Лопе де Вега - Гусман Смелый

• Название: Гусман Смелый
• Автор: Лопе де Вега
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-7905-1846-X

---

После долгих колебаний и сомнений Фелисия написала Гусману следующее письмо:

«Похоже, что ваша милость притворяется, будто не понимает меня. А я-то воображала, что заслужила вашу благосклонность! Между тем вы с каждым днем обращаете на меня все меньше внимания, – должно быть, поближе присмотревшись ко мне, вы обнаружили во мне какие-то нравственные или телесные изъяны. Невзирая на это, я умоляю вас, как истинного кабальеро, быть милостивым к женщине, которую вы сами толкнули на столь безрассудное признание, если только можно назвать безрассудством проявление могучей силы любви».

Дона Феликса чрезвычайно удивила эта записка Фелисии, ибо, хотя он и замечал знаки ее внимания, намного превышавшие требования гостеприимства, он никогда не предполагал, чтобы она была способна на такие сумасбродные поступки. И вот как он ей ответил:

«Звание кабальеро говорит мне о том, что я должен уважать друзей, и по этой причине я не могу быть с вами более любезным, нежели это подобает. Поэтому я вынужден прекратить мои посещения вашего дома. Но сделаю это я не сразу, а постепенно, чтобы мой друг не узнал о том, что произошло между нами, и чтобы я сохранил возможность по-прежнему сопровождать его, на случай если ему будет угрожать какая-нибудь опасность».

Фелисия не сумела принять этот отказ должным образом, ибо ей не пришли на память слова старой Дипсы, поучающей в восьмой элегии Овидиевой «Науки любви» искусству держать себя с влюбленными:

Будь жестока; пусть он сильней страдает,
Не то твои любовные признанья
Любовь его ослабят.

Презрение, на которое неожиданно натолкнулась Фелисия, еще сильнее разогрело ее страсть; решив, что все случившееся было лишь первой стычкой, и зная, что многого можно добиться с помощью упорства, сна написала Гусману следующее:

«Во времена странствующих рыцарей, сеньор дон Феликс, такое благородство поведения никого бы не удивило, но в наш век самый лживый человек слывет самым чистосердечным, а самый вероломный – самым желанным. Предоставьте вашу верность Амадису Галльскому, ибо ваш друг, не зная о ней, не сможет отблагодарить вас за нее, да и я не очень-то буду признательна. Здравый смысл говорит, что вы должны стать моим, так как я разлюбила Леонело и никогда больше не смогу его полюбить, – из чего, однако, вовсе не следует, что я должна зараз потерять вас обоих».

Дона Феликса чрезвычайно огорчило столь очевидное безрассудство, и он, решив было вовсе не отвечать Фелисии, все же, чтобы она больше ему не писала, подумав, написал ей так:

«Всегда бывало в этом мире, сеньора Фелисия, и всегда так будет, что кабальеро руководствуются в своих действиях одним только определенным законом. Когда же здравый смысл предписывает им быть лживыми, а вероломство входит в привычку, то их можно назвать лишь незаконными детьми благородства. Но тому, кто впитал его в себя с молоком матери, неизвестны иные законы, кроме законов чести, меж тем как тот, кто предает своих друзей, не имеет о ней ни малейшего представления».

Этими, как и другими письмами в том же роде, были рассеяны вздорные надежды этой глупейшей сеньоры: ведь только мужчинам пристало быть настойчивыми в любви, тогда как женщины не должны подражать им в ухаживанье и подстрекать их нежностью своих слов к совершению низких поступков. Но замечательно одно свойство любви, отличающее ее от всех других вещей, гибнущих, чтобы возродиться вновь; а свойство это заключается в том, что в любви шаг, следующий за последним, превращает ее в ненависть. И вот в Фелисии вспыхнула жгучая ненависть к дону Феликсу.

Видя, что она уже не разговаривает с ним, как обычно, и не смотрит на него ласково, Леонело стал подозревать, что они оба что-то от него скрывают. Охваченный жестокой ревностью, он стал требовать от Фелисии, чтобы она открыла ему всю правду. И тогда она, воспользовавшись удачным моментом, намекнула ему на то, что дон Феликс страстно добивался ее благосклонности, и показала его письма, которые сразу же после этого уничтожила. Обманутому юноше было достаточно взглянуть на почерк, чтобы узнать руку друга; и, сетуя на его вероломство (можно подумать, что оно очень уж редкое явление, хотя это совсем не так, и умным людям надлежит прежде всего остерегаться своих друзей), Леонело решил потребовать удовлетворения, чем, впрочем, доставил величайшую радость Фелисии, страстно желавшей, чтобы они оба погибли.

В этот город приехал из другой страны молодой кабальеро, по имени Фабрисио, и Леонело завязал с ним дружбу, постепенно отдаляясь от той, которая связывала его с доном Феликсом. Последний это заметил: ведь на лице человека сразу же можно прочесть то, что происходит в его сердце; а так как они долгое время дружили, то утаить что-нибудь друг от друга для них было почти невозможно. Это нужно иметь в виду, поскольку лицо, – хоть оно и расположено далеко от сердца, – не всегда сохраняет одно и то же выражение, а поэтому ему не следует доверять. Итак, Леонело стал дурно отзываться о доне Феликсе. Упаси нас боже от вражды друзей! А так как всегда находятся люди, своего рода погонщики слов, перегоняющие их с одного места на другое и почитающие за лучшее проявление дружбы передачу неприятных известий, то эта новость скоро достигла ушей дона Феликса, который написал ему такое письмо (но если ваша милость найдет, что всяких писем здесь многовато для одной новеллы, она может свободно их пропустить):

«После того как ваша милость стала относиться ко мне заметно холоднее, я подумал, что это случилось не без причин; и так как вы мне о ней ничего не сказали, то я счел себя забытым вашей милостью. Но я обманулся в своих ожиданиях, ибо мне говорят, что вы вспоминаете обо мне всюду, где бы вы ни находились, и с меньшим доброжелательством, чем я того заслуживаю. Я бы вас очень попросил объяснить мне, в чем тут дело, в противном же случае возлагаю всю вину за эту неблагодарность на вас».

Леонело, всегда готовый вспыхнуть, как сухая щепка, ответил так:

«Мое поведение вполне оправдано, ибо нет между друзьями большего преступления, чем вероломство. Я сделаю то, что вы советуете мне, и не буду вспоминать о том, кто отплатил за мою любовь тем, что сунулся со своей туда, куда вам известно».

Пораженный дон Феликс мог оправдать поведение Леонело только тем, что Фелисия взвела на него какое-нибудь ложное обвинение – постоянная хитрость женщин; и, не найдя иного пути, чтобы наказать обманщицу, он попросил одного их общего друга раскрыть Леонело все ее козни, но Леонело ответил на это:

«Скажите дону Феликсу, что я видел его письма и узнал почерк».

Дон Феликс, обычно весьма сдержанный, в превеликом негодовании направился прямо к Фелисии, и гнев настолько охватил его, что он не заметил Леонело, с которым почти столкнулся у порога ее дома. Он ворвался в гостиную Фелисии, которая радостно поднялась ему навстречу, протягивая руки. Но Леонело шел за ним следом, а войдя, спрятался за занавеской.

– Я не для этого пришел! – воскликнул сердито дон Феликс.

– А для чего же? – спросила Фелисия и, не дав ему сказать ни слова, обвила его руками и осыпала тысячью всяких нежностей.

Леонело обезумел от всего того, что увидел, и, не разобравшись в поведении дона Феликса, вскочил в комнату со шпагой в руке.

– Вот как наказывают предателей! – вскричал он.

Дон Феликс быстро обернулся и, так как бывают случаи, когда стремление объясниться может быть понято за трусость, тоже выхватил шпагу; встав в позицию, он нанес Леонело удар в грудь, от которого тот упал замертво. Как полагается в таких случаях, поднялся крик, явилась полиция и составили протокол; а Фелисия тем временем укрылась в монастыре. Но разрешите мне, ваша милость оставить этого мертвеца в покое и отправиться странствовать по свету вслед за Гусманом, который уже начал становиться смелым.

В это время турецкий султан Селим[8] со своими пашами, славившимися по всей Европе отвагой, решил захватить остров Кипр.[9] Начальником его флота был назначен Мустафа, который сломил сопротивление защитников острова, нанеся им ужасные потери. В этом деле погибли Николо Дандило, Джулио Романо и Бернардино. После этого Мустафа вступил в Фамагусту,[10] а Пиали́-паша вернулся с флотом в Константинополь. Вслед за тем Очали вышел из Негропонта[11] и взял тысячу пленных в Корфу, на Кандии[12] и в Петимо и не меньшее количество на островах Занте и Кефалонии. Затем, поддержанный с суши турецкой армией, осадил город Катаро.[13] Город этот, принадлежавший Венецианской республике, отважно защищал венецианец Маттео Бембо. Христианский мир был потрясен дерзостью Селима, победы которого я не собираюсь перечислять, так как это не входит в мои задачи.

Все христиане решили, соединив свои силы, обрушиться на этого варвара. В союзе приняли участие славной памяти святейший римский пастырь, отец всей церкви Пий V, король Испании Филипп II и осторожный венецианский сенат. Главнокомандующим этой святой лиги был назначен благороднейший юноша, честь и слава нашей нации, сеньор дон Хуан Австрийский,[14] которому всегда помогало мужество и завидовала судьба. Принц-герой ваял с собой на это ответственное дело нашего дона Феликса по приказу майордома Педро Гусмана, отца великого дона Энрике, посла в Риме и вице-короля Филиппа II в Сицилии и Неаполе, – Педро Гусмана из рода герцогов Оливаресов, которым я за многое глубоко признателен, вследствие чего меня радует, что хоть в этой новелле я могу упомянуть о них, ибо они – дед и отец того, кто сегодня так счастливо венчает и награждает оружие и литературу:[15]