Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

• Название: Обыкновенная история в необыкновенной стране
• Автор: Евгенией Сомов
• Издательство: Журнал «Нева»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

---

Как-то одно лето он снимал дачу неподалеку от нашей и то и дело заходил к нам по вечерам. Ко мне он был очень внимателен и забавлял меня русскими шутками и прибаутками. На все случаи находил он нужную пословицу или цитату из басен Крылова. Как-то речь зашла с ним и о России, о князе Игоре, варягах, о которых я уже кое-что слышал. Когда он говорил о русской истории, глаза у него загорались, он необыкновенно интересно рассказывал об Иване Калите, о Куликовской битве, о том, какие на Руси обычаи в старину были. Так и пошло: как только он приходит, я прошу его опять мне что-либо рассказать. Эти рассказы раскрывали для меня новый, незнакомый, «русский мир». Разговоры об истории России никогда не велись в наших семьях, да и книг таких не было. Он открыл мне все это впервые. Рассказывал он также и о династии Романовых. А в заключение сказал: «Многих царей свергали, а Россия все живет. Терпелив наш народ, и этих бандитов перетерпит». Умер Михаил Платонов в блокадную зиму 1942 года от голода.

Пришла пора идти в школу. Из домашней теплицы я должен был войти в новую для меня среду — в советскую школу. По сути дела, это было мое первое общение с советской системой, к которому я не был подготовлен: семья воспитала во мне чувство независимости и право на свободу высказывать свое мнение. Тираноборцы и правдолюбы — герои романов Вальтера Скотта, А. Дюма, Фенимора Купера, Луи Жаколио были для меня примером. К тому времени я уже знал, что в 17-м году в стране произошла катастрофа; власть захватила партия большевиков, или, как говорил мой дядя, «шайка беспринципных негодяев, разогнавших народное собрание и заставивших всех работать на себя». Я морщился, когда видел в газетах портреты руководителей партии. Часто видел, как мама, просмотрев газету, отбрасывает ее со словами: «Что-то опять там затевают!». Смысл речей И. Сталина и других руководителей мне не был еще понятен, однако по интонациям и произносимым словам, я чувствовал, что это грубые, некультурные и вместе с тем хитрые и жестокие люди, которым все мы должны подчиняться. Ну, и, кроме того, они постоянно врут. «Жить стало лучше, жить стало веселее, товарищи!» (И. Сталин) А людей по-прежнему арестовывали по ночам, сажали в тюрьмы, отправляли в лагеря…

Мы, дети, то и дело слышали политические анекдоты, хотя их от нас старались скрывать. Приносил их Сергей Иванович, второй муж тети Эльзы, работавший инженером на Охтинском химическом комбинате. Например: телефонный разговор: «Как же я вас узнаю при встрече на вокзале?» — «О, это не трудно: я без орденов и в галошах»[11].

Когда меня привели в школу, а она размещалась в здании бывшей Константиновской гимназии по улице Плуталова, сверху, с парадной мраморной лестницы, возвышаясь на красном пьедестале, на меня смотрел огромный бронзовый Сталин с протянутой рукой. Но если раньше вожди вызывали у меня усмешку, то теперь по всей атмосфере, окружившей меня в этой школе, я понял, что здесь их царство, и здесь они будут Управлять мной. Как чуть раньше написал Николай Гумилев:

Кончилось время игры —
Дважды цветам не цвести,
Тень от гигантской горы
Встала на нашем пути.

Широкие коридоры школы и большие классы со светлыми полуовальными окнами придавали всему еще большую торжественность. Все школьники должны были носить синие сатиновые халаты с белыми отложными воротниками. Каждый день «санитарная тройка» осматривала всех перед входом в класс. Школьные сумки допускались только стандартной формы. На парту перед собой можно было положить только разрешенные предметы: ручку, карандаш, резинку, тетрадь и учебник. Все должны были сидеть прямо, смотря на учителя, руки положив на парту. Разговаривать во время урока, даже шепотом, было категорически запрещено. Во время перерыва все должны были выйти в коридор, где бегать и кричать запрещено, а при встрече с другими учителями нужно было застывать на месте и пропускать их.

Первые уроки были посвящены тренировкам — как правильно входить и выходить из класса, а также правилам сидения за партой. Входить в класс нужно было сразу после первого звонка, после второго — появлялся учитель, и все должны были встать: «Здравствуйте, ребята! Садитесь». Садиться полагалось совершенно бесшумно. «Саша Иванов, ты так и не научился тихо закрывать парту. Всем быстро опять встать и выйти из класса!»… «Входите! Садитесь!.. Ну вот, я еще не сказала „садитесь“, а Коля Рябин уже сел! Опять всем придется выходить…». И снова все повторяется. Наконец, гробовая тишина: учительница идет по рядам и всматривается в каждого. «Вова Никитин и Саша Заборонин подойдите ко мне после урока». Значит, что-то заметила.

Плохая успеваемость считалась большой бедой, но нарушение дисциплины — преступлением. Шкала наказаний была разнообразной: стоять у доски до конца урока, оставаться после уроков на час в закрытом классе, записка родителям с предупреждением, вызов родителей в школу, вызов к директору школы, вызов к директору школы с родителями и, наконец, исключение из школы. Последнее грозило помещением в детский дом для трудновоспитуемых детей.

После домашней вольницы все это вначале показалось мне пыткой, но я до конца жизни остался благодарен советской школе за то, что она выработала во мне самодисциплину.

Уже через месяц в классе была организована пирамида власти, по образцу советской системы. Выбран староста класса. Слово «выбран» сюда не подходит. «Давайте выберем Толю Родионова старостой класса», — предлагает учительница. Неважно, сколько рук поднялось: «Выбран единогласно!». Как потом выясняется, он сын работника райкома партии. Затем весь класс был разбит на звенья по три-четыре человека со звеньевым во главе. Звено вызывает другое звено на «социалистическое соревнование за отличную учебу и дисциплину». Также развертывается соревнование и между классами. Пишутся договоры и вывешиваются на красную доску в классе. Потом всех автоматически зачисляют в октябрята — это, так сказать, «юные ленинцы». Выдаются значки октябрят с изображением юного Ленина, для чего каждый из дома приносит по 60 копеек. Значок нужно непременно носить, многие даже носят его в красном обрамлении из материи. «Теперь все вы октябрята! Учиться, учиться и учиться, как наказывал нам Ленин».

Появился и командир отряда октябрят с помощниками. Потом редактор классной газеты, санитарное звено, звено цветоводов по уходу за цветами на окнах, и много еще других должностных лиц. Каждый должен был иметь какую-нибудь общественную нагрузку. Так выковывались советские люди.

Посадили меня рядом с девочкой, которая уже через день подняла руку и громко донесла на меня: «Фаина Афанасьевна, а Леня заглядывает в мою тетрадь!». Учительница ее похвалила.

Каждый день одно из звеньев несло дежурство по классу: осматривали все парты, вытирали доску и никого до звонка в класс не впускали. Портрет Ленина, висящий над доской, вытирать детям не разрешалось — это ответственное дело выполняли уборщицы.

Уже в первый день Фаина Афанасьевна тихим торжественным голосом, делая большие многозначительные паузы между фразами, поведала нам о главном:

— Кто может мне ответить, чей портрет висит над нашей доской?

Поднялся лес рук: «Это Ленин!».

— Да, ты прав, Коля. Только никогда так не называй. Ты должен был сказать Владимир Ильич Ленин. Это великий вождь всего человечества! — И покатилось. В этот же день на уроке нам была прочитана биография Ленина и рассказано, как он прилежно учился и всегда помогал отстающим ученикам.

Однажды на уроке русской речи нам был прочитан рассказ И. Тургенева «Му-Му». После чего был задан смутивший всех нас вопрос: «А кто, ребята, в нашей стране лучше всего знает русскую литературу?». Сначала гробовая тишина. Затем кто-то решился: «Ушаков»[12].

— Молодец, Коля. Ушаков действительно хорошо разбирается в русской литературе. Ну, а кто все-таки знает ее лучше всех?

Посыпались разные ответы: «Гайдар», «Маршак», «Вы, Фаина Афанасьевна!». Жестом руки учительница призывает всех затихнуть:

— Товарищ Иосиф Виссарионович Сталин!

И вслед за этим учительница прочитала нам отрывок из рассказа знатной стахановки, посетившей вместе с другими передовиками Кремль. В кабинете Сталина им был показан стол, на котором лежали стопы новых книг. «Каждый день товарищ Сталин прочитывает несколько книг, а если времени не хватает, то он и ночью читает. Он знает все, что пишут наши советские писатели».

Учителя наши были очень разными. Часть из них состояла из уцелевших педагогов царских гимназий, хотя это были единицы, в основном же люди уже советской выучки. Такой была учительница истории: коренастая пожилая женщина в больших роговых очках с вечно растрепанными волосами. Она была из старых коммунистов-подпольщиков. Маленькие глаза вспыхивали, когда она рассказывала о братьях Гракхах в древней Греции, а однажды, когда дело дошло до казни Спартака на Аппиевой дороге, она прослезилась, замолчала, сняла очки и платком стала их вытирать.