Жоржи Амаду - Касстро Алвес

• Название: Касстро Алвес
• Автор: Жоржи Амаду
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Книга Жоржи Амаду «Кастро Алвес» — не просто биография поэта, хотя написана она на основе всех существующих в бразильской историографии источников, хотя жизненный путь Кастро Алвеса воссоздан с документальной точностью на широком общественном и литературном фоне. И это не исследование поэзии Кастро Алвеса. Книгу писал не ученый-биограф, не литературовед, а большой писатель с оригинальным, глубоко национальным талантом. Законченная в 1941 году, она стоит в ряду романов, созданных Амаду в тридцатых годах, связана с ними внутренним единством.

Пер. с португальск. Ю. Калугина. Стихи в переводе А. Сиповича.

---

Уже опыт индианистской школы убеждает, что европейская литература служила как бы эстетическим университетом для молодой, не имевшей еще собственных традиций бразильской литературы. У европейских романтиков черпались формы и образные средства (так, Аленкар учился строению романического сюжета у Вальтера Скотта), но сам отбор этих средств определялся прежде всего отношением писателей к проблемам национальной жизни.

Гонсалвес Диас и Аленкар были в поре творческой зрелости, а в бразильской литературе уже раздались тревожные голоса молодых поэтов, почувствовавших «неладное что-то» в бразильском королевстве (присвоившем себе громкий титул «империи»). В 1848 году было подавлено последнее крупное антимонархическое восстание. Рабовладельческая монархия казалась незыблемой. Рабство становилось тормозом всякого прогресса, источником застоя и реакции. Конечно, подспудно накапливались экономические изменения, развивалась промышленность, но эти изменения были медленны и скрыты, не заметны для глаза художника. Патриархальная закостенелость сковывала общественную жизнь. Для огромного большинства общества, для складывающейся интеллигенции (а поэты-романтики были в основном студентами, молодыми интеллигентами) активная политическая деятельность была практически недоступной, ибо вся власть сосредоточивалась в руках немногих крупных помещичьих семейств. Идеологическая отсталость была страшна — до семидесятых годов в Бразилию почти не проникали достижения передовой европейской мысли, господствовала католическая ортодоксия. В застойной атмосфере тосковали, сходили с ума, умирали от раннего туберкулеза и алкоголя юноши-поэты. Конечно, они были далеки от народа — ив этом была их беда, их трагедия. Они искали опоры для своего творчества в реальном мире — об этом свидетельствуют чудесные, хрустальные стихи Фагундеса Варелы или Казимиро де Абреу о природе Бразилии. Но преодолеть трагический разлад с жизнью они были не в силах. Им казалось, что их тоска и отчаяние имеют космическое, извечное происхождение, раз их стихи перекликаются со стихами прославленных поэтов Европы и США. Не только Байрон, но и Гофман, Мюссе, По были спутниками их духовного поиска. (Сильным влиянием Э. По отмечено единственное прозаическое произведение этого поколения — «Ночь в таверне» Алвареса де Азеведо) Их восприятие Байрона было односторонним — они упивались «мировой скорбью» и не видели революционности великого поэта. Это как раз и подтверждает их оригинальность: они выражали свой исторически объяснимый трагизм и впитывали из мировой поэзии лишь то, что было созвучно их душевному миру.

Что же. помогло Кастро Алвесу отбросить их смертельное уныние и обрести жизнеутверждающий пафос борца? Алвес был гениальным поэтом, и его гениальность состояла прежде всего в могучем историческом чутье, позволившем ему уловить надвигающиеся перемены и выразить их. Движение за освобождение рабов и свержение монархии еще не превратилось тогда в грозную силу, которая заставит правящий класс отступить и принять в 1888 году закон об отмене рабства, а через год — пожертвовать монархией перед лицом общественного протеста. Но уже при жизни Кастро Алвеса то там, то здесь вспыхивали мятежные огоньки. И поэзия Кастро Алвеса, как увеличительное стекло, собрала эти огоньки и превратила их в обжигающий огонь и тем разожгла еще большее пламя. В последующие десятилетия стихи Алвеса вдохновляли аболиционистов, собирали силы аболиционистского и республиканского движения.

Меняется и идейная, интеллектуальная атмосфера. Именно в Ресифе, где сформировалось революционное направление творчества Алвеса, уже складывается группа передовых мыслителей, которые спустя несколько лет много сделают для просвещения голов в Бразилии, ополчатся на безраздельное господство теологии, пропагандируя новые течения европейской науки. Надо сказать, что облик одного из виднейших мыслителей этой эпохи, Тобиаса Баррето, представлен в книге Амаду неполно и не всегда объективно. Правда, Амаду описывает только молодость Баррето, но все-таки жаль, что в этом юноше мулате трудно угадать будущего замечательного философа, бесстрашно атаковавшего религиозный обскурантизм и схоластику, впервые познакомившего бразильскую интеллигенцию с немецким материализмом. Это отчасти объясняется тем, что к 1941 году, когда была написана книга Амаду, философское наследие Тобиаса Баррето еще не было исследовано с должной глубиной. Лишь в наши дни благодаря работам прогрессивных бразильских историков открылось подлинное новаторское значение труда Баррето.

В мировой поэзии Кастро Алвесу, поэту-агитатору, ближе всего была гражданская лирика Гюго с ее трибунным пафосом. Но это не означало, что он разочаровался в поэзии Байрона. Наоборот, именно Кастро Алвес сказал о Байроне не как об учителе отчаяния, а как об учителе борьбы: в книге Амаду приведены строки из послания Алвеса к его другу Пиньейро: «Для Новой Греции ты Байрон новый…» Он читает по-новому Байрона, он ищет новый идеал поэта в Гюго, потому что абсолютно нова его собственная творческая программа.

Творчество Кастро Алвеса — орлиный, «кондорский» взлет революционного романтизма. Вместе с тем это последний, решающий этап подготовления реализма в бразильской литературе. «Поэзия негров» (как ее называет Амаду) была реалистичнее «поэзии индейцев» не только потому, что в XVIII–XIX веках негры составляли большую часть той «армии труда», что создала богатства Бразилии: плантации сахара, хлопка и кофе, рудники и порты. Но прежде всего потому, что в середине прошлого века рабство негров было той кардинальной проблемой, от решения которой зависело все дальнейшее существование страны. И, обратившись к негру, литература сделала огромный шаг к исследованию важнейших закономерностей социального развития.

Не только политические, но и любовные стихи Кастро Алвеса связаны с историческим переворотом в бразильском обществе и литературе. Пожалуй, самое очевидное в бразильской поэтической традиции — это исключительная роль любовной лирики. Традиция идет от Грегорио де Матоса, первого национального поэта, еще в XVII веке изливавшего в стихах нежные чувства к мулаткам города Баии. Поэт и мыслитель, участник антипортугальского республиканского заговора, Томас Антонио Гонзага прославился двумя томиками любовных элегий, многие из которых стали народными песнями. Второй томик написан им в тюрьме, накануне суда и африканской ссылки, где он погиб. В книге Амаду подробно рассказана история драмы Кастро Алвеса «Гонзага, или революция в Минас-Жераис», свидетельствующая об отношении Алвеса к Гонзаге как к своему прямому предшественнику, любимому герою.

В преобладании любовных мотивов в бразильской поэзии многие критики усматривали проявление «тропического темперамента», свойственного национальному характеру. Мы думаем, что прежде всего в этом повинны исторические обстоятельства, та идеологическая атмосфера в стране, о которой сказано выше. Абсолютное господство религиозной доктрины сковывало литературу. Бразильским поэтам было неизвестно богатство философских идей, которое было впитано европейской поэзией и стало содержанием лирики Гёте или Шелли. Особенно это относится к XIX веку: если Гонзага хорошо знаком с литературой Просвещения и его этические и эстетические идеалы определены просветительскими идеями, то поэты-романтики до Кастро Алвеса, по существу, и не представляли, какие новые горизонты открылись перед европейской наукой и философией. В стихах множества посредственных и даже не лишенных таланта (как Гонсалвес де Магальяэнс) поэтов XIX века религиозные раздумья составляли первейшую задачу поэзии. Поэтому для Алвареса де Азеведо любовная тема становилась единственным путем утверждения своей индивидуальности, ценности личных переживаний, отмежеванных от всеобщности веры. Любовная лирика романтиков, ее подчеркнутая реальность, ибо она отражает подлинную душевную жизнь поэта, бросала вызов и господствующей идеологии и господствующей морали. До Кастро Алвеса, расширившего границы поэзии и включившего в них необозримые области политики, идейной и социальной борьбы, любовная лирика была в руках романтиков, быть может, самым действенным орудием отрицания окружающего мира. Кастро Алвес вырос из этой традиции, он не мог отказаться от национальной почвы своего творчества. Но как меняет всю эмоциональную гамму любовного чувства новое направление, открытое искусству революционным романтизмом Алвеса! У Алвареса де Азеведо мучительная неразделенная любовь, неутоленное желание как бы собирают все его смертельное отчаяние, неприятие жизни. А у Кастро Алвеса откровенно земная, радостная чувственность раскрывает совершенно другую человеческую личность: активную, стремящуюся к полноте жизни, к завоеванию счастья.