Виктор Суворов - Выбор [Новое издание, дополненное и переработанное]

• Название: Выбор [Новое издание, дополненное и переработанное]
• Автор: Виктор Суворов
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-98124-569-5

Остросюжетный исторический роман Виктора Суворова «Выбор» завершает трилогию о борьбе за власть, интригах и заговорах внутри руководства СССР и о подготовке Сталиным новой мировой войны в 1936–1940 годах, началом которой стали повесть «Змееед» и роман «Контроль». Мы становимся свидетелями кульминационных событий в жизни главных героев трилогии — Анастасии Стрелецкой (Жар-птицы) и Александра Холованова (Дракона). Судьба проводит каждого из них через суровые испытания и ставит перед нелегким выбором, от которого зависит не только их жизнь, но и будущее страны и мира. Автор тщательно воссоздает события и атмосферу 1939-го года, когда Сталин, захватив власть в стране и полностью подчинив себе партийный и хозяйственный аппарат, армию и спецслужбы, рвется к мировому господству и приступает к подготовке Мировой революции и новой мировой войны, чтобы под прикрытием коммунистической идеологии завоевать Европу.

Прототипами главных героев романа стали реальные исторические лица, работавшие рука об руку со Сталиным, поддерживавшие его в борьбе за власть, организовывавшие и проводившие тайные операции в Европе накануне Второй мировой войны.

В специальном приложении собраны уникальные архивные снимки 1930-х годов, рассказывающие о действующих лицах повести и прототипах ее главных героев.

---

Приказала девчонка пройти в комнату 205. Не знает Завенягин, что его ждет в этой комнате. Но догадывается. Погасла улыбка на лице, затравленным зверем на окна кремлевские оглянулся-покосился. Не выйдет: у каждого окна — по паре шахтеров. С отбойными молотками на широких плечах. Вроде посмеиваются, вроде о своем болтают, опытом трудовым делятся.

Но к окнам не допустят. И стерегут они окна не от какого-то абстрактного самоубийцы, а от Завенягина. Ибо знают: ему приказ передан. И от каждого окна — Завенягину улыбки радостнооптимистические, мол, жизнь прекрасна и удивительна, и не надо в окошко прыгать, дорогой товарищ. Не позволим. Не допустим.

Девчонка же парашютистка, приказ передавшая, слушает рассказ усатого кавалериста, как он в 1920 году польских панов под Варшавой бил. Смеются слушатели. Как не смеяться: все знают, что земля дрожала от Замостья до Варшавы, когда паны бежали от Красной Армии. А Красная Армия развернулась и победным маршем домой пошла. Зачем ей Варшава? Решили тогда Варшаву не брать. Но панам тогда дали! Ух, дали! Век не забудут. Наверное, и сейчас паны дрожат, как Замостье вспомнят!

Понимает Завенягин — это только физически девчонка от него далеко, вроде отдала приказ и отошла, но если разобраться, она с ним рядом. И рассказ про бегущих панов ей интересен, но только пока Завенягин приказу подчиняется, а если не будет, она интерес к рассказу потеряет и Завенягиным займется.

Знает Завенягин: он в поле ее интереса. Она его из своей зоны внимания не выпустила…

Идет Завенягин коридором. Слышит: за ним идут. Понимает: рвануть в сторону не позволят. Знает: удержат. Их трое. Жаль, застрелиться не успел. Уже на Магнитке понял: рабоче-крестьянская власть вынуждена будет цену трудового подвига скрыть-урезать. Посему руководителей строительства Магнитогорского комбината власть будет вынуждена истребить. Просто из соображений безопасности. А строители сами собой истребились-ликвидировались. Идет Завенягин, улыбается, а про себя матерится: зачем ждал? На что надеялся? Почему не застрелился в Норильске? Почему сегодня утром не прыгнул с верхнего этажа гостиницы «Москва»? Поднимался же на самую верхотуру, вроде видом любовался.

Если повернуть вправо, в коридор, то из говорливой толпы делегатов попадешь в тишину. Правда, не каждого сюда пустят. Пропусков тут не спрашивают, но и пройти не позволят. Два юноши-энтузиаста повышенной упитанности, ничего не объясняя и слов ненужных не произнося, просто сходятся плечом к плечу перед желающим сюда пройти и в сторону смотрят. Народ у нас понятливый: нельзя, значит, нельзя. Знать, есть тому резон. А Завенягин таблички читает, и выходит, что 205-я комната в том самом коридоре. И пошел туда…

Упитанные его как бы не заметили. Проинструктированы. Трое сопровождающих — следом за товарищем Завенягиным. Не отстают. Их тоже пропустили, документов не проверив, слова не сказав.

Повернуть в этот коридор — вроде как с базарной площади Бухары в пустой переулочек нырнуть. Никого тут. Красные ковры бесконечной протяженности. Двери черной кожи. И тишина. Не звенящая тишина, а глухая. Красноковровая тишина.

Комната 205. Стукнул Завенягин.

— Войдите.

Разрешение прозвучало не из комнаты — разрешил один из сопровождающих. Открыл Завенягин дверь. Вошел. Он ожидал увидеть все что угодно. Только не это…

7

На высоком посту Народного комиссара водного транспорта товарищ Ежов Николай Иванович обнаружил странную особенность — ему вдруг перестало хватать денег, несмотря на то, что и за должность платят, и за звание. Давным-давно он знал о существовании денег и сильно в них нуждался, а потом как-то все больше от денег стал отвыкать. Не требовались деньги. Все само собой без них выходило.

Но сняли его с НКВД, и уже на следующий день обнаружил, что деньги все еще в силе, что деньги надо иметь с собой, причем невыразимую уймищу.

Взбежал он по ступенькам величественного гранитного подъезда. Два сержанта-часовых скрестили штыки перед ним, и появившийся неизвестно откуда румяный лейтенант государственной безопасности (со значками различия капитана), глядя мимо Николая Ивановича и выше него, объявил: «Пущать не велено».

Николай Иванович Ежов захлебнулся слюной и воздухом:

— Я — Народный комиссар водного транспорта! Я — член правительства! Я — секретарь ЦК! Я — кандидат в члены Политбюро!

Но румяный лейтенант скучающим взглядом щупал-взвешивал грудь железобетонной бабы-ударницы на соседнем фасаде, возносящей в небо железобетонный серп.

И тогда Николай Иванович бросил последний козырь:

— Я — Генеральный комиссар государственной безопасности! От этих слов лейтенанта дернуло. Но совладал лейтенант с собою: не абы кого в охране Лубянки держат.

Не помог Ежову и этот козырь. Что остается? Никогда Николай Иванович Ежов не унижался до того, чтобы объяснять цель своего визита. Тем более — визита в НКВД.

Но что делать?

— Товарищ лейтенант государственной безопасности, я остаюсь Генеральным комиссаром государственной безопасности, потому мне деньги за звание причитаются. Пять месяцев я не получал получку за звание. Я просто забыл ее получать. Но она мне нужна, и она мне положена!

Румяный лейтенант от такого объяснения вдруг осознал всю силу своих полномочий и несокрушимую мощь учреждения, которое ему доверили охранять. Он подтянулся и тоном, не допускающим продолжения разговора, повторил-отрезал: «Пущать не велено!»

ГЛАВА 6

1

Закрутился-замучился командир спецгруппы Ширманов. Вести из Берлина. Много вестей. Агентура в Берлине работает. Только с сообщениями разобраться трудно. Потому как — разнобой. Если все сопоставить, выходит, что чародей Рудольф Мессер выступал в Берлине. Как всегда, с ошеломляющим успехом. Фокусы показывал, публику ответами на вопросы тешил. Ему из зала какой-то вопрос крикнули…

До этого места сообщения агентуры в общих чертах совпадают. Однако когда выясняешь, какой именно вопрос чародею задали, то разные агентурные сети и разные агенты дали тридцать два разных варианта. Мессер (тут все сообщения совпадают), не задумываясь, ответил на вопрос…

А после опять путаница начинается. Агентура сообщала множество ответов… И все разные. Возможных вариантов вопроса сообщили более тридцати, а возможных вариантов ответа агентура собрала больше ста. Весь Берлин болтает про чародея, про его выступление, про вопрос и про ответ. Проблема: с кем в Берлине ни заговори, каждый чародея видел, каждый на его представлении был, на том самом… Каждый клянется-божится, что сам лично слышал… И каждый свое рассказывает. Тут еще гестапо запретило про чародея болтать. Слухи, понятное дело, после такого запрещения весь Берлин переполнили через край — только про чародея и болтают. А еще афишки развесили с большой суммой за чародееву голову. Сумма больно привлекательная. Так о чем же народу германскому болтать, как не о деньгах, которые ждут того счастливца, что чародея на улице опознает…

Так что много сообщений. Поди, разбери, какое правильное…

Однако картина вырисовывается ясно: был какой-то вопрос из зала и был какой-то ответ чародея. Ответ не понравился… Не по вкусу пришелся.

Далее снова идет разнобой агентурный, разные источники свое сообщают. Докладывают одни, что тут же в цирке чародея и арестовали… Этот вариант казался самым правдоподобным, но опровергнут был просто — агент по кличке Зубило переслал небольшую глянцевую афишку: «Рудольф Мессер — враг народа и фатерланда». Если Мессер чем-то не угодил, если ляпнул не то, если его тут же и повязали, зачем выпускать афишки и город обклеивать-поганить?

Следовательно, его не арестовали сразу, он ушел и по крайней мере несколько дней его искали.

Далее сведения снова путаются. Докладывают, что он сам сдался и попал в тюрьму, а еще докладывают, что не сдавался, а, прочитав афишки, решил устроить полиции серию больших концертов: ночами врывается в берлинские тюрьмы, собственноручно убивает собак, бьет палкой надзирателей, открывает камеры, уголовников выпускает, а коммунистов оставляет…

Стоп!.. Мессер выпускает уголовников из тюрем. Если это правда, то тут можно зацепиться. Это может быть той желанной ниточкой, к нему выводящей.

2

Во все времена лучшим местом подготовки людей особого сорта были уединенные дачи. Не просто дачи, а дачи на территории армейских полигонов, скрывающихся за табличками «Стой! Стреляют!». Страна у нас большая, земли много, полигоны бескрайние. У больших полигонов свои преимущества. Решил, к примеру будет сказано, разыграть будущую войну между Германией и Францией — никаких тебе проблем: отметил колышками на полигоне Францию, очертил Германию, рядышком можно еще Данию, Бельгию и Голландию с Люксембургом обозначить (в натуральную, понятно, величину), и гоняй себе по полигону танки туда-сюда, никто не помешает. В то же время не будем и преувеличивать, не будем называть наши полигоны бескрайними. Края у них, понятно, есть. Только никто не знает, где именно.