Уильям Моррис - Искусство и жизнь

• Название: Искусство и жизнь
• Автор: Уильям Моррис
• Издательство: Искусство
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 1973

В настоящем издании впервые на русском языке представлено обширное и многообразное наследие У. Морриса, известного английского поэта и дизайнера, автора социально-утопического романа «Вести ниоткуда», активного общественного деятеля, с 1883 года социалиста. Книга представляет интерес как для специалистов по эстетике, так и для читателей, интересующихся проблемами эстетического воспитания, декоративно-прикладным искусством и историей эстетики.

---

Я познакомился с некоторыми деятелями тред-юнионов того времени, но пришел к выводу, что они находятся под влиянием буржуазных политиканов и как только добьются победы на общих выборах, то не сделают ни одного шага вперед. Деятельность и бездеятельность нового, либерального парламента, в особенности закон о приостановке конституционных гарантий и война биржевых маклеров в Египте, положили конец последним моим надеждам, которые я мог еще возлагать на союз с радикалами, какими бы прогрессивными они себя ни провозглашали.

Я вошел в состав Комитета (секретарем которого был г-н Герберт Бэрроуз){38} — этот Комитет пытался выступить в определенной оппозиции к общему курсу, который либеральное правительство и либеральная партия стремились осуществить в первые дни этого парламента. Но деятельность Комитета потерпела полное фиаско, поскольку в ней отсутствовали какие-либо практические принципы, которые могли бы объединять его участников. Я упоминаю об этом с намерением показать, что я серьезно стремился присоединиться к любой организации, которая, казалось, готова была содействовать делу прогресса.

Следует понять, что я всегда стремился примкнуть к любой организации, открыто провозглашавшей себя социалистической. Так, когда в прошлом году г-н Гайндман предложил мне вступить в Демократическую федерацию{39}, я принял это приглашение, надеясь, что она будет выступать в пользу социализма, хотя у меня и были определенные сомнения по поводу ее деятельности. В целом же я должен признать, что в ее деятельности имеется меньше недостатков, чем можно было ожидать.

Мне следовало также написать выше, что в 1859 году я женился, и от этого брака у меня родились две дочери, с большим сочувствием относящиеся к целям моей жизни.

РЕДАКТОРУ «ДЕЙЛИ НЬЮС» Опошление Оксфорда

Только что я прочитал вашу исключительно правдивую статью об опошлении Оксфорда, и мне захотелось спросить, не слишком ли поздно воззвать к милости Совета преподавателей в Оксфорде с просьбой пощадить некоторые старинные памятники городской архитектуры, которые они еще не успели уничтожить, в частности небольшие оштукатуренные дома напротив Тринити Колледжа или те красивые дома, которые сохранились на северной стороне Холиуэл-стрит. Эти здания в своем роде столь же значительны, как и более величественные сооружения, к которым люди всего мира совершают паломничество. Когда тридцать лет назад я впервые увидел Оксфорд, он был полон подобных сокровищ, но «культурный» Оксфорд, цинично и презрительно настроенный по отношению к тем знаниям, которыми он не обладает, оказавшись в плену торгашеского подхода, начисто смел большинство этих сооружений. Однако и сохранившиеся здания обладают неизмеримой ценностью, а те здания, которые расположены вверх от улицы Виктории или Бейзуотер, придают особую прелесть современному Оксфорду. Разве невозможно, сэр, заставить как городские, так и университетские власти Оксфорда обратить на это внимание и положить конец процессу разрушения? Нынешняя теория относительно предназначения Оксфорда сводится к тому, что он призван служить огромной открытой школой для подготовки юношей из высшего и среднего классов к трудностям будущего жития за счет труда других людей. Что касается меня, то я вовсе не считаю, что такое понимание функций университета столь уж возвышенно, но если такое понимание в наше время является единственно приемлемым, то по крайней мере очевидно, что оно не предполагает никакой нужды в истории и искусстве наших предков, которые Оксфорд все еще силится продолжать. Лондон, Манчестер, Бирмингем или даже какой-нибудь только что появившийся город Австралии окажется более достойным местом для подобного эксперимента, который представляется мне слишком грубым для Оксфорда. Говоря истинную правду, какое другое предназначение имеет Оксфорд, как не genius loci, который наши современные профессора-коммерсанты всеми силами стараются уничтожить? Одно слово по поводу д-ра Хорнби{40} и Итона. Неужели невозможен протест против того варварства, о котором я уже более не в силах писать? Неужели мнение выдающихся деятелей разных областей не может на него воздействовать? Несомненно, должна быть составлена петиция, которая выразит эти взгляды.

«Дейли ньюс», 20 ноября 1885.

Г-ЖЕ БЁРН-ДЖОНС

Март 1888

В целом я считаю, что положение будет оставаться довольно спокойным до следующего октября или ноября, когда все закипит снова. Я читаю «Войну и мир» Толстого, книгу, которой могу воздать много похвал, хотя читаю ее с трудом и все же, говоря без обиняков, читаю не без большого удовлетворения. В этих русских романах высказывается единодушное мнение о нерешительности интеллектуальных людей: Гамлет (я имею в виду шекспировского Гамлета, а не первоначального Амлота) должен был быть русским, а не датчанином. Это проливает некоторый свет на решимость и прямолинейность тамошних революционно настроенных героев и героинь, словно бы они говорят: «Русские всегда нерешительны, и разве дождешься, когда они начнут действовать? Смотрите же, вот мы отбрасываем все прочь и идем прямо на смерть!»

Не думаю, что я примусь за «Анну Каренину». Мне хочется почитать что-нибудь более поднимающее дух. У меня не очень хорошее настроение — не могу отделаться от мысли, что в последнее время я должен был бы сделать больше, чем сделал. Хотя я и не знаю, что бы мог сделать, и все же чувствую себя убитым и подавленным. Тем не менее нельзя приходить в плохое настроение из-за дел, ибо я никогда не думал, что они могут развиваться столь быстро, как это было в последние три года, только вот мнения могут распространяться вширь, а организация растет не так уж быстро...

РЕДАКТОРУ «ДЕЙЛИ КРОНИКЛ»{41}

10 ноября 1893

Глубинный смысл нашей деятельности

Сэр,

Разрешите мне высказать несколько соображений в дополнение к вашему замечанию относительно будущего изобразительных искусств. Вы вправе предположить, что я пессимист в этом вопросе. Дело обстоит не так, но мне очень хочется развеять всякие иллюзии по поводу будущей судьбы искусства. Я не верю, что жизнь искусства можно поддерживать пусть даже и энергичными действиями небольшой группы особенно одаренных людей и небольшим кругом их почитателей из широкой публики, в целом неспособной их понять и насладиться их работой. Я твердо придерживаюсь мнения, что все достойные направления в искусстве должны быть в будущем, как это было и в прошлом, результатом стремления народа к прекрасному и к подлинному наслаждению жизнью. А теперь, когда демократия закладывает новые основы общества, которое медленно вырастает из недр анархии коммерческого периода, это стремление народа к красоте должно вырасти из реального экономического равноправия всего населения. Наконец, я до такой степени уверен в возможности достижения такого равенства, что готов принять в качестве последствия совершающегося ныне процесса кажущееся исчезновение того искусства, которое еще осталось нам. Я уверен, что это будет лишь временной утратой и что за ней последует возрождение искусств...

Я предвижу искусство будущего не как смутную мечту, но как практическую неизбежность, покоящуюся на общем благосостоянии народа. Правда, мне не придется увидеть этого расцвета искусства, поэтому меня можно извинить, если я вместе с другими художниками пытаюсь выразить себя в сегодняшнем искусстве, представляющемся нам единственным остатком органического творчества прошлого, к которому был приобщен народ, какие бы другие недостатки ни были присущи условиям его жизни. Ибо нам, художникам, присуще неподдельное тонкое чувство искусства, хоть мы и вынуждены трудиться среди невежества тех, кто всю жизнь тратит на изготовление художественных произведений (то есть производителей товаров), а также среди дурацкой претенциозности тех, кто, не производя ничего, лишь притворяется, что занят делом.

И все же, если мы (те из нас, которым столько же лет, сколько и мне) не увидим своими глазами нового искусства, выражающего всеобщее наслаждение жизнью, мы даже теперь видим его семена, которые начинают прорастать. Ибо если истинное искусство не может существовать без поддержки производящих классов, то как они могут обратить свое внимание на него, если живут среди ужасных забот, угнетающих их изо дня в день? Поэтому первым шагом к возрождению искусства должен быть решительный подъем благосостояния рабочих. Их жизненный уровень должен быть (если говорить о самом малом) не таким скудным и ненадежным, а рабочий день должен быть короче. Это улучшение должно стать всеобщим и должно быть защищено законом от возможных превратностей рынка. Но эта перемена к лучшему может быть осуществлена усилиями самих трудящихся. «Пусть и не для нас, но нашими руками» — вот каков их девиз. Тот факт, что они сами стремятся к этому и действуют согласно этому принципу, делает этот год по-настоящему памятным, как бы ни были незначительны его достижения. Таким образом, сэр, я не только признаю, но с радостью утверждаю, что «горняки закладывают основу для чего-то лучшего». Борьба против ужасной власти толстосумов, выколачивающих прибыли, теперь провозглашается трудящимися как основной их принцип. Отныне это уже не словопрения от случая к случаю; но хотя важность этой борьбы теперь и признается повсеместно, мне кажется, что она все еще недооценивается. Что касается лично меня, то я воспринимаю быстрый прогресс в сторону равноправия как нечто надежное; то, что эти стойкие горняки совершают перед лицом таких громадных трудностей, могут и будут делать другие рабочие. Когда же жизнь станет легче и намного радостней, у людей будет больше досуга, чтобы оглянуться вокруг и поискать то, чего они желают в мире искусства, и у них появится сила осуществить свои желания. Никто не в состоянии сказать теперь, какую форму примет это искусство, но очевидно, что оно будет зависеть не от каприза немногих людей, а от воли всех. Можно надеяться, что это искусство не остановится на уровне прошлых веков, но превзойдет его, ибо жизнь станет прекраснее после исчезновения насилия и тирании, вопреки, а не благодаря которым наши предки создали дивные произведения народного искусства, в немногих образцах донесенные временем до нас.