Олесь Донченко - Золотая медаль

• Название: Золотая медаль
• Автор: Олесь Донченко
• Жанр: Советская классическая проза

---

— Надо продлить жизнь человека, — сказала Евгения Григорьевна. — До сотни лет, это — как минимум. А то и до полтораста. Проблема долголетия, дочка!

— Проблема долголетия!

Марийка вдруг встала и начала ходить по комнате из угла в угол, как это часто делала мать.

Евгения Григорьевна со сдержанной ласковой улыбкой наблюдала за дочерью.

— Марийка, я все же думаю, — сказала она, — что основная проблема у тебя сейчас — учиться и учиться. И так, чтобы тебе самой не было стыдно перед собой. Ну, и перед матерью…

Марийка покраснела. Она вспомнила о тройке по украинской литературе. Наверное, мать и намекает сейчас на эту проклятую тройку.

— Мамочка, я знаю, что мне мешает в учебе, — рассудительно промолвила дочь. — Я не умею фиксировать свое внимание. Сидя над учебником, вдруг начинаю думать о другом, внимание переключается, и тогда читаю механически, ничего не воспринимая.

— Замечала это у тебя. Внимательность — признак силы воли. Ведь…

— Итак, я безвольная?

— Силу воли можно в себе воспитать. Только надо этого очень захотеть.

— Я думаю, мам, что прежде всего надо поставить перед собою цель. Моя цель — быть отличницей в учебе. И надо заставить себя быть внимательной, чтобы достичь этой цели. Мам, вот увидишь, я найду в себе силу воли! Найду!

Она снова упрямо зашагала из угла в угол.

— Я часто думала над тем, — продолжала дальше Марийка, — каких усилий стоило человечеству, чтобы достичь в науке какой-то истины. Ну, чтобы создать новую теорему, открыть новый физический закон. Или чтобы проникнуть в тайну планеты, выяснить деятельность человеческих органов. Часто на это уходили десятилетия. А здесь, в школе, нам подают все эти знания, все достижения науки готовенькими — бери их, постигай. Какой же надо быть неблагодарной невеждой — я сейчас не найду другого слова, мам, — чтобы плохо учиться! Знаешь, нам часто повторяли учителя: «Вы учитесь, чтобы принести пользу Родине». И странно, эту простую истину я по-настоящему осознала только год ли два тому назад. Как это тебе нравится? А вот сегодня я шагнула еще дальше, я уже серьезно ищу причины, которые мешают мне учиться на пятерки. Я уже стала взрослой, мам?

Обе засмеялись. Марийка снова села возле матери, обняла ее за плечи. Тем не менее быстро спохватилась.

— Мам, я сейчас же сажусь за стол. Попробую сосредоточить все внимание, всю силу воли.

Евгения Григорьевна задумчиво смотрела куда-то в сторону. Дочь перехватила ее взгляд.

На этажерке стоит фотография. Это — отец. Марийка не помнит его. Он умер давно, Марийке тогда и года не было.

— Он был очень хороший? — спрашивает дочь. — Ой, я так наивно спрашиваю!

— Был? А, да, да… Был. Страшное слово. Хороший, дочка. Подожди, я тебе купила подарок. Ну-ка, примеряй!

Евгения Григорьевна подала дочери туфли. Марийка укоризненно глянула на мать:

— Ты же себе хотела купить! У тебя же плохонькие.

— Со следующего месяца куплю и себе. Не все сразу. Я давно хотела купить тебе такие. Ты только взгляни какие!

Но Марийка смотрела на лицо матери — оно было невыразимо прекрасное, светилось любовью и радостью. Даже круги мелких морщин у глаз казались сияющими лучиками.

— Мамочка, все ли мамы такие, как ты?

У Марийки в глазах стояли слезы нежности и растроганности. Она взяла мать за руку и приникла к ней щекой.

* * *

Марийка села готовить уроки, а Евгения Григорьевна легла на диван и укрылась теплым пледом. Ей вдруг стало холодно, по коже поползли мурашки.

«Что со мной? — подумала. — Не схватила ли я малярию? Ведь так было и позавчера»…

Но дочери она ничего не сказала.

7

В небольшом уютном особняке, в глубине сада, огороженного каменной стеной, жил известный конструктор пассажирских самолетов Роман Герасимович Коробейник.

Сегодня он не ездил на завод и целый день сидел над чертежами. Какая-то важная деталь захватила его. Он никого не принимал, выключил телефон и только раз ли два сам звонил в конструкторское бюро.

Иногда он отрывался от кальки, и тогда Нина, занимающаяся в соседней комнате, слышала тяжелые медленные шаги. После возвращения из школы, она еще не видела отца: ей хотелось сказать ему несколько слов, но нельзя было перебивать его важную работу.

Окно Нининой комнаты выходило в сад. На дворе поздний вечер, и девушка, время от времени отвлекаясь от тетради, вглядывается в черные стволы акаций и кленов, едва освещенных электричеством.

Но не деревья видит она в эти минуты. Перед нею возникают, как живые, веселые лица школьников… Она была сегодня в пятом классе, где будет работать пионервожатой. Ее окружили мальчики и девочки в красных галстуках, засыпали вопросами, на которые она не успевала отвечать. Потом неожиданно послышался громкий смех — смеялась вся говорливая гурьба школьников.

Нина, ничего не понимая, растерялась. Почему они смеются? Ведь никто ничего смешного не сказал…

Она оглянулась и увидела мальчика с нарисованными мелом длинными усами. Очевидно, он корчил за ее спиной смешные гримасы.

— Как тебя зовут? — спросила Нина, но мальчик, вытирая обеими ладонями мел, убежал из класса.

— Это же Сухопара! — ответили за него школьники таким тоном, будто ничего странного не было в том, что делал их товарищ. Неужели их новая вожатая не знает Сухопары?

Да, Сухопару она не знала, но не раз слышала, что пятый класс — наиболее плохой по поведению.

Нина сама попросилась на комсомольском комитете, чтобы ее назначили вожатой отряда.

— А ты знаешь, — спросила Жукова, — Юрий Юрьевич против того, чтобы десятиклассникам давать такие поручения? Что если ты станешь хуже учиться?

Нина вспыхнула:

— Я? Хуже буду учиться? Но ты тоже десятиклассница, а секретарь комитета комсомола!

— Ну, я — неизменный секретарь! — засмеялась Юля. — И это, правда, не сказывается на моей учебе.

— Я думаю, — сказала Нина, — это лишь пойдет мне на пользу, как будущему педагогу.

— Ну хорошо. Надо только посоветоваться с Юрием Юрьевичем. Если он согласится…

Юрий Юрьевич не возражал. В этом деле нужен индивидуальный подход, а Коробейник — лучшая ученица в школе, отличница, и к тому же сама просит послать ее вожатой. Пусть поработает. А во второй половине учебного года можно будет, если она захочет, освободить ее от этой работы.

Тем не менее, правду сказать, когда Нину назначили вожатой в пятый класс, она забеспокоилась:

— А справлюсь ли я в пятом? Разве нет «более легкого» отряда?

Юля Жукова, хмуря и без того низкие брови, спросила:

— А какой же отряд ты считаешь «легким»? Где нечего делать? Именно в пятом и интересно будет, и полезно. Там в самом деле надо хорошо поработать, не скрываем этого от тебя. Сейчас в пятом нет вожатой — и вообще, кого же и послать туда, как не тебя?! Конечно, будем помогать. Будешь держать связь с классным руководителем, у них там Зинаида Федоровна.

Нина одного не сказала на комитете, скрыла то, что больше всего ее беспокоило: будут ли дети слушаться такую смешную, низенькую толстушку? «Что будет, когда я стану педагогом? — думала девушка. — Уже сама фигура учительницы должна вызвать у школьников уважение. А я буду перекатываться перед классом от доски к столу»…

И все-таки рассказала об этих мыслях Юле.

— Кто тебе сказал, что ты смешная? — возмутилась Жукова. — Смешно то, что ты говоришь такую ерунду! Уважать тебя будут за твою работу, а не за рост. Сумей с первых шагов завоевать себе авторитет, это очень важно.

На завтра Нина назначила пионерский сбор. Девушке хотелось сразу же заинтересовать школьников, чтобы работа в отряде была для них радостным праздником.

«Можно сделать карту пятилетки, — размышляет Нина. — Протянуть шнур, вкрутить маленькие цветные лампочки. Мальчики любят возиться с электричеством. Сухопаре надо дать такое пионерское поручение, чтобы оно по-настоящему захватило его».

Но что его может захватить?

Вспомнила, как ее в младших классах интересовал школьный театр. Что если бы поставить какую-то пьеску?

«Электрифицированная карта и школьный театр», — записывает Нина в тетрадь.

Ей приходит в голову идея устроить вечер, посвященный Крылову, инсценировать басни. Дети будут изучать роли, будут шить костюмы…

Нина быстро подняла голову. Ей показалось, что в темное окно кто-то постучал — легонько, кончиками ногтей. Нет, не показалось. К оконному стеклу прислонилось улыбающееся девичье лицо.

— Марийка! — И Нина уже бежит открывать дверь.

Марийка входит раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Снимает просто на стул пальто и шляпку.

— Не хотела стучать, — объясняет она. — Твой же отец дома, работает? Ничего, что я так поздно? Не могла, Ниночка, не могла не прийти! Так захотелось поговорить с тобой…