Павел Амнуэль - Вселенные: ступени бесконечностей

• Название: Вселенные: ступени бесконечностей
• Автор: Павел Амнуэль
• Жанр: Прочая научная литература

Эта книга — научная фантастика, но это не художественная проза.

Это научно-популярная книга, но большая часть научных идей и достижений, которые она популяризирует, — фантастика.

Книга написана в еще не существующем жанре фантастической научной популяризации. Она рассказывает о науке, зарождающейся на наших глазах. Науке, о которой физики спорят и еще не пришли к общему мнению. Наука эта призвана ответить на фундаментальные вопросы бытия. Живем ли мы в лучшем из миров? Существуют ли вообще другие миры, кроме нашего?

В 2057 году исполнится сто лет со дня выхода из печати статьи американского физика Хью Эверетта, вызвавшей споры, продолжающиеся и в наши дни. В год столетнего юбилея пионерской работы Эверетта выйдет в свет книга, которую вы держите в руках.

Это — фантастика, потому что наука может развиваться не так, как здесь написано. Это — научно-популярная книга будущего, потому что наука может развиваться так, как написано здесь.

Читая эту книгу, помните о том, что фантастический роман Жюля Верна «Робур-завоеватель» вызвал в свое время немалые споры, потому что общепринятым было мнение: аппараты тяжелее воздуха никогда не смогут летать. Не прошло и четверти века — в воздух поднялся самолет братьев Райт…

---

Павел Амнуэль ВСЕЛЕННЫЕ: СТУПЕНИ БЕСКОНЕЧНОСТЕЙ

Предисловие

В январе 2057 года издательство Prinston InT Press опубликовало одновременно на трех языках (английском, немецком и русском) фундаментальную монографию профессора Принстонского университета Анджея Ступальского «Миры, о которых мы знаем», имеющую подзаголовок «Обзор и критическое рассмотрение современных многомировых теорий» (Ступальский, 2057). Книга, вышедшая одновременно в бумажном, электронном и мультитранспарентном вариантах в год столетнего юбилея статьи Хью Эверетта III (Everett, 1957), привлекла внимание не только профессионалов (физиков, физико-психологов, математиков), но и так называемой «широкой общественности». Это естественно: несмотря на многочисленные перемены, привнесенные успехами метанауки многомирий в общественную жизнь, быт и личное пространство, несмотря на многочисленные публикации в средствах массовой информации, большинство людей еще мало знает о том, что сейчас с нами происходит. Монография Ступальского должна была заполнить лакуну, но оказалась трудом слишком специальным, насыщенным информацией очень важной, но бесполезной для большинства читателей и зрителей — в книге множество формул, графиков, таблиц и схем, изрядное количество фотографий и видеофайлов. Все это чрезвычайно интересно профессионалам, но профессор Ступальский, обращавшийся (судя по предисловию) к «широкой публике», несколько преувеличил ее (публики) возможности понимания сложнейших процессов, происходящих в многомириях.

Поэтому у издателей возникла идея выпустить еще одну книгу, столь же обширную по охвату проблем, но гораздо более простую в понимании. Издатели обратились ко мне, поскольку у меня, во-первых, есть некоторый опыт в популяризации многомировых представлений (Амнуэль, 2041, 2045, 2055), и, во-вторых, я много лет собирал и фиксировал реальные случаи, явления, истории, связанные с жизнью в многомириях. Эти истории в виде литературных апокрифов публиковались в разное время, но в собрании «Свидетель» (Амнуэль, 2055) были, наконец, собраны воедино. В результате возникла книга, которую вы сейчас начали читать. В отличие от монографии Ступальского, здесь нет ни одной формулы, нет ни таблиц, ни графиков — ничего, что могло бы отвлечь читателя-непрофессионала от потрясающе интересной и жизненно важной для каждого человека проблемы освоения человечеством бесконечных возможностей многомирий.

Смею надеяться, что эта книга и монография Ступальского взаимно дополнят друг друга и будут прочитаны обе. Разумеется, читатель вправе сделать выбор: изучить ли сначала книгу Ступальского, понадеявшись на собственную научную подкованность, а к моей книге обратиться (или не обратиться) уже потом, или наоборот — сначала прочитать «Вселенные: ступени бесконечностей», чтобы знать, на какие места в монографии «Миры, о которых мы знаем» обратить критическое внимание.

Введение

История исследования многомирий рассматривалась и ранее в многочисленных популярных обзорах, на которые я даже и ссылаться не буду, потому что в последнее время о многомирии не писали разве только сугубо специальные издания типа «Вестника тонкорунного овцеводства», известного своим пренебрежением ко всему, что не относится непосредственно к проблемам правильной стрижки специфической породы овец.

Понятно, что любой автор (или почти любой — из всякого правила есть исключения) стремится, иногда даже не осознавая того, ввести в орбиту рассматриваемого предмета как можно большее число явлений, полагая, что чем больше фактов привлекается для утверждения некоего тезиса, тем более почтенным и внушительным этот тезис представляется. Не думаю, что в данном случае количество становится причиной перехода в новое, более высокое, качество. Так, многие не только популяризаторы, но и физики-профессионалы (странно, что и профессор Ступальский не избежал этой ошибки) совершенно напрасно, на мой взгляд, пишут о том, что идеи многомирия возникли еще в античные времена, ссылаясь, с одной стороны, на Платона, с другой — на верования еще более древних народов, в том числе шумеров, египтян, etc. Практически в любой религиозной и (или) философской системе можно найти идеи и описания трех (как минимум) миров: земного, небесного и подземного. Платон повествует о двух мирах: вещном, материальном мире и мире идей. Многие историки науки придерживаются такого подхода, не обращая внимания на принципиальное отличие понятия физического многомирия от любых прежних представлений о множестве миров.

Обратимся для примера к Платоновскому двумирию. На самом деле оно является дихотомным описанием единственного мира, где и расположена пресловутая пещера, на стены которой падают тени проходящих мимо материальных созданий. Равно и религиозные (как языческие, так и монотеистические) представления о трехмирии никоим образом не выводят нас за пределы одного-единственного мира, одной-единственной Вселенной, созданной сонмом богов или Богом. Небесное царство, как и подземное (Рай и Ад в христианском понимании), находятся в той же Вселенной, что и земное, вещное, царство.

Вот еще типичный пример. Немецкий схоласт Роберт Гроссетест опубликовал в 1225 году труд, в котором якобы не только предсказал появление семь веков спустя теории Большого взрыва, но и сформулировал идею мультивселенной. Многие интерпретаторы склонны видеть в «совершенных сферах» Гроссетеста девять миров многомирия. Действительно, мы можем найти у Гросеетеста зачатки этой идеи, как можем найти ее зачатки в трудах Аристотеля, Платона и многих других философов античности и раннего средневековья. Аналогично рассуждали историки научной фантастики, когда приписывали, например, Сирано де Бержераку предвидение полета на Луну при помощи ракет («Государства и империи Луны»). Вероятно, тут нужно объясниться с читателем относительно термина «предвидение», «прогноз». На мой взгляд, реальным предвидением можно назвать лишь такое сбывшееся в будущем утверждение, относительно которого у автора утверждения и у его исследователя в будущем существует хотя бы частичное единомыслие касательно предмета утверждения и его физической сущности. Рассказывая о связке ракет, с помощью которых герой «Государств и империй Луны» поднялся в лунный мир, Сирано де Бержерак придавал этому способу не большее значение и смысл, нежели пяти другим описанным там же способам, как то: подбрасывание магнита, высушенные на солнце бычьи шкуры и пр. Случайное совпадение буйной фантазии «пророка» с будущей реальностью не является основанием для того, чтобы считать эти фантазии научным предвидением. Равно как и Гомера нельзя считать первым (или одним из первых) научным фантастом на том основании, что описанные им странствия Одиссея суть фантастика, имевшая лишь отдаленное отношение к реальности.

Возвращаясь к работе Гроссетеста, отмечу, что средневековый схоласт описывал эволюцию одного-единственного мира, созданного Творцом. Не вне, а внутри этой Вселенной возникают в процессе эволюции девять совершенных сфер, и то, что происходит это именно в единственном мироздании, подтверждает заключение Гроссетеста, что девятая совершенная сфера не может породить десятую, поскольку эта десятая содержит четыре известные стихии: огонь, воздух, землю и воду — сущности нашего мира, а не каких-то иных вселенных.

Многомирие эпохи классицизма также нельзя отнести к многомирию в нашем нынешнем представлении. Утверждение Панглоса, героя Вольтеровского «Кандида», что мы живем в лучшем из миров, никоим образом не является провозвестником многомирия, поскольку речь шла не о различных вселенных, а о разных «мирах» во все той же единственной Вселенной. Если принять, как это делают практически все исследователи истории вопроса, что Платон, Вольтер и многочисленные древние народы, включая греков с их пантеоном олимпийцев, говорили именно о многомирии, то следует причислить к этой великолепной когорте также и Джордано Бруно с его идеями множественности цивилизаций. Бруно говорил о жизни на других планетах — в сущности, на каждой такой планете свой мир, свои представления о мироздании, своя история, независимая от нашей. Но можно ли считать многомирие Бруно действительным многомирием? Полагаю, что каждый здравомыслящий читатель даст отрицательный ответ на этот вопрос, и это подводит нас к идее, что и платоновская дихотомия, и религиозные «миры», и вольтеровские, скорее иронические, нежели физические представления о «мирах», на самом деле имеют к многомирию не большее отношение, чем предсказания писателей-фантастов ХХ века о полетах за пределы Солнечной системы к реальным перемещениям к далеким космическим целям.

Тем не менее, несмотря на указанные логические огрехи, описание многочисленных «прекрасных и ужасных миров» объединило множество исторических представлений, развитие которых хотя и не привело к современному вúдению многомирий, но позволило «задним числом» оценить корни этого процесса, несомненно, повлиявшего на состояние умов тех исследователей (и, прежде всего, Эверетта-мл.), которые уже во второй половине ХХ века определили фундаментальные основы нынешних представлений о множестве множеств физических миров.