех, кому хочется сесть. Мое дело должно быть чистым и честным: купил свою водку, заплати свои денежки и привет! А то, что я в тот раз спрашивал тебя про контрабандный спирт, ничего не значит, сам знаешь, времена трудные, налоги большие, ну и хоть пару центов надо отложить! Но конокрадством я не  занимаюсь, это из всех краж самая скверная. Куда спрячешь такое здоровенное да еще и ржущее животное? Это ведь не бумажник, сунул в карман и нет его. А Яйрус? Яйрус был честный мужик, работал у себя на поле, зимой бревна возил и о чужом добре слышать не хотел.

- Значит, Анне-Мари? - удивился  Нипернаади.

- Она самая! - отозвался со вздохом Кюйп. - А Яйрус взял вину на себя, и присудили ему три года. А знаешь, как это случилось? Ну, сумасшедшая! - Один пьянчуга надрался тут как свинья, посадили мы его на телегу, лошадь кнутом стеганули — пусть себе домой идет, а он здесь неподалеку жил. А это Анне-Мари кралась за ним как кошка, и пока хозяин спал мертвецким сном, выпрягла лошадь и привела домой. Средь бела дня, на глазах у людей. Пришла с ней домой и отвела на болото. Понятно, хотела еще в тот же день отправить ее с цыганами подальше, да на ее след уже напали. И когда дошло уже до того, что можно было на вора пальцем показать, тут уж не отбрыкаешься — не поможет. Лошадь вернули хозяину, а все вину Яйрус взял на себя, сказался вором. Боже ж ты мой! Как они его избили, облепили будто пчелы, и всякий старался поддать побольнее.

- И что же Анне-Мари? - спросил  Нипернаади.

- Анне-Мари орала в амбаре, не из сочувствия, а от злости, что добрались до ее лошади. Вот такая она. И поклялась отомстить.

- А клятву выполнила?

- Откуда я знаю! - неожиданно крикнул Кюйп.

Хотел было встать, да ноги не держали его. Снова сел на лавку, улыбнулся, выпил несколько рюмок подряд.

- Дела у того хозяина пошли неважно, - проложил Кюйп после паузы. - Посыпались на него одно несчастье за другим, и теперь он живет уже не в нашей волости. Продал хутор чужаку и решил уехать. Вот я тебе и толкую, не возись ты с этим болотом, узнает Анне-Мари, набросится на тебя как волчица.

- Зачем же ты держишь ее под своей крышей? - спросил  Нипернаади. - Даже в жены взял, бродите вдвоем по лесам радостные и гуляете по лугам? Что тебе мешало давно уже выгнать эту ведьму?

Тут Кюйп плутовато взглянул на  Нипернаади.

- У нас с Яйрусом такой уговор, - снова разоткровенничался он. - Когда Яйруса уводили, он мне и сказал, чтобы я позаботился о его жене. А чтобы она совсем по рукам не пошла, пусть, говорит, я буду ей мужем и защитником, пока он сам не освободится и не вернется домой.

- Врешь! - рявкнул вдруг  Нипернаади, привстав. - Все от первого до последнего слова — вранье!

Кюйп налил остатки водки в свою рюмку, выпил и принялся писать счет.

- Пьем вдвоем, а платишь ты, - смеясь повторил он. - Может, желаешь еще бутылочку, чтобы закончить это прекрасную выпивку? Платишь честь честью по этому счету, и я тут же несу еще одну бутылку!

Схватил деньги, живо пересчитал и быстро сунул за пазуху.

- Нет, отчего же, - успокоенно продолжал он, - я ничего не соврал. Я тебе как другу рассказал, конечно, тебе решать, верить или не верить. Только ответь — ты когда-нибудь слышал, чтоб я врал? Хоть в самой мелочи, по самому пустяку?

- Все вы здесь одним миром мазаны — обманываете, крадете, врете! - кричал  Нипернаади. - Боитесь, что вокруг зазеленеют луга, вы как водяная землеройка в болоте без своих промоин, как рыба без воды. Любите эти грязные заливчики, бульканье воды под кочками, хриплое чавканье болота и его туманы. Вы еще в материнской утробе срослись со своей голубикой, подбелом, папоротником и болотной рябиной.

Он подошел к Кюйпу и трахнул кулаком по столу.

- Но я не оставлю вам этой радости! - закричал он. - Я вызову себе в помощь тысячу человек, завизжат пилы, засверкают лопаты, к осени болото будет осушено, и плуг сровняет последние кочки. Там, где были бездонные промоины и урчащие воронки, зазеленеют луга, раскинутся поля. Здесь вырастут зажиточные хутора, и через пару лет ты даже не узнаешь свое Маарла.

Кюйп, опираясь на лавки и столы, добрался до шкафа, достал новую бутылку и выставил на стол.

- Заплатишь еще за это? - попросил он, - последнюю и лучшую?

Он стал вдруг таким маленьким и жалким, согнулся в три погибели над столом, заискивающе-просительно глядя на  Нипернаади.

- В самом деле, ведь ты купишь своему другу Кюйпу эту бутылку? Ох боже ж ты мой — ты такой богатый, и никогда не было границ твоей щедрости. Отец завещал тебе полмиллиона крон — добрый папа, милый папа, я бы носил такого, как божью коровку на ладони, боялся бы дохнуть на него. А мой? Купишь эту бутылку? Скажи слово, одно маленькое словечко — и пробка вылетит из нее, как ракета. А, дружище?

Нипернаади бросил деньги, и Кюйп, как собака, подхватил их на лету.

- А Маарла не трогай! - мрачно-угрюмо сказал он, засовывая деньги в карман. - Не нужны здесь ни ты, ни тысяча твоих человек — идите в другие края осушать свои болота.

Он пил большими, жадными глотками, глаза покраснели, губы распухли, зарумянились острые скулы.

- Маарла не трогай! - повторил он, - пусть чавкает, журчит и туманится, мы к этому привыкли.

-  Спущу его до капли! Воскликнул  Нипернаади.

- Ах вот ты какой, сволочь такая! - угрожающе сказал Кюйп. Он встал, хотел двинуться к  Нипернаади, но всей своей тяжестью рухнул на стол, перевернул его вместе со всеми бутылками, стаканами, тарелками и сам как подкошенный упал и заснул среди осколков. Ворчал, грозил, но двинуться был не в силах.

Нипернаади оставил его и пошел на паром.

Осточертели ему Кюйп, Йоона и Маарла. Хотелось отправиться дальше, повидать новых людей и новые места.

Но к вечеру Йоона с патронами, бурами и фитилями вернется домой — что ему делать с ними? Ох эти буры и патроны, ох этот послушный глупец Йоона! Может, уйти отсюда, пока Йоона еще не вернулся? Убежать, не оставив следа? Но тогда они будут смеяться все эти Кюйпы, Анне-Мари, Йооны, был тут, дескать, самохвал, осушитель болот, да струсил, удрал, не успел болото толком разглядеть. И будут каждому проезжему, каждому прохожему, каждому, кто заглянет в трактир, показывать его молотки, буры, патроны. Будут издеваться, да с каким удовольствием, окрестят его трусом и бог знает кем еще!

Нет, придется ему остаться. Придется ему повозиться с этим болотом, с этими людьми.

Расстроенный, мрачный, он побродил по лесу, вернулся, снова лег на паром.

Под вечер в трактире раздалась страшная ругань. Проснулся Кюйп. И не заставил себя ждать, заявился на паром, бледный, отекший, с припухшими глазами. Стонал и, держась руками за голову, горько жаловался:

- Ох я несчастный! Что я наделал! Как последняя скотина, разбил свои рюмки тарелки, бутылки, весь пол завален осколками. Каторжник я, последний негодяй! Просыпаюсь и что я вижу: все разломано, все перебито, до последней рюмашечки. Кто возместит мне убытки?

Он вопросительно посмотрел на  Нипернаади.

- Ты не заплатишь? Нет?

- Как же, как же, - добавил он тут же плаксиво, - станешь ты платить за то, что я напоганил! В какую книгу мне занести эти немыслимые убытки? В какую графу? С каким объяснением? Я-то уже радовался: сегодня заработал хотя бы крону-другую, сегодня наконец у меня завелась толика денег! Не тут-то было — одни убытки, одни убытки! А вернется Анне-Мари, что я ей скажу? Когда тарелка потребуется, стакан или чашка? Даже дорогой фарфоровый кофейник и тот пополам треснул, а от носика остались одни воспоминания. Двадцать лет он мне служил, радовал глаз и ласкал сердце — а теперь нет и его! Кончился! Ох, боже ж ты мой, бедный я разнесчастный!

Он плача обратился к  Нипернаади:

- Побей меня, побей меня, будь другом! Дай паразиту по башке!

Он снова схватился за голову, ерошил, теребил, дергал себя за волосы.

- А ту красивую кофейную чашку, помнишь,- с болью вскрикнул он. - Ну, конечно, как же не помнить — сам же пивал из нее кофе! Это подарок Анне-Мари на день рождения, когда мне сорок исполнилось. На ней был такой славный ангелочек, синий-синий, и глазки у него так мило смеялись. А на другой стороне чашки была розочка — и так хорошо, черт побери, так натурально нарисована, что не раз, бывало, поднесешь к носу: пахнет или не пахнет? Хоть бы она уцелела — так нет, пришла беда — отворяй ворота!

Он насупился, исподлобья мрачно глянул на  Нипернаади.

- На кой дьявол тебе потребовалось меня спаивать? Попивал бы хоть немного за компанию, мне самому не пришлось бы столько пить. А ты на водку и не смотрел, сидишь, сидишь, а в бутылке все не уменьшается. Разве так сидят в трактире? Пришел, так не жмись — пей! Может, все-таки оплатишь мои убытки?