Уильям Моррис - Искусство и жизнь

• Название: Искусство и жизнь
• Автор: Уильям Моррис
• Издательство: Искусство
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 1973

В настоящем издании впервые на русском языке представлено обширное и многообразное наследие У. Морриса, известного английского поэта и дизайнера, автора социально-утопического романа «Вести ниоткуда», активного общественного деятеля, с 1883 года социалиста. Книга представляет интерес как для специалистов по эстетике, так и для читателей, интересующихся проблемами эстетического воспитания, декоративно-прикладным искусством и историей эстетики.

---

Искусство исчезло и может быть «восстановлено» в своих прежних чертах ничуть не более, чем средневековое здание. Богатые и рафинированные люди не могут получить его, если и пожелали бы и если бы мы поверили, что иные из них могут его добиться. Но почему? Потому что тем, кто мог бы дать такое искусство богатым, они не позволяют его создавать. Иными словами, между нами и искусством лежит рабство.

Цель искусства, как я уже выяснил, — снять проклятие с труда, сделать так, чтобы наше стремление к деятельности выразилось в работе, доставляющей нам наслаждение и пробуждающей сознание, что мы создаем нечто достойное нашей энергии. И поэтому я говорю: так как мы не можем создать искусство, гоняясь только за его внешними формами, и не можем получить ничего, кроме поделок, то нам остается попробовать, что получится, если мы предоставим эти поделки самим себе и попытаемся, если сможем, сберечь душу подлинного искусства. Что касается меня, то я верю, что если мы попытаемся осуществлять цели искусства, не очень-то думая о его форме, то добьемся наконец того, чего хотим. Будет ли это называться искусством или нет, но это по крайней мере будет жизнь, а в конечном счете именно ее-то мы и жаждем. И жизнь может привести нас к новому величественному и прекрасному изобразительному искусству — к архитектуре с ее разносторонним великолепием, свободной от незавершенности и упущений искусства прежних времен, к живописи, соединяющей красоту, достигнутую средневековым искусством, с реализмом, к которому стремится искусство современное, а также к скульптуре, которой будут присущи изящество греков и выразительность Возрождения в сочетании с каким-то еще неведомым достоинством. Такая скульптура создаст фигуры мужчин и женщин, несравненные по жизненной правдивости и не теряющие выразительности, несмотря на превращение их в архитектурный орнамент, что должно быть характерно для подлинной скульптуры. Все это может осуществиться, в противном же случае мы забредем в пустыню и искусство умрет в нашей среде или же будет слабо и неуверенно пробиваться в мире, предавшем полному забвению прежнюю славу художеств.

При нынешнем состоянии искусства я не могу заставить себя считать, будто многое зависит от того, какой же из этих жребиев его ожидает. Каждый из них может заключать в себе надежду на будущее, ибо в области искусства, как и в других областях, надежда может полагаться только на переворот. Прежнее искусство больше не плодотворно и не рождает ничего, кроме утонченных поэтических сожалений. Бесплодное, оно должно лишь умереть, и дело отныне в том, как оно умрет — с надеждой или без нее.

Кто, например, уничтожил Руан или Оксфорд моих утонченных поэтических сожалений? Погибли ли они на пользу народа, отступая перед духовным обновлением и новым счастьем, или, быть может, они были поражены молнией трагедии, обычно сопровождающей великое возрождение? — Вовсе нет. Их красота сметена не строем пехоты и не динамитом, их разрушители не были ни филантропами и ни социалистами, ни кооператорами и ни анархистами. Их распродали по дешевке, они впустую растрачены из-за безалаберности и невежества глупцов, которым невдомек, что значит жизнь и радость, которые никогда не возьмут их себе и не дадут людям. Поэтому так уязвляет нас гибель этой красоты. Ни один здравомыслящий, нормально чувствующий человек не посмел бы сожалеть о подобных утратах, если бы они были платой за новую жизнь и счастье народа. Но народ все еще пребывает в том же положении, в каком он был прежде, все еще стоит лицом к лицу перед чудовищем, уничтожившим эту красоту и имя которому — коммерческая выгода.

Я повторяю, что все подлинное в искусстве погибнет от тех же рук, если такое положение продолжится достаточно долго, хотя псевдоискусство может занять его место и превосходно развиваться благодаря дилетантствующим и изысканным дамам и джентльменам и без всякой помощи со стороны низших классов. И, говоря откровенно, я опасаюсь, что этот несвязно бормочущий призрак искусства удовлетворит великое множество тех, кто сейчас считает себя любителями художеств, хотя нетрудно предвидеть, что и этот призрак будет вырождаться и превратится наконец в простое посмешище, если все останется по-прежнему, иными словами, если искусству суждено навсегда остаться развлечением так называемых дам и джентльменов.

Но я лично не верю, что все это будет продолжаться долго и зайдет далеко. И все-таки с моей стороны было бы лицемерием утверждать, будто я полагаю, что перемены в основании общества, которые освободят труд и создадут подлинное равенство людей, поведут нас краткой дорогой к великолепному возрождению искусства, о котором я упоминал, хотя я и совершенно уверен, что эти перемены коснутся и искусства, так как цели грядущего переворота включают и цели искусства: уничтожить проклятие труда.

Я полагаю, произойдет приблизительно следующее: машинное производство будет развиваться, экономя человеческий труд вплоть до того момента, когда массы людей обретут реальный досуг, достаточный для того, чтобы оценить радость жизни, и когда они на самом деле добьются такого господства над природой, что не будут больше бояться голода как наказания за недостаточно изнурительный труд. Когда они достигнут этого, они, несомненно, изменятся сами и начнут понимать, что действительно хотят делать. Они вскоре убедятся, что чем меньше они будут работать (я имею в виду работу, не связанную с искусством), тем более желанной им будет представляться земля. И они будут работать все меньше и меньше, пока то стремление к деятельности, с которого я начал свой разговор, не побудит их со свежими силами приняться за труд. Но к тому времени природа, почувствовав облегчение, потому что легче стал труд человека, снова обретет былую красоту и станет учить людей воспоминаниями о древнем искусстве. И тогда, когда недород искусств, который был вызван тем, что люди трудились ради прибыли хозяина, и который теперь считается чем-то естественным, уйдет в прошлое, люди почувствуют свободу делать что хотят и откажутся от своих машин во всех случаях, когда ручной труд покажется им приятным и желанным. Тогда во всех ремеслах, творивших некогда красоту, станут искать самую прямую связь между руками человека и его мыслью. И появится также множество занятий — в частности, возделывание земли, — где добровольное применение энергии будет считаться таким восхитительным, что людям даже в голову не придет бросать это удовольствие в пасть машине.

Короче говоря, люди поймут, что наше поколение было неправо, когда сначала увеличивало число своих потребностей, а затем пыталось — причем это делал каждый — увильнуть от всякого участия в труде, посредством которого эти потребности удовлетворялись. Люди увидят, что современное разделение труда в действительности есть лишь новая и преднамеренная форма наглого и косного невежества, форма значительно более опасная для счастья и удовлетворенности жизнью, чем невежество в отношении явлений природы, которое мы иногда называем наукой и в котором люди прошлых лет бездумно пребывали.

В будущем откроют или, вернее, заново узнают, что подлинный секрет счастья — ощущать непосредственный интерес ко всем мелочам повседневной жизни, возвышать их с помощью искусства, а не пренебрегать ими, препоручая труд над ними равнодушным поденщикам. В случае, если невозможно возвысить эти мелочи жизни и сделать их интересными или облегчить труд над ними с помощью машины так, чтобы он стал совсем пустяковым, это явится показателем, что польза, которая ожидалась от этих мелочей, не стоит возни с ними и лучше от них отказаться. Все это, по-моему, окажется результатом того, что люди сбросят с себя иго недорода искусств, если, разумеется, — а я не могу этого не предполагать, — в них будут все еще живы импульсы, которые, начиная с первых шагов истории, побуждали людей заниматься искусством.

Так и только так может произойти возрождение искусства, и я думаю, что так оно и произойдет. Вы можете сказать, что это длительный процесс, и это на самом деле так. Он, думаю, может оказаться и еще более долгим. Я изложил социалистический или оптимистический взгляд на мир. Теперь наступает черед изложить пессимистический взгляд.

Предположим, бунт против недорода искусств, против капитализма, который теперь разворачивается, будет подавлен. В результате рабочие — рабы общества — будут опускаться все ниже и ниже. Они не станут бороться против одолевающей их силы, но, побуждаемые любовью к жизни, зароненной в нас природой, которая всегда заботится о продлении рода человеческого, выучатся переносить все — и голод, и изнурительный труд, и грязь, и невежество, и жестокость. Все это они будут переносить, как переносят, увы, слишком терпеливо даже теперь — будут переносить, чтобы не рисковать сладкой жизнью и горьким куском хлеба, и в них истлеют последние искры надежды и мужества.