Мария Теплинская - Дядька

• Название: Дядька
• Автор: Мария Теплинская
• Жанр: Фэнтези

---

Когда он по натоптанной сотнями ног тропинке вышел к Бугу, у проруби было уже достаточно народу. Над широкой полыньей дымился молочный пар. Бабы, сидя на корточках, бултыхались покрасневшими руками в черной ледяной воде; тут и там набухшим парусом вздувалась в проруби мокрая простыня. Кто-то поднял голову, помахал ему закоченевшей рукой.

— Ага, и Митрасик пожаловал! Ну что ж, подходи, работничек, дядькина радость!

Тетки охотно подвинулись, давая ему место, но все равно пришлось тесновато.

— Ты гляди, хлопчику, осторожней, тут скользко! — упредила его тихая Зося Мулявина, рядом с которой ему дали место. Он, впрочем, и сам уже заметил, что кромка у самого края полыньи была не только скользкой, но при этом еще и шла под уклон, к самой черной воде.

Как ни тесно было у проруби, однако Митрась старался держаться ближе к Зосе, потому что с другого боку толкалась румяная Катерина, которую он изрядно недолюбливал, хотя Кася ничего плохого ему вроде бы и не сделала, и даже пыталась ластиться. Теперь он опасался, что Катерина вновь начнет подступать к нему с разговорами, как будто совсем невинными, вроде бы ни о чем, но в то же время явно напоминавшими ловчие петли, в которые она рассчитывала словить Горюнца.

К счастью, Катерине в этот раз было не до Митрася: ее соседкой оказалась горемычная Марыля Мулявина, с чьим беспутным мужем Катерина минувшим летом частенько уединялась по кустам и яругам. И теперь Марылька не упустила случая поддеть соперницу:

— Ну что, Каська, оно хорошо — поститься-то?

— Чего? — не поняла молодка.

— Ну как же, бают ведь люди, что не все коту масленица, случается и великий пост. Вот и настигнул тебя, я гляжу, пост великий!

— Гляди, вконец исхудаешь с того поста, и теперь вон поясок того гляди свалится! — поддержала другая тетка, тоже имевшая с Катериной какие-то счеты.

— А подите вы! — злобно отмахнулась та.

— Да нам-то куда идти, тебя-то Янка, поди, еще дальше отправил! — усмехнулась говорливая Хадосья.

— Да я за его здоровье Богу помолюсь да свечку поставлю, чтобы укрепил Господь его в добродетели! — заявила тетка Марыля.

Вот тут Катерина не выдержала — хлестанула ее наотмашь мокрым рушником. Это бы еще полбеды, да вот Каська при этом покачнулась на скользком льду, неловко взмахнула рукой и невольно толкнула Митрася, да не просто толкнула, а так поддала его локтем в спину, заскользив по гладкой ледяной кромке, врезался в смертельно ледяную воду, подняв тучу брызг. Полынья оказалась неглубокой, хлопцу едва по грудь. К нему тут же потянулся целый лес женских рук; соседки, забыв про скользкую кромку и опасность падения, вцепясь в его плечи, локти, запястья, самоотверженно выволокли мальчишку на лед.

Все это произошло так быстро, что Митрась не успел ни испугаться, ни, кажется, толком замерзнуть. Его, конечно, обожгло холодом сквозь промокшее насквозь платье, и пар тут же повалил от его набрякшего полушубка, но испуг его так и не взял.

— Разденьте хлопца, дайте ему сухое! — крикнула тетка Хадосья.

— Да что вы, не надо! — смутился Митрась. — Я и так дойду.

— С ума сошел! — всплеснула руками соседка. — Где мы и где твоя хата! По дороге застынешь, что судак тот мерзлый!

— Да ну! — отмахнулся мальчишка со свойственной ему беспечностью. — Впервой мне, что ли, под лед-то падать? И ни чихнул, поди, ни разу!

Хадосье пришлось смириться, ибо переодеть мальчишку и в самом деле было не во что, и оставалось лишь поскорее довести его до дома. Тяжелый, промокший насквозь полушубок с него все же сняли, но перебирать застывшими ногами в мокрых онучах было трудно, а идти по снегу босиком он так и не решился, и две соседки тащили его за руки, помогая идти быстрее, а третья несла его корзину с бельем.

А навстречу им уже, задыхаясь, бежал Горюнец, упрежденный вездесущей Виринкой — с расширенными глазами и совершенно белым лицом, в едва наброшенной на плечи свитке, полы которой развевались на бегу, словно темные крылья птицы-горюн, несущей беду. Не сказав ни слова, единым духом он вздернул мальчишку на руки и так же, опрометью, бросился домой. Митрась судорожно обнял худые дядькины плечи, которые его закоченелым рукам показались невозможно горячими, и лишь теперь, услышав его хриплое свистящее дыхание и частые, неровные удары сердца, по-настоящему испугался.

До самого дома Горюнец не проронил ни слова, и лишь в привычном тепле родной хаты коротко и тихо сказал вошедшим следом женщинам:

— Спасибо, тетки.

Дрожащими руками он принялся стаскивать с Митрася промокшую одежду. Где-то за чужими спинами причитала и билась в рыданиях Катерина:

— Не виновата я! — истошно взвизгивала молодка. — Як Бога кахам, не хотела…

Янка как будто не слышал: в этот миг ему было явно не до того, виновата ли Катерина, и здесь ли она вообще. Он яростно растирал едкой пахучей настойкой закоченевшее Митранькино тело, да так, что косточки хрустели.

Меж тем кое-кто из соседок — те, что постарше — поняли, что они тут лишние и тихонько заторопили к выходу остальных. Молодки стали послушно выходить одна за другой.

Едва успела выйти последняя, как в сенях снова хлопнула дверь, и Горюнец, обернувшись, увидел Леську, по которой так безнадежно тосковал последние дни. Краски отхлынули у нее с лица, платок съехал набок, и выпавшая непокорная прядь трепалась возле щеки.

— Липовый цвет запарь! — кивнул он девушке. — Ты знаешь, где… Кипяток в печке, готовый.

Леська насыпала в глиняную кружку липовый цвет с мятой, заварила кипятком и сверху накрыла Горюнцовой шапкой.

— Бог ты мой, как же так? — повторяла она. — Такой разумный, осторожный…

— Да ничего со мной не будет! — простонал Митрась, чье тело дядька по-прежнему неумолимо терзал железными руками. — Сама ж ты рассказывала, как той зимой Хадосьин Юрка под лед провалился… Ой-ой!..

— Так то Юрка, — возразила девчонка. — Этого телка хоть на всю зиму в лед заморозь, ничего с ним не станется…

— Так и со мной не станется, я живучий! Сколько раз в прорубь падал, покуда у тетки жил…

— Дай-то Бог! — ответила Леська.

И невольно осеклась, случайно глянув на Янку. Лицо его было по-прежнему бледно той мертвенно-жуткой бледностью, что так пугала ее, а глаза как будто остекленели, глядя на что-то неотвратимо-ужасное, видимое лишь ему одному.

Наконец он кончил-таки терзать худое мальчишечье тело, закутал Митраньку одеялами и тулупами и сунул ему в руку кружку с горячим питьем. Лишь тогда Леська решилась подойти к нему, неподвижно застывшему возле окна. Теплыми руками обняла она его сзади в бесполезном желании хоть немного успокоить, припала щекой к его горячей спине, где-то промеж твердых острых лопаток.

— Вот она, Лесю, недоля, беда моя черная! — прошептал он глухо. — Настигло-таки…

— Ну, может, обойдется, Ясю? — спросила она дрогнувшим голосом, уже зная, что и сама в это не верит.

Он лишь обреченно мотнул головой, и она с каким-то внезапным страхом заметила, как скользнули по серебристо-льняному вороту завитки волос у него на шее.

Несколько дней спустя тетка Хадосья встретила его, идущего с тяжелым коромыслом от колодца. Он явно торопился, и коромысло дрожало на его плече, ведра с жалобным скрипом раскачивались, вода плескала горстями, а он ничего не видел перед собою. Хадосья всплеснула руками при виде его закаменевшего, черного от горя лица и потухших глаз.

— Ахти беда! — ахнула сердобольная женщина. — Да что с тобой, голубе, на тебе же лица нет…

— Помирает мой хлопчик, — глухо откликнулся Янка. — И мне не жить без него.

И вновь торопливо пошел вперед, по-прежнему неловко расплескивая воду.

Он не помнил, как добрался до своей хаты, как опрокинул в большую бочку оба ведра — и тут же бросился к печке, где укрытый всем, что нашлось в доме, лежал Митрась. Прохладной с улицы ладонью дядька коснулся его горячего бледного лба, отвел припотевшие прядки волос. Больной с трудом разлепил пересохшие губы и чуть внятно простонал:

— Пить… Дядь Вань…

— Здесь я, Митрасику, никуда не ушел, — дядька поднес к его губам плошку с водой.

Горюнец оказался прав: злая недоля все же настигла их. Не помогли ни едкая настойка, ни горячее питье, сготовленное Леськой. В ту же ночь у хлопца открылся тяжелейший жар, он забредил, заметался без памяти. Без конца просил он пить, то и дело кликал своего дядю Ваню — и не узнавал его.

Наутро Леська побежала за бабкой Марылей, и к полудню в Горюнцову хату пожаловала спокойно-деловитая старушка, в сером зипунчике и рябеньком платке на ладную неторопливую курочку. Бабка Марыля огляделась кругом, приветливо кивнула хозяину, узнавая.

— Ну как же, помню я тебя, хлопче, приходил ты до меня по осени — на воде гадать — помнишь?

— Правду мне сердце вещало, — мрачно откликнулся Горюнец. — Захворал хлопчик мой.