Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

• Название: Русские исторические женщины
• Автор: Даниил Мордовцев
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00064-737-0

Предлагаем читателю ознакомиться с главным трудом русского писателя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905)◦– его грандиозной монографией «Исторические русские женщины». Д.Л.Мордовцев —◦мастер русской исторической прозы, в чьих произведениях удачно совмещались занимательность и достоверность. В этой книге мы впервые за последние 100 лет представляем в полном виде его семитомное сочинение «Русские исторические женщины». Перед вами предстанет галерея портретов замечательных русских женщин от времен «допетровской Руси» до конца XVIII века.

Глубокое знание истории и талант писателя воскрешают интереснейших персонажей отечественной истории: княгиню Ольгу, Елену Глинскую, жен Ивана Грозного, Ирину и Ксению Годуновых, Марину Мнишек, Ксению Романову, Анну Монс и ее сестру Матрену Балк, невест Петра II Марью Меншикову и Екатерину Долгорукую и тех, кого можно назвать прообразами жен декабристов, Наталью Долгорукую и Екатерину Головкину, и еще многих других замечательных женщин, включая и царственных особ – Елизавету Петровну и ее сестру, герцогиню Голштинскую, Анну Иоанновну и Анну Леопольдовну.

---

Так же плакалась она в письмах к матери и к братьям.

Хотя мир вскоре и был заключен между воюющими сторонами, однако ни Иван Васильевич не перестал настаивать на том, чтобы Елене построили греческую церковь и не принуждали к римскому закону, ни польский король не переставал упрямиться и не исполнять требований московского князя. «А начнет брат наш дочь нашу принуждать к римскому закону, то пусть знает: мы этого ему не спустим, будем за это стоять, сколько Бог пособить», говорил московский князь послам польского короля. Но послы отвечали, что папа уже два раза присылал к их королю с требованием, чтобы королева Елена была послушна апостольскому престолу и ходила в латинскую церковь. Папа, по их словам, хочет не того, чтоб Елена вторично крестилась и греческий закон оставила, а приняла бы только флорентийскую унию. Послы просили Ивана Васильевича лично приказать, что ему нужно, папскому послу, который был тогда в Москве, или отправить своего посла к папе.

– Нам о своей дочери, о том деле, зачем к папе посылать своего посла? – отвечал Иван Васильевич: – о том деле, своей дочери, нам к папе не посылать, а скажите брату и зятю, чтоб, как нам обещал, на том бы и стоял, чтоб за то между нами нежитья не было.

Ивану же Сапеге, канцлеру Елены, при отправлении обратно в Литву, великий князь сказал:

– Ивашка! привез ты к нам грамоту от нашей дочери, да и словами нам от нее говорил; но в грамоте иное не дело написано, и не пригоже ей было о том к нам писать. Пишет, будто ей о вере от мужа никакой присылки не было: но мы наверное знаем, что муж ее Александр король посылал к ней, чтоб приступила к римскому закону, и не к одной к ней, а ко всей Руси. Скажи от нас нашей дочери: «Дочка! Памятуй Бога да наше родство, да наш наказ, держи свой греческий закон во всем крепко, а к римскому закону не приступай ни которым делом, церкви римской и папе ни чем послушна не будь, в церковь римскую не ходи, душою никому не норови, мне и всему нашему роду бесчестья не учини; а только по грехам что станется, то нам и тебе и всему нашему роду будет великое бесчестье и закону нашему греческому укоризна. И хотя бы тебе пришлось за веру и до крови пострадать, и ты б пострадала. А только, дочка, поползнешься приступить к римскому, закону, волею или неволею, то ты от Бога душою погибнешь, а от нас будешь в неблагословении: я тебя за то не благословлю, и мать не благословить, а зятю своему мы того не спустим: будет у нас с ним за то беспрестанно рать».

С послами которых вслед затем Иван Васильевич отправлял в Литву, был от него к дочери новый наказ, и явный, и тайный. К явном наказе послы должны были сказать от него Елене: «Писала ты к нам, что люди в Литве надеялись всякого добра от твоего приходу, а вместо того в ним с тобою пришло всякое лихо. Но до дело, дочка, сталось не тобою: сталось оно неисправлением брата нашего и зятя, а твоего мужа. Я надеялся, что как ты к нему придешь, так тобою всей Руси, греческому закону, укрепление будет; а вместо того, как ты к нему пришла, так он начал тебя принуждать к римскому закону, а из тебя и всю Русь начал принуждать к тому же. Ты ко мне пишешь, что к тебе от мужа о перемене веры никакой присылки не было; а послы твоего мужа нам от него говорили, что папа к нему не раз присылал, чтоб он привел тебя в послушание римской церкви: но если к твоему мужу папа за этим не раз присылал, то это все равно, что и тебе приказывать. Я думал, дочка, что ты, для своей души, для нашего имени и родства и для своего имени, будешь к нам обо всем писать правду: и ты, дочка, гораздо ли так делаешь, что к нам неправду приказываешь, будто к тебе о вере никакой посылки не было».

А в тайном наказе и на тайные речи Елены Иван Васильевич приказал своим послам следующее:

«Если спросит вас канцлер королевин Ивашка Сапега: «есть ли к королеве ответ от отца на те речи, что я от нее говорил? – то скажите Сапеге тихо, что ответ есть и к нему есть грамота».

Ответ этот послы должны были сказать Елене наедине.

Вот он:

«Говорил мне от тебя канцлер твой Ивашка Сапега, что ты еще по нашему наказу в законе греческом непоколебима и от мужа в том тебе принуждения мало, а много за греческий закон укоризны от архиепископа Краковского, от епископа Виленскаго и от панов литовских; говорят они тебе, будто она не крещена, и иные речи недобрые на укор нашего греческого закона тебе говорят; да и к папе они ж приказывали, чтоб пока к мужу твоему послал и велел тебя привести в послушание римской церкви; говорил он от тебя, что пока твой муж здоров, до тех пор ты не ждешь никакого притеснения в греческом законе; опасаешься одного, что если муж твой умрет, тогда архиепископ, епископы и паны станут тебя притеснять за греческий закон, и потому просишь, чтоб мы взяли у твоего мужа новую утвержденную грамоту о греческом законе, к которой бы архиепископ краковский и епископ виленский печати свои приложили, и руку б епископ виленский на той грамоте дал нашим боярам, что тебе держать свой греческий закон. Это ты, дочка, делаешь гораздо, что душу и имя свое бережешь, наш наказ помнишь и наше имя бережешь, а я к твоему мужу теперь с своими боярами о грамоте приказал. Да говорил мнё от тебя Сапега, что свекровь твоя уже стара, а которые города за ней в Польша, тe города всегда бывают за королевами: так чтоб я приказал к твоему мужу, если свекрови не станет, то он эти города отдал бы тебе. Дай Бог, дочка, чтоб я здоров был, да мой сын, князь великий Василий, и мои дети, твои братья, да муж твой и ты: как будет нам пригоже приказать о том к твоему мужу, и мы ему о том прикажем».

Сохранились некоторые письма Елены к отцу, в которых она сносится с московским князем не об одних делах религиозных и политических, но и о семейных.

Так, отправляя послов в Литву, Иван Васильевич приказал им узнать от Елены: не имеет ли она в виду невест для своего брата Василия, которому приспело время жениться. Невеста должна быть из знатных владетельных особ и по преимуществу греческого закона.

– «Так ты бы, дочка, разузнала, у каких государей греческого закона будут дочери, на которых бы было пригоже мне сына Василия женить,» наказывал он Елене.

Елена разузнавала, и вот ее отзыв о наличных в то время невестах:

– «У маркграфа Бранденбургскаго, говорят, пять дочерей: большая осьмнадцати лет, хрома, нехороша; подбольшая – четырнадцати лет и лицом хороша («парсуною ее поведают хорошую»). Есть дочери у Баварскаго князя, каких лет – не знаю, матери у них нет. У Штетинского князя есть дочери, слава про мать и про них добрая. У французского короля сестра обручена была за Альбрехта короля Польскаго, собою хороша, да хрома, и теперь на себя чепец положила, пошла в монастырь. У датского короля его милость батюшка лучше меня знает, что дочь есть», говорила Елена послу.

Когда же посол просил ее послать разведать о дочерях Сербского деспота, маркграфа Бранденбургского и других государей, то Елена отвечала:

– Что ты мне говоришь – как мне посылать? Если бы отец мой был с королем в мире, то я послала бы. Отец мой лучше меня сам может разведать. За такого великого государя кто бы не захотел выдать дочь? Да у них во латыни так крепко, что без папина ведома никак не отдадут в греческий закон: нас укоряют беспрестанно, зовут нас нехристями. Ты государю отцу моему скажи: если пошлет к маркграфу, то велел бы от старой королевы таиться, потому что она больше всёх греческий закон укоряет.

Было у Елены и своего рода желание пощеголять – ведь она была королева польская, и притом молода; а польские пани всегда славились своим щегольством. Поэтому Елена иногда писала отцу о разных присылках. Так Иван Васильевич, этот суровый для нее «государь-батюшка», без сомнения любивший «свою служебницу», «девку свою», заботился и о нарядах своей «дочки», и вот однажды с послом своим он велит ей сказать: «Приказывала ты ко мне о горностаях и о белках, и я к тебе послал 500 горностаев на 1500 подпалей. Приказывала ты еще, чтобы прислал тебе соболя черного с ногами передними и задними и с когтями; но смерды, которые соболей ловят, ноги у них отрезывают; мы им приказали соболей черных добывать, и как нам их привезут, мы к тебе пошлем сейчас же. А что ты приказывала о кречетах, то теперь их нельзя было к тебе послать, еще путь не установился, а как путь установится, то я к тебе кречетов пришлю сейчас же».

Эта трогательная заботливость о дочери продолжалась до самой смерти «грозного» Ивана Васильевича.

Умер и Александр, король Польский, и великий князь Московский. Елена стала вдовствующею королевою. Литва избрала своим великим князем брата Александра, Сигизмунда, короля Польского.

До Москвы стали доходить слухи, что вдовствующую королеву и великую княгиню Елену начали будто бы теснить в Литве, что воеводы троцкий и виленский схватили ее в Вильне и свезли в Троки, казну ее забрали, земли отняли и т. п.

Но у Елены уже не было в Москве сильного защитника – отец умер; матери, Софьи Палеолог, тоже не было уже на свете. Но оставался, впрочем, брат, такой же сильный, как и отец. Он горячо вступился за сестру по поводу слухов о притеснениях, будто бы делаемых ей в Литве.