Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

• Название: Собрание сочинений в 5 томах. Том 5
• Автор: Семен Бабаевский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

В романе «Станица» изображена современная кубанская станица, судьбы ее коренных жителей — и тех, кто остается на своей родной земле и делается агрономом, механизатором, руководителем колхоза, и тех, кто уезжает в город и становится архитектором, музыкантом, журналистом. Писатель стремится как бы запечатлеть живой поток жизни, те радикальные перемены, которые происходят на селе.

---

— Нет, я к Михаилу Тимофеевичу, — тем же своим тихим голосом ответила Валентина. — Я не одна…

Даша понимающе посмотрела на сидевшего с поникшей головой Виктора и подошла к отцу. Не ждала встретить его здесь.

— Батя, а вы чего тут?

— Пожелал узнать, когда главное начальство приходит на службу.

— Узнали?

— Ничего, молодцы, просыпаются с петухами.

— А если без шуток. Что у вас?

— Дело есть к Михайле.

— Просьба? О чем?

— Секрет. Вот побеседую с ним, а потом, может, еще и к тебе придется обратиться. И не как к дочке.

— Так вы заходите в кабинет.

— Велено ждать.

— Сейчас, одну минутку.

Даша ушла к Барсукову, и сквозь раскрывшуюся дверь донеслось: «Ох, смотри, Сагайдачный! Головой поплатишься! Знай, этого я не потерплю!» В это время, запищав тормозами, у подъезда остановилась еще одна машина. Снова послышалось глухое хлопанье закрывающихся дверок и бубнящие, веселые мужские голоса. Частый топот на ступеньках, и в приемную вошли трое — в шляпах и в плащах, в руках кожаные портфели. Грузный мужчина с широким, в завитках, затылком не мог сдержать смех, говорил:

— Да ну тебя, Николай, к лешему! Ни за что не поверю!

— Ведь это же курам на смех! — сказал мужчина с узкими плечами и рассмеялся. — Правильно, Яков Тарасович, верить этому нельзя!

Смеясь и разговаривая о чем-то своем, мужчины, никого не замечая, направились в кабинет, и тот, что посолиднее, в дверях крикнул:

— А-а! Вот он, неуловимый Барсуков! Доброго здоровья, Михаил Тимофеевич! Наконец-то мы тебя изловили! Теперь ты наш пленник!

— Шумный народ. — Василий Максимович обратился к Гале: — Кто такие?

— Красногорцы, — ответила Галя. — Тот, высокий, — директор совхоза, а те, что с ним, наверное, его заместители. Они всегда вместе. Вчера два раза приезжали, а Михаила Тимофеевича не было. Так сегодня они прибыли пораньше.

— Видать, бедовые ребята, — заметил Василий Максимович.

В это время из кабинета вышла Даша и, смущаясь и краснея, сказала:

— Извините, батя, придется вам еще подождать. Заявились нежданные гости из Красногорской. Но они скоро уйдут.

— Ничего, посижу, место мягкое. Сама-то куда собралась?

— В район, на семинар.

Даша ушла, и Василий Максимович услышал, как зашумела и отъехала машина. Он склонил голову, задумался и не заметил, сколько прошло времени. Очнулся, когда гости, стуча каблуками и громко разговаривая, направились к выходу. Их провожал Барсуков.

— Я уже сказал: нет и нет! — говорил он. — И в обмен мне ничего не нужно.

— Тебе, верю, не нужно, — сказал высокий, солидный мужчина. — А «Холмам»?

— «Холмам» тоже! Наш банковский счет вам известен. Переводите денежки и получайте десять элитных телочек. Хоть завтра!

— Послушай, Михаил Тимофеевич, для ровного счета — двадцать! — Представительный мужчина поднял руки, как бы желая обнять Барсукова. — Так как, а? Двадцать и наш магарыч!

— Десять — и точка! — стоял на своем Барсуков. — И никаких магарычей! Я и так согласился продать вам телочек только потому, что вы соседи.

— Михаил Тимофеевич, а ты, оказывается, жила! Ну хоть пятнадцать!

— Сказано — десять, и на этом кончим разговор. — Барсуков поспешно проводил гостей за двери и, забыв о них, обратился к Гале: — Позвони Ивану, пусть подъезжает. — Подошел к Валентине, поздоровался за руку. — Валентина Яковлевна, вам придется подождать, а вас, Василий Максимович, прошу, входите… Я тороплюсь, меня давно ждут в первом зерновом, — добавил он, войдя в кабинет.

— Все спешишь, все торопишься, — заметил Василий Максимович. — Беспокойная у тебя, Михайло, жизнюшка…

— Я привык.

Барсуков подошел к окну. Солнце уже поднялось над станицей, молоденькие тополя выстроились на площади в круговой танец и были залиты слепящим светом. Гости из Красногорской уселись в свою «Волгу» и укатили.

— Ну и настырные, черти! — Барсуков отошел от окна. — Вынь да положь! Думали, что на дурачка напали, хотели поживиться. Нам и самим нужны породистые телочки. — Он начал складывать какие-то бумаги в кожаный, захватанный руками портфель. — Так что у вас ко мне, батя?

— Что у меня? — грустно переспросил Василий Максимович. — Да все то же… Знать, что же получается? Погибнут холмы?

— Это зачем же им погибать? — искренне удивился Барсуков. — Напротив, скоро они станут приносить нам пользу… Да вы присядьте, батя.

— Ничего, постою. На диване насиделся вволю. Михайло, ты же говорил, чтоб я не беспокоился. А что получилось? — Василий Максимович вынул из кармана газету. — Это читал?

— А! Да, да, как же, читал! Молодец, Степан, красиво написал.

— Больно мне, Михайло, пойми…

— Понимаю — ковыль, маки. Но ковыль трава несъедобная, а маки всего только цветочки. — Разговаривая, Барсуков не переставал укладывать бумаги в портфель. — Поймите, батя, и меня: мне нужны не ковыль и не маки, а бекон и говядина, которую через два года мы будем производить на том месте, где сейчас стоят холмы, — это уже факт реальный и сугубо жизненный. — Василию Максимовичу показалось, что Барсуков сердито защелкнул замок портфеля. — Мясопромышленный комплекс — это как раз то, что мне нужно сегодня. Да знаете ли вы, батя, какая ожидается прибыль? Нет, вы ничего не знаете! И хотя мы строим комплекс на паях, так сказать, в складчину, но я вношу в общий котел немалый куш, так что смогу откармливать такое количество кабанов и бычков, что для «Холмов» проблема продажи мяса решается полностью — раз и навсегда! Кроме того, у меня будет свой небольшой завод по производству окороков и домашней, колбасы, а это тоже деньги, и какие! Так что, дорогой. Василий Максимович, и вам, как нашему знатному механизатору, следует не печалиться, а радоваться. Рождается еще одно механизированное предприятие по производству свинины и говядины, то есть именно то, что мне необходимо во как! — Он ладонью коснулся кадыка. — И вы не хмурьтесь, не смотрите на меня так грустно. Да, я знаю, там, возле холмов, геройски погибли воины, среди них и мой отец. Вот и пусть памятником им будет межхозяйственный комплекс. Сама жизнь благословляет нас…

— Михайло, а ежели отменить? — перебил Василий Максимович.

— Нельзя, невозможно. Если бы я даже захотел что-то изменить, то все одно не смог бы. Строительство утверждено на исполкоме…

— Знать, все, конец?

— У Дмитрия, вашего сына, есть такое особенное выражение: привязка объекта к месту… Так вот, Василий Максимович, объект мясопромышленного комплекса не только утвержден, но и накрепко привязан к месту, отвязать его ни я, ни кто другой уже не может. К тому же место облюбовали специалисты вместе с вашим сыном, архитектурный проект, смета, проектное задание на нынешний год тоже утверждены, и я уверяю вас, батя, пересматривать и изменять их никто не станет. Понятно?

— Нет, Михайло, что там ни толкуй, а мне это непонятно… Сердце и разум не принимают… Ну, прощай покедова.

Ударяя картузом о ладонь, Василий Максимович направился к выходу.

«Обиделся старик. А в чем моя вина перед ним? Да и чего обижаться?» — подумал Барсуков и, наклонившись к микрофону и нажав кнопку, сказал:

— Прошу Овчинниковых.

Лодка-плоскодонка покачивалась, как бы желая успокоить сидевшего в ней Василия Максимовича. Уронив голову на грудь, он тоскливо смотрел на замедленное течение. Знал, что в горах давно уже не гремели грозы, не поливали дожди и Кубань заметно обмелела. Ее берега поднялись, сурово чернея кореньями и камнями, вербы, что еще не так давно по пояс бродили в воде, словно бы подросли, вытянулись, их стволы снизу были грязные, с клочками высохших водорослей.

Вода убавилась, и рыба не шла в верши, — наверное, уплыла в низовье, в заросшие камышом плавни. В ведерке метались два голавля да резвилась, звеня о жесть хвостами, юркая плотва. «Надо убирать верши, кончилась моя рыбалка, — думал Василий Максимович, не отводя взгляда от воды, а мысли сами по себе возвращались к холмам. — Беда в том, что настоящий разговор с Барсуковым у меня не получился. В мечтах я говорун, могу хоть с кем поспорить и все высказать, а вот в яви не смог, слов не хватило. Выходит, ни холмы, ни ковыль, ни маки никому нынче не нужны. Требуется мясо… А сердце болит, ноет. Нутром чую: не прав Михайло. Ить не одним же богатством живут люди. Как же нам теперь обходиться без холмов? Сколько годов стояли они добрыми нашими соседями, и теперь их не станет… Все уже, оказывается, решено, все попривязано, пристегнуто, и отстегнуть, отвязать нельзя… А может, можно? Пойду к Солодову. С ним я прошел войну, с ним мне надо по душам потолковать. Не подсобит Солодов — отправлюсь в Степновск. К сыну Дмитрию обращусь: так и так, сынок… Неужели родного батька не послушается? Попрошу Никитина, вот как только покончим с зябью, пусть за меня поработает, а я займусь хлопотами… Эх, холмы, холмы, как же без вас»…