Сол Беллоу - Жертва

• Название: Жертва
• Автор: Сол Беллоу
• Издательство: Астрель
• Жанр: Проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40350-7

Второй роман Сола Беллоу.

Критика называла его «лучшим англоязычным произведением 1940-х» и сравнивала с ранними работами Достоевского.

Незамысловатая поначалу история о редакторе маленького нью-йоркского журнала, радостно окунающегося в холостяцкую свободу во время отъезда жены, вскоре превращается в поразительную по силе притчу. Притчу о самовыражении личности и о сложности человеческой души, вечно раздираемой высокими порывами и низменными страстями…

---

«Единственное доказательство, что с твоей мамой было не все в порядке, это — что она вышла за твоего папашу», — заключила Мэри. От этих слов слезы навернулись на глаза Левенталю, который сидел в темноте, скрестив ноги, кренясь в подушках. Но в целом слова Мэри подействовали на него благотворно. Пока доказательств нет, его страхи — одна ипохондрия. Полезное слово; как-то от него веселей. Но факт остается фактом — как вспомнит мамино лицо, всегда у нее этот отвлеченный взгляд.

Он смотрел на зазубренную латунную палубу. Да, надо с Еленой побережней, нервы у нее на пределе. Любая мать с больным ребенком так же бы изводилась, просто она не умеет сдерживаться. Но если позволить себе углубиться, пойти дальше ее истрепанных нервов, ее итальянской горячности, можно увидеть сходство между нею и мамой и, если уж честно, и с Максом, и с двумя его мальчиками, со всей нашей породой. Ну это, положим, притянуто. Зато обеих женщин он теперь живо себе представил — и замечал сходство. Во всяком случае, это дикое поведение при взволнованности (он не забыл, не забыл, как мама визжала — и другого слова ведь не подобрать).

Громыхнули лебедки, ворота, звякнув, зашли в зеленый деревянный свод эллинга. Вода у бортов стала желтой, как лежалый уличный снег. Судно отпрянуло, потом, с заглушенным двигателем, скользнуло вперед, толкая илистые бревна. На медленном взгорье за докам и вынырнули фасады домов, и до Левенталя, вынесенного толпой на берег, донеслось со стоянки урчанье автобусов.

Впустил его снова Филип. Узнал дядю, отступил в сторону.

— А Елена где? Дома? — Левенталь вошел в столовую. — Маленький как?

— Спит. Мама внизу, по телефону от Виллани говорит. Сказала, сейчас буду.

Он повернул к кухне, в дверях пояснил:

— Я кушаю.

— Ладно-ладно, ты ешь, — сказал Левенталь. И стал взад-вперед ходить по комнате. Микки спит; похоже, со второй тревогой — та же история, что и с первой. У двери в коридор он раздумывал, не войти ли в комнату малыша. Нет, лучше дождаться Елену; мало ли, как еще она отнесется.

Шло к закату, свет позажигали в квартирах, глядевших окнами в шахту двора, под короткой черной тенью карниза рдели от неба стены. Левенталь прошел на кухню, к Филипу, который сидел за столом на детском высоком стуле. Перед ним была миска с сухими овсяными хлопьями, и он их поливал молоком, большим пальцем выуживая клапан картонной крышки; очистил, нарезал банан, посыпал сахаром, шкурку сунул в раковину, к посуде. Бумажные кружавчики на полках потрескивали в ветерке вентилятора. Он стоял на шкафу, закопченный, трепетал резиновыми мягкими лопастями быстро-быстро, как стрекоза; в лад мухе, зависшей под жарким потрескавшимся потолком возле облупленных, гнутых, многоколенчатых труб, на которых Елена сушила тряпье. Коленки у Филипа были со столешницей вровень, ему за едой приходилось чуть не надвое гнуться, широко разводя ноги. «Возможно, — решил Левенталь, — на этот детский стульчик он уселся нарочно, для меня старается. Я тоже такое выделывал при гостях. А кто же я здесь? Гость».

— И это весь твой ужин? — спросил Левенталь.

— В такую жару я всегда мало ем, — правильная, четкая фраза.

— Тебе бы хлеб с маслом не помешал, и так далее, овощи, — сказал Левенталь.

Филип перестал есть, быстро глянул на дядю.

— Мы в такую жару почти не готовим, — сказал он. Переставил ноги на самую верхнюю перекладину, еще больше скрючился. Волосы — свежеподстрижены, грубо обкарнаны спереди, сзади выбриты под машинку выше уровня больших нежно-белых ушей.

— Что у тебя за парикмахер?

Снова Филип на него глянул.

— Да Джек Маккол, в нашем квартале. Мы все к нему ходим; и папа, когда приедет домой. Я сам сказал, чтоб так постриг. Летнюю стрижку просил.

— Надо лицензию отбирать за такую стрижку.

Тут он пережал, шутка не вышла, и он сник, подыскивал верный тон.

— Ой, мистер Маккол стрижет нормально, — сказал Филип. — И нас любит. Я братишку ждал, вместе чтобы пойти, а мама говорит — пойди постригись, а то мне скрипку тебе к этим патлам купить придется. Для такой погоды в самый раз стрижка. Прошлый год я вообще наголо — лысый ходил.

— Да нет, все нормально. — Левенталь смотрел, как он ест; в груди шевелилась нежность. Независимый паренек. Но как с ним обращаются!

Он сел у окна, расстегнул мятый пиджак, смотрел на небо над черным квадратом двора. В квартире напротив девушка причесывает песика, тот зевает, пытается лизнуть ей руку. Она отводит вниз его морду. Женщина в рубашке ходит через комнату — взад-вперед, из кухни в коридор. Окно Микки тоже во двор, с угла; не спал бы, мог бы увидеть дядю и брата.

— Доктор будет с минуты на минуту. — Вдруг Левенталь разнервничался. — Елена же, по-моему, ждет его не дождется. Куда она делась?

— Пойду посмотрю. — Филип спрыгнул со своего стульчика.

— Нет-нет, ты ужинай. Скажи куда, я пойду.

А Филип уже был в коридоре. Но вместо шагов Левенталь услышал через открытую дверь голоса. Что ли, он столкнулся на ступенях с Еленой? Озарились зеленые грани стеклянного колпака в столовой, и позади стола Левенталь смутно увидел женщину в черном.

— Мальчик? — позвал он. — Ты где, Филип?

— Здесь я. Заходите.

— А это кто? — шепнул он. Он всматривался в тот дальний угол, за лампой.

— Бабушка.

— Это? — Левенталь удивился. Что-то про нее слышал от Макса, но видеть не видел. Он отступил от двери и смущенно двинулся огибать стол, но переменил направление, когда она повернулась и села в мохеровое кресло.

— Это папин брат, — сказал ей Филип. Левенталь сам чувствовал, что его долгий кивок грозит перейти в поклон; он пытался ее задобрить. Старуха только бегло, остро на него глянула. Выше Елены, тощая, прямая; напряженно поднятая голова. Золотые большие серьги. Короткие белые волосы на висках; остальные, черные, туго, высоко затянуты на макушке. Платье черное, черный шелк, и шаль на плечах — в такую жарищу.

Она молчала, и Левенталь стоял, не зная, как быть; лучше с ней не заговаривать; вдруг не ответит, как потом сядешь? И на кухню уйти тоже как-то неловко. Может, он все-таки неправильно понял это молчание? Но нет, она специально, кажется, от него воротила нос; он с трудом преодолевал злое желание силком заставить ее повернуться. Но она все молчала, а он все сомневался. Вдруг неправильно ее понял?

— Ты же, по-моему, за мамой пошел, — чуть раздраженно сказал он Филипу. И когда Филип двинулся к двери, бормотнул торопливо: — Я с тобой.

Нет, конечно, бабка смотрела враждебно, хотя пыльный зеленоватый свет из-под этого колпака еще оставлял сомнение. Но ее эту злобу он кожей чувствовал. Шаркая — отяжелел от жары, — прошел за Филипом по всем лестничным коленцам к соседской квартире. Филип постучал, тут же выскочила Елена, испуганная, всполошенная.

— Ох, Аса, ты, — она заговорила. — А специалист? Ты привез специалиста?

— Он обещал — от семи до восьми. Вот-вот будет.

Сосед, мистер Виллани, явясь в коридоре с мятой тощей сигаркой во рту, оттуда крикнул Елене:

— Так ты же сразу сообщи, что он скажет про малого! — Он оглядывал Левенталя, ничуть не стесняясь своего любопытства. — Привет, — кинул ему.

— Это деверь мой, — сказала Елена.

— A-а, ну да, ну да. — Виллани вынул изо рта сигарку. Левенталь ответил равнодушным, замкнутым взглядом, для порядка чуть придав ему вопросительность. Капля пота ползала у него по щеке. Виллани, рука в кармане, широко распростер штанину. — А похожи на мистера Левенталя, факт, похожи. — Он повернулся к Елене: — Что доктор скажет, то и делайте, миссис, слышите? Вытащим парня, вытащим, не переживайте. Я так считаю, что летняя горячка у него, — это уже Левенталю. — Ничего страшного. У моих была. А миссис вечно переживает.

— Это очень серьезно, — сказала Елена. Сказала спокойно, но Левенталь смотрел на нее внимательно, особенно следил за выражением глаз, и тот, привычный, страх кольнул его, когда они вдруг расширились.

— Ах-ах, и откуда это вы знаете, вы что — доктор? Погодите немного.

— Я думаю, он прав, Елена, — сказал Левенталь.

— А как же. Доктору надо верить. — Подавившись страстным, коротеньким клекотом, Виллани быстро, неловко, красноречиво выбросил руку. — В чем дело! Точно! Вы меня слушайте! С мальчиком все в порядке! — Сигарка алела у него в пальцах.

— Она ему поверит, — утешил его Левенталь.

Стали взбираться по лестнице. На четвертом Елена остановилась, вдруг задохнулась.

— Фил, ты мне что сказал — бабушка тут?

— Только пришла.

— Ой! — Она тревожно, резко повернулась к Левенталю: — Она тебе что говорила? Сказала что-нибудь?

— Ни единого слова.

— Ох, Аса, если она… Ох Господи, если она начнет… А, да пусть говорит, что хочет. Ты не слушай.

— Не буду, — сказал он.

— Уж такой это человек, моя мама. Она ужасно вела себя с Максом, когда мы поженились. Выгнать меня хотела за то, что с ним встречаюсь. Я не смела в дом его привести, на порог пустить.