Александра Гейл - Дневник. Поздние записи [СИ]

• Название: Дневник. Поздние записи [СИ]
• Автор: Александра Гейл
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015

Моя жизнь — живое доказательство, что если тебе могут сказать гадость, они это сделают, если над тобой обладают властью — обязательно начнут шантажировать. И никому нет никакого дела то того, что ты хочешь, какие у тебя жизненные ценности. Никому!

---

— Я не представляю Сергея Елисеева, занимающегося мелкой сошкой вроде меня лично.

— Значит добро пожаловать в высшую лигу. Потому что, клянусь, Алекс был внизу! БЫЛ! Ты можешь мне верить. Я не видел, но я знаю точно.

— Хорошо. Значит, Сергей… — выдохнула я. — Все равно сути это не меняет. Ситуация аховая.

Когда меня выписали, и я вернулась домой, со мной осталась мама. Она ухаживала, заботилась. А если честно, она ходила по моей квартире и притворялась, что все хорошо, что ничего не случилось, что нашей размолвки не было, что в газетах гадости про меня не писали. Она даже разговаривала со мной без малейших неудобств… И если бы в ее глазах не мелькало что-то вроде сочувствия, я бы поверила, что все хорошо. А эта ложь, повисшая ядовитым облаком между нами, она была отвратительна.

Звонок в мою дверь прозвучал на второй день. Вроде причин волноваться не было, но его присутствие я почувствовала сразу. Я знала, что это не Дима пришел, и не Лариса. А Алекс. Но я не могла и даже не хотела встать с кровати, я лежала и надеялась, впервые в жизни, что мама грудью встанет на мою защиту, не даст ему пройти в спальню и заговорить со мной.

— К ней нельзя, я не пущу вас к ней, — вовсе не вежливо сказала мама.

— Как она себя чувствует?

— У нее в животе огнестрельная рана. Она чувствует себя плохо.

И вдруг я впервые задалась вопросом, который раньше каким-то образом мне в голове не приходил: я не пострадала после падения. Почему? Я упала с третьего этажа, но на мне не синяка. Может быть, конечно, болевой сигнал глушится раной в животе, но на мне синяков нет. И уж тем более переломов. Как такое возможно?

— Я в курсе. Ирина Леонидовна, я не уйду, пока вы мне не ответите.

— Ее проблема не в том, что ей больно, Алекс, а в том, что она уничтожена. Раздавлена. Меня искренне пугают ухажеры собственной дочери, и я не знаю каким образом и почему, но тот мужчина был для нее важен. Потому что она плачет! Его убили на ее глазах. В нее стреляли на поражение. Она выжила чудом. Кто держал пистолет?

Повисло молчание, во время которого я вся обратилась в слух.

— Я не думаю, что это были вы. Вы не жестоки. Но жесток Сергей. Карина считает, что это был он. И Дима считает так же. Послушайте, я знаю, что вы меня не любите, и причины у вас не придуманные. Я плохая мать. Я всегда была плохой матерью. Я наделала кучу ошибок. Когда ей было четыре, я позволила ей сесть в ту адову машину, когда ей было семнадцать, я оставила ее на тот злосчастный жалкий месяц. Тогда мои отношения с дочерью закончились. Именно так, потому что в день, когда появились вы, я ее окончательно потеряла. Она начала мне врать, да так отчаянно, будто от этого ее жизнь зависит, и я не знала, что с этим делать, не смогла стукнуть по столу и потребовать правды, потому что сама ее испугалась, потому что боялась, что это добьет и ее, и меня. Да, я перед ней виновата, я оставила ее одну, когда была нужна. Сделала вид, что все хорошо. И не смогла вернуть… Но вы не лучше, вы тоже притворяетесь, что все хорошо, что ее жизни ничто не угрожает, что это была ошибка. Но все мы знаем, что ошибки не было. Если некому больше сказать это вслух, я приму удар на себя: моя дочь оказалась в том номере не просто так. Тот мужчина был наркоторговцем, и если в ней осталось от моего воспитания хоть что-то, она не могла добровольно с ним связаться. Только если не было выбора. А выбора ее лишили вы. От таких людей как вы могут спасти только вам же и подобные. Она бежала к нему. От вас. И все равно ее пытались убить, даже не спорьте, когда не вышло более гуманно, ее попытались у вас отнять самым окончательным способом. Однажды у них получится, бесконечность существует, но не для людей. Однажды везение закончится. И вы будете виноваты, будете винить себя. Так что уходите сейчас, пока вы еще не все уничтожили.

Через полминуты хлопнула входная дверь. Мама прошла в спальню, чтобы посмотреть, сплю ли я. А я… а что я? Я сделала то же, что и всегда — притворилась что сплю, притворилась, что ничего и не было. Только вдруг я осознала кое-что очень-очень интересное: моя мать умеет мотивировать как никто на свете. Она уже это делала со мной однажды, когда мне было девятнадцать, и теперь она провернула то же самое с Алексом. Зашла с другого конца. И у нее оба раза вышло просто блестяще… Это наводило на размышления.

Визиты Алекса не повторялись. И через некоторое время, когда я начала весьма спокойно передвигаться по квартире, мама стала приезжать всего на пару часов в день: привезти продукты, справиться о самочувствии, разбавить компанию… а затем сваливала восвояси. Я думала, что это связано с неловкостью, которая между нами так и не исчезла. Но до оров и взаимных обвинений больше не доходило, и нам было достаточно. Мы снова притворились. Только за все те недели, что мы пробыли вместе, имя папы не прозвучало ни разу. Так поступают соучастники. Во избежание не произносят вслух имя жертвы. И мы были соучастницами. Кажется, мы негласно и дружно решили, что виноваты в его смерти. Кто-то скажет, что мы сошли с ума, что это абсурд, и будет прав, но мы хотели кого-то обвинить, и мы обвинили. Себя и друг друга. Не смиряться проще. Ну мы и не стали.

Той ночью я была одна, перебирала свои скудные воспоминания о Денисе, понимая, что большей частью скучаю не по нему, а по придуманному будущему, а уж я успела его раскрасить во все цвета счастья, и корила себя за черствость. Я смотрела его фотографии, вынуждая себя помнить его лицо, потому что на самом деле уже начинала забывать. Я его знала мало. Я знала о нем мало. У нас было много только надежд. Сейчас мне решение сбежать казалось глупостью… Как я вообще могла подумать, что Алекс нас отпустит? Как могла подумать, что не узнает?

На одной из фотографий было запечатлено кольцо, которое подарил мне Денис. Его кольцо, и ленточка Алекса. Ха-ха-ха. Какая ирония. Кольцо я потеряла (наверное при падении), а ленточка до сих пор со мной, она даже при операции не помещала, можете себе представить? Ее не разрезали.

Денис не оставил мне ничего. Ни следа, ни отпечатка. Он не успел стать частью моей жизни, он не успел оставить в моей квартире достаточного количества вещей, которые бы заставляли о нем помнить. Телефонные звонки, пара фотографий и колечко. Это все, что было. А сохранилось и того меньше. И болело слишком слабо. Да, я точно черствая. Но знала ли я его? Нет, только мечтала узнать.

Сон, который наконец-таки пришел, был беспокойным, и прервался, когда открылась входная дверь… Я автоматически сунула руку в ближайший ящик, но бдительная мама качественно спрятала все острые, режущие, колющие, а тем более стреляющие предметы от меня подальше. Я даже примерно не представляла, где теперь искать пистолет. Тогда я решилась спросить:

— Кто здесь? — ответа не было, но шаги на мгновение стихли. — Алекс?

Шаги возобновились. Шли явно ко мне, в спальню.

— Не угадала, — зло усмехнулся незнакомый мужчина весом центнера в полтора. — Иди сюда, кукла.

И эта туша вдруг оказалась удивительно проворной, а я не оправилась после болезни. К сожалению, резкий запах эфира мне был уже знаком. И я даже знала, кто пользуется подобными приемчиками. Константин Граданский. Это его человек. Но ведь правда было глупо считать, что мне спустят с рук убийство ценного… кадра, подумала я, теряя сознание.

Я очнулась на грязном бревенчатом полу. Этого было бы уже достаточно. Как вы, полагаю, догадываетесь, я из числа тех самых пресловутых городских фифочек, которые деревню только по телевизору и видели. И потому, к собственному стыду, вынуждена признаться, одно осознание того, где я нахожусь, уже парализовало. А ну для полноты картины добавлю, что я была привязана к трубе, и радовало только то, что живот не болел.

Рядом стоял стол, на нем обнаружилась тарелка с солеными огурцами, вокруг которой вился рой мух. Мне стало плохо. Одна села мне на колено, и я попыталась ее стряхнуть, но в связанном состоянии это оказалось не так-то просто сделать. Мне безумно хотелсь пить. Июль, жара, выкрали меня ночью, а уже светло и жарко, только от обезвоживания отключиться для полного счастья и не хватало.

Осматриваясь вокруг, я обнаружила на крючке куртку немыслимого размера. И тут до меня дошло, что на мне только тоненькая шелковая пижама, в которой я спала. Меня выдернули из постели и привезли сюда. Стало трудно дышать, и сразу вспомнился Макс Громов.

— Проснулась, посмотрите на нее. — Входная дверь открылась, и вошел воистину невероятных размеров верзила. Он был толстый, он был вопиюще толстый, сверх всяческих норм! — Тебе здесь понравилось?

— А здесь это где? — тут де забросила удочку я. На ответ, конечно, не рассчитывала, но…

— Посреди леса, голубушка! — хмыкнул он. Боже, ситуация становилась все хуже и хуже.

Верзила сел на стул, и ножки несчастного жалобно заскрипели. Он взял стакан с чем-то вопиюще оранжевым и начал его пить. По шипению я догадалась, что это фанта. Мне не представлялся этот монстр пьющим фанту, но раз так, то цивилизация где-то должна была быть. Я отвернулась.