Левиан Чумичев - Васина Поляна

• Название: Васина Поляна
• Автор: Левиан Чумичев
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Герой заглавной повести — наш современник — в воспоминаниях о матери прикасается к легендам о подвигах гражданской войны. В других повестях — уральское военное детство. В былицах — зарисовки из сегодняшней жизни города и села. Книга адресована юношеству.

---

Васина Поляна

ЕГО СУДЬБА, ЕГО ЛЮБОВЬ…

Лев Чумичев, чью первую книгу ты держишь в своих руках, читатель, печататься начал почти тридцать лет назад, первый документальный фильм по его сценарию снят почти двадцать лет назад, первый художественный — почти пятнадцать. А эта книга у него все-таки — первая…

Общеизвестно, что никто и ничто не расскажет о писателе лучше, чем его книга. В ней все: он сам, его судьба, его любовь, его ненависть, его правда и неправда.

Эта книга перед тобой, читатель. Ты прекрасно разберешься в ней без всяких предисловий и послесловий. И хочется добавить к этой книге то, чего в ней нет: еще несколько «былиц» из жизни автора «Васиной Поляны».

Писать хотелось ужасно. Рассказы, повести, романы. С чего — неведомо. Ни по анкете, ни по образованию в писатели я вроде бы не годился. А все равно хотелось.

Я и писал помаленьку. Ночами. Но что и как? А вдруг вообще зряшной дурью маюсь? Почитать бы кому-нибудь, спросить. Однако кому почитаешь, у кого спросишь, ежели ни в друзьях, ни в знакомых писателей даже в заводе нет.

Весной шестьдесят первого напарываюсь на объявление. В газете «Вечерний Свердловск». Ни до, ни после ни в одной газете такого не попадалось. Дескать, при журнале «Уральский следопыт» созывается кружок короткого рассказа. Занятия имеют быть в Доме работников искусств. На Пушкинской. Долго думал. Стыдновато как-то: тоже рассказчик нашелся! Но пошел.

Пришел — и ахнул. Там лестница внутри, вроде парадной. Вполне приличная лестница, ступенек в тридцать и шириной метра в два. А на ней сверху донизу таланты. Штук сто. Даже больше. На все вкусы: молодые и старые, нахальные и застенчивые. И все хотят.

Стою, стесняюсь. Уйду, думаю. Разве пробьешься? Тут парень подходит. Ровесник вроде.

— Закурим?

Закурили.

— Как зовут?

Я сказал.

— А меня — Лев!

Гляжу — точно, лев. И по фигуре. И по всему. Такой же осанистый. И спрашивает по-львиному:

— Боишься?

— Вроде…

— Их, что ли? Брось! Это — не писатели!

— А ты?

— Я — писатель!

Шустрый, думаю. Не видал я раньше этих самых писателей. Ни разу. Не знаю, какие они на вид. Но чтоб такие — вряд ли…

Однако в то, что Лев Чумичев действительно писатель, я поверил с первых же прочитанных его рассказов.

Топаем по Москве. Обозреваем. А год на дворе шестьдесят третий. Москва ничего себе, нравится. Тем более что оба мы — студенты ВГИКа. Будущие сценаристы, а пока что заочники.

Улица Воровского. Старинные ворота. Вывеска: «Юность». Редакция журнала, стало быть. Самого модного тогда, самого популярного.

— Зайдем?

Я снова стесняюсь.

— Ну?!

Молча пячусь. Он вцепляется в меня своей львиной хваткой. Втаскивает во двор. Потом в дверь. Еще в одну. Сопротивляюсь. Но не изо всех сил.

За последней дверью — комната. Со спичечный коробок. Там — женщина. Смотрит подозрительно.

— Вот, — говорит он. — Привел.

— И что?

— Пишет!

— И как?

— Нормально!

— А рукопись где?

— У него. В кармане.

В кармане у меня — тугой сверток. Повесть. Первая. Вынимаю. Кладу на стол.

— А название где же?

— Не придумал еще…

Над ухом — знакомый рык:

— Пиши!

— Что?

— Что хочешь!

И я написал на первой странице: «Мы». А через полгода меня напечатали.

Мне повезло: рядом был друг.

У каждого писателя своя литературная судьба. У одного — счастливая. У другого — не очень.

Лев Чумичев пишет очень много. Но все как-то разбросанно, как бы случайно, между делом. Так же «случайно» и печатается. В газетах, в еженедельниках, в журналах.

Жизненного материала, переработанного им в литературный, другому автору хватило бы не на один роман. И даже не на два. Но бесконечный словесный крутеж вокруг одной истории, одного сюжета Л. Чумичеву не по нутру. Пейзажная лирика и многомудрые авторские отступления — тем более. А будь у него другой характер, выжми он максимум из того материала, которым располагает, первая книга писателя Л. Чумичева вышла бы в назначенное ей время. Лет двадцать назад. Но что ж поделаешь, если он — стайер, а не спринтер. Таково уж его жизненное и писательское амплуа.

Льву Чумичеву — за пятьдесят. Его биография накрепко сплетена с биографиями тех, кто родился в тридцатых.

Заводской слесаренок в войну, потом — солдат. Уже в мирное время. Но — четыре года. День в день. На Сахалине.

Потому так и любит он своих старых солдат и мальчишек голодной военной поры. Всю жизнь то и дело возвращается к ним. И вернется еще не раз.

После армии — студент педагогического, преподаватель. И еще много всего. Но с юности и по сей день — писатель. По отношению к-жизни, к людям, к проблемам. А главное — к Правде.

Ни в одном своем рассказе и ни в одной повести писатель Чумичев не проявляется так, как в былицах. Былицы, по моему разумению, — особый род литературы. Им редко кто владеет. Это — не мемуары, не очерки. Это — былицы. В них — никакой фантазии. Только правда. Не голая, конечно. Принципиальная.

Любому мало-мальски сведущему интеллигенту ведомо, что правда жизни — это еще не правда искусства. Между ними всегда есть зазор. Как между натурой и живописью. А вот в былицах они спаяны так, что одну Правду нипочем не оторвать от другой.

Как уже говорилось, Л. Чумичев не только прозаик. Он еще и кинодраматург. Ну, а уж если его прозаическая стезя состоит из одних зигзагов и кренделей, то кинематографическая и тому подавно.

В недрах отечественного кинематографа нет-нет да и созревают Всесоюзные конкурсы литературных сценариев. Как правило, на «прокольные» темы. То есть современные. За последние полтора десятка лет их было всего семь или восемь. И в трех из них лауреатом был Л. Чумичев! Насколько я знаю, это — рекордный результат.

В начале семидесятых он представил на конкурс свой первый сценарий «Едреный корень». Выиграл. Через пару лет «Мосфильм» по этому сценарию выпустил на экраны ставший широко известным в те годы фильм «От зари до зари».

Спустя еще пару лет — снова премия. За сценарий «Когда хотелось есть». Киностудия им. Горького снимает фильм. Что получится — неизвестно. А повесть с таким названием — в этой книге. Читайте.

Геннадий Бокарев

ПОВЕСТИ

Вспоминаю о военном детстве. Это никогда не забывается. И больше, пронзительнее всего меня волнуют в этих воспоминаниях скупые радости суровой поры лишений, теплая атмосфера братства, стыдливой доброты…

Когда, стушевывая обыденностью жеста, слова свою великую щедрость, люди делились буквально последним куском, спасая человека от голодной смерти. Хотя на следующий день сами попадали в такое же положение. Тогда мы и определили на всю жизнь цену честности и подлости, дружбе и предательству, искренности и своекорыстию.

И какое же счастье было — чувствовать себя рабочим человеком, активной частицей военного тыла, кормильцем, а значит, опорой и спасением, значит — нужным и семье своей и стране.

А ведь были мы еще совсем пацаны…

КОГДА ХОТЕЛОСЬ ЕСТЬ

Ленька Лосев и Алька Кузин лежали на берегу речки и смотрели в темное майское небо.

Вообще-то добрые люди начинают здесь купаться где-то с середины — конца мая, но местная пацанва открыла купальный сезон почти сразу после ледохода.

А теперь речка успокоилась, вошла в свои берега, но, как бы извиняясь за свое недавнее буйство, пыталась лизнуть ребятам их босые пятки.

Ленька с Алькой упорно смотрели в небо. Сегодня оно было черным и, как никогда, богато усыпано звездами. Вот одна из звезд дрогнула, чиркнула небо и исчезла.

— Сорок пятому фрицу капут, — сказал Алька.

— Сорок шестому, — тут же поправил Ленька, проследив путь падающей звезды.

— А наших сегодня сколько погибло? — спросил Алька.

— Трое.

— Нет, двое. В тот раз не две звезды сразу упали, а одна. Так что фрицев сегодня мы сорок пять штук ухлопали; а наших только два человека погибло.

— Может, хватит на сегодня? — поднялся Ленька. — Домой мне надо, мамка опять спать не будет.

Алька тоже поднялся:

— Ладно, по дороге еще штук несколько набьем.

Они поднялись на берег. Узкой тропинкой мимо осокорей двинулись к повисшим вдали электрическим огням.

— А моя велела в сарае спать… Опять к ней явится… Сорок шесть, сорок семь… Во даем мы сегодня! Вот-вот война кончится, а… — Алька осекся.

— Все-таки наших трое, — вздохнул Ленька, проводил взглядом две враз упавших звезды. — Войны-то осталось — Гитлера в плен взять, а наши все равно еще гибнут.