Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

• Название: Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
• Автор: Неизв.
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Яблоновский, интендант – в действительности, это был полковник Жуковский, уточняет литературовед С. Н. Дурылин

         В Казани два озера, Черное и Банное – в Плане города Казани с окрестностями от 24 ноября 1850 года значатся озера Верхний Кабан, Средний Кабан, Нижний Кабан и два-три водоема без названий; вытянутые Средний и Нижний Кабан сообщаются между собой, Булак соединяет их с Казанкой – притоком Волги; в названии «Кабан» ударный слог «бан» созвучен с французским словом «bain» - «баня, купанье»

Святой Джилан – именем стало название горы Джилан-тау, то есть Змеиной горы, которая находится в двух с половиной верстах к западу от кремля, в широкой излучине реки Казанки

Руготин Григорий в миру (около 1500 – 1569) - игумен Селижаровского монастыря Гурий; хиротонисован 7 февраля 1555 года в сан архиепископа и в том же году, 26 мая, торжественно направлен из Москвы к новому месту служения, прибыл в Казань 28 июля, был избран и стал первым архиепископом Казанским, руководил сооружением нового каменного Благовещенского собора и устроением Зилантова монастыря; погребен за алтарем Спасо-Преображенского монастыря; в 1595 году при рытье траншеи под фундамент храма его останки были обнаружены нетленными, и, по распоряжению митрополита казанского Гермогена, впоследствии Патриарха всероссийского, мощи Гурия, теперь уже святого, перенесли в церковь Спасо-Преображенского монастыря; 20 июня 1630 года их поместили в Благовещенский кафедральный собор

Илька - пекан, куница-рыболов, самый крупный представитель рода куниц

Ректор Казанского университета – О. М. Ковалевский (1800 – 1878), член-корреспондент Российской академии наук

Спалланцани Ладзаро (1729 – 1799) – итальянский натуралист, в разные годы профессор университетов в Реджонель-Эмилии, Модене, Павии.

___

Мы сказали, что Волга берет начало в Тверской губернии. Добавим, что она берет это начало в окрестностях Осташкова. Поскольку Россия - всего лишь обширная равнина, то 400 верст Волги являют собой ее долгое колебание в выборе направления. Покидая Тверь, она направляется с севера на юг. Через 200 километров резко поворачивает на северо-восток. От центра Ярославской губернии катит воды к востоку, склоняясь, напротив, к югу. Таким вот образом она делает почти 1000 километров, обходя пешком Ярославль, Кострому и Нижний Новгород. В Казани снова меняет направление и, описав северную дугу, устремляется прямо на юг - на 1200 километров. На входе в Астраханскую губернию она еще раз меняет курс и отклоняется на юго-восток, пока не впадает в Каспийское море.

Мы заметили отклонение, оживляясь. Солнце, что всегда было напротив или около того, теперь находилось слева от нас. Между прочим, поднимаясь на палубу, мы открыли великолепный вид; мы находились в том месте фарватера, где на большой скорости, из Сибири, Кама вливается в Волгу и изменяет цвет воды. Кроме этого, спеша из более холодного края, она была покрыта заснеженными льдинами, которые издали казались стаей лебедей.

Кама, известно, берет начало в Уральских горах; ее течение более уверенное и упорядоченное, нежели течение Волги, на ней нет мелей; она рыбная сверх меры; там можно встретить всех рыб других русских рек: севрюгу, осетра, форель, судака, белугу, иногда весящую 1400 фунтов, и сома - неизвестную у нас рыбу, которая водится в Волге и Днепре и которую нельзя продавать без осмотра, потому что у нее, как у акулы, часто находят человеческие останки.

Приняв Каму, река Волга становится шире, и появляются острова; левый берег остается низким, тогда как правый, неровный, начиная от Нижнего, поднимается до высоты 400 футов; он сложен из горшечной глины, аспида (кровельных сланцев), известняков и песчаников без единой скалы.

Симбирск, главный город губернии того же названия, - первый более-менее значительный город, что встречается в 50 лье от Казани.

Что особенно поражает и больше всего печалит в России, так это запустение. Сознаешь, что земля могла бы прокормить население в 10 раз большее, чем то, которое она имеет; и вместе с тем Волга, самая большая артерия России, единственный путь, связывающий Балтику с Каспием, привлекает на свои берега больше людей, чем любая другая река.

Достигая Ставрополя, река делает большую петлю в сторону Самары и потом возвращается к себе у Сызрани.

Мы прошли мимо Симбирска и Самары ночью; Н а х и м о в, более отважный, нежели пароход, который доставил нас в Нижний, шел ночью, как днем; капитан чистосердечно признался, что раз уж коснулись первого дня октября, он опасается быть остановленным льдами. Всякий раз, когда  Н а х и м о в  останавливался, чтобы купит дров, мы сходили на берег, но края, меняя названия, были безвариантно те же. Всегда деревянные избы, населенные крестьянами в красных рубахах и тулупах. На всех стоянках находили для покупки и превосходную рыбу. Стерлядь, что продается на вес золота в Москве и, особенно, в Санкт-Петербурге, стоила нам по 3-4 копейки за фунт. Ознакомление с этой рыбой, к мякоти которой русские относятся, на мой взгляд, с излишним фанатизмом, я закончил, заподозрив, что стерлядь вовсе не отдельный вид, а происходит от клади осетра, проходящего через заграждения Астрахани и поднимающегося по реке, надуманное племя. При первом же слове, когда я отважился высказаться на этот счет, мне рассмеялись в лицо; русские не хотят допустить даже мысли, что провидение не создало отдельного вида для удовлетворения вкуса во дворцах гурманов Севера. Тогда вот чем смею заверить гурманов Юга и Запада: в день, когда рыбное хозяйство окажет честь осетру, заняться им и выводить его молодь, стерлядь появится у нас в Сене и Луаре.

Между Ставрополем и Самарой увидели высящийся на левом берегу массивный холм, имеющий форму голландского сыра; его называют Царской горой, потому что Иван Грозный завоевав Казань, спустился вниз по Волге и велел подать обед на его вершину. Город, что виден вдали, с куполами, подобными огромным буграм земли, нарытым кротами, называется городом Короля [Царицын]; несомненно, потому что Иван там останавливался.

Через три дня после отъезда из Казани мы прибыли в Саратов. Капитану предстояла погрузка, и он предупредил нас, что очень даже может задержаться на день-два. Это было довольно грустно. Мы не имели писем в Саратов, никого там, естественно, не знали; предстояло испытать смертельную скуку в течение этих двух дней. С другой стороны, имея в запасе пару дней, которыми мы могли распорядиться, как сочтем нужным, я согласовал с капитаном свои дальнейшие шаги.

Генерал Лан, когда с ним по русской карте проследили течение Волги и, значит, предстоящий путь, дал крайне любопытный совет - посетить солевые озера, которые находятся слева от реки, в киргизских степях.

У Камышина мы оставим пароход, возьмем телегу и совершим трехдневную экскурсию к киргизам; на третий день вернемся на  Н а х и м о в  в Царицын, место, где Волга наиболее близка к Дону. Генерал Лан надеялся, что возле озера Эльтон я встречу его друга – генерала Беклемишева, казацкого гетмана; при такой удаче это был бы тот, кто воздаст мне почести соляных озер. На всякий случай, я попросил у него письмо для генерала Беклемишева.

- Ладно, - ответил он, - вы назоветесь, а его жена знает вас наизусть.

И я уехал из Казани, обещая себе, по возможности, совершить экскурсию к киргизам.

Томясь ожиданием, мы были заточены на полтора точно, на два дня - может быть, в Саратове. Смирились с этим, и сошли на берег. Несло легкую изморозь из самых колючих, что не способствовало тому, чтобы хоть немного оживить грустный облик края.

Пустили Калино на сбор информации, но в отношении сведений он был самым несмышленым существом, какое я когда-нибудь знавал. Он никогда не понимал этой фразы:

- Проинформируйте нас, Калино!

- О чем? - спрашивал он.

- Да обо всем, черт возьми!

Калино опускал голову, узнавал, сколько жителей в городе, на какой реке стоит, в скольких лье от Москвы, сколько домов сгорело в последнем пожаре, и сколько в городе церквей. Калино был рожден для статистических отчетов. Через час блуждания по ужасной мостовой, по топким улицам Саратова - южное солнце растапливало утреннюю грязь - узнали, что в Саратове 30 тысяч жителей, шесть церквей, два монастыря, гимназия и что за шесть часов пожара в 1811 году сгорело 1700 домов. Со всем этим не на что было тратить полтора дня, но, подняв нос, я прочел вдруг на вывеске: «Adelaide Servieux» -  «Аделаид Сервье».

- А! - сказал я Муане. - Мы спасены, дружище. Здесь есть француженки или, по меньшей мере, одна француженка.

И я устремился в магазин, который был магазином белья. На шум, что я произвел, открывая дверь, из соседней комнаты вышла молодая особа парижской внешности, с привлекательной улыбкой губ.