Игорь Дмитриев - Упрямый Галилей

• Название: Упрямый Галилей
• Автор: Игорь Дмитриев
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0386-8

В монографии на основании широкого круга первоисточников предлагается новая трактовка одного из самых драматичных эпизодов истории европейской науки начала Нового времени – инквизиционного процесса над Галилео Галилеем 1633 года. Сам процесс и предшествующие ему события рассмотрены сквозь призму разнообразных контекстов эпохи: теологического, политического, социокультурного, личностно-психологического, научного, патронатного, риторического, логического, философского. Выполненное автором исследование показывает, что традиционная трактовка указанного события (дело Галилея как пример травли великого ученого церковными мракобесами и как иллюстрация противостояния передовой науки и церковной догматики) не вполне соответствует действительности, опровергается также и широко распространенное мнение, будто Галилей был предан суду инквизиции за защиту теории Коперника. Процесс над Галилеем – событие сложное, многогранное и противоречивое, о чем и свидетельствует красноречиво книга И. Дмитриева.

---

3 марта 1616 года, в четверг, решение Конгрегации Индекса и проект соответствующего декрета были представлены Святейшему. Нет данных, что папа был ознакомлен с этими документами заранее, но такую возможность исключать нельзя. Павел V проект одобрил, о чем свидетельствует протокольная запись, сделанная 3 марта:

…и когда был представлен декрет Конгрегации Индекса <…> Святейший Отец повелел, чтобы декрет о запрещении и соответственно об изъятии этих книг был обнародован управляющим Апостольским дворцом475.

Видимо, после этого состоялось обсуждение того, кому кроме Сфондрати надлежит подписывать декрет – Петрони или Капиферро. Это любопытная деталь. Петрони, следуя указанию Павла V, заказал в типографии объявление (avviso) и вскоре получил оттуда пробный экземпляр, который не был опубликован и в настоящее время хранится в архиве Конгрегации Индекса476. Петрони намеревался восстановить принятую в 1603 – 1610 годах при его предшественнике Агостино Галамини практику обнародования запретов на книги путем выпуска и последующей расклейки на улицах Рима и других городов Папской области соответствующих объявлений, подготовленных управляющим Апостольским дворцом и им подписанных. Однако Конгрегация Индекса в 1613 – 1614 годах возложила эти обязанности на секретаря этой Конгрегации. Капиферро, узнав о распоряжении Святейшего, испросил у него аудиенции и убедил понтифика, что публикация решений Индекса – дело секретаря Конгрегации Индекса, а отнюдь не управляющего Апостольским дворцом. Поэтому на опубликованном варианте декрета кроме имени кардинала Сфондрато указано также имя Капиферро, а не Петрони. Впоследствии, в 1632 году, Капиферро издал под своим именем детальный список книг, помещенных в Индекс477.

Замечу также – это был редкий, можно сказать, уникальный случай в практике работы Конгрегации Индекса, когда все заседание было посвящено одной, да еще астрономической тематике, пусть даже в ее теологическом преломлении. Скорее всего, повестку дня предложил сам Святейший. Действительно, Беллармино, открывая 1 марта собрание, прямо сослался на то, что тема предлагается им «от имени» папы (Bellarmino proposuit nomine Sanctissimi). Кроме того, в материалах инквизиции отсутствуют какие-либо подготовительные документы к этому заседанию (скажем, заключения экспертов). Скорее всего, собрание это, которое, если судить по времени его проведения, не выказывало признаков срочного чрезвычайного сбора, тематически было все же экстраординарным и рассматривалось Павлом V как необходимое звено в начатой курией борьбе с коперниканством. И разумеется, помещение «De revolutionibus» Коперника и трактатов Фоскарини и де Цуньиги в Индекс (Index librorum prohibitorum) самым тесным образом увязывалось с увещанием Галилея.

Вместе с тем Святейший счел целесообразным не демонстрировать публично обеспокоенность курии распространением нетрадиционной космологии. И дело даже не в самой по себе нетрадиционности гелиоцентрического учения, его, если говорить точнее, соотнесенности с нехристианизированной (то есть неаристотелевой) языческой космологической традицией, пусть даже и не занимавшей доминирующей позиции478. Дело в том, что в богословской полемике вокруг коперниканства, как и во многих других эпизодах истории римско-католической церкви XVI – XVII веков, выявилась неоднородность теологических взглядов высшего духовенства, в силу чего католическая церковь не могла выступить в этой полемике как единое целое. В этой ситуации Павел V предпочел «разбавить» список запрещаемых прокоперниканских сочинений другими еретическими опусами, причем какими угодно, хоть «Возрождающимся шотландцем», лишь бы затушевать монотематичность декрета, придав ему видимость заурядного списка librorum prohibitorum; мол, курия ведет последовательную и целенаправленную борьбу со всеми и всяческими уклонениями от истинной веры, в том числе и с коперниканством. Словом, ничего особенного, синьоры, идет обычная плановая проверка на благонадежность (или, точнее, плановая зачистка книжных полок).

Кроме того, книга Коперника была первым стопроцентно научным трактатом, осужденным церковью и помещенным в Индекс, пусть даже с формулировкой donec corrigatur. Причем «De revolutionibus» семьдесят с лишним лет на совершенно законных основаниях свободно циркулировал по Европе. До этого в Индекс попадали книги по магии, некромантии, геомантии, астрологии и тому подобная литература, а также сочинения религиозные или философско-религиозные, в которых были обнаружены отклонения от принятой церковью христианской доктрины, и, разумеется, труды протестантов. В этих книгах могли содержаться фрагменты (иногда пространные) натурфилософского характера, но то был, как выразился Д. Хейлброн, «побочный вред (collateral damage)»479.

Во-вторых, далеко не все кардиналы были готовы занять в отношении гелиоцентризма, а тем более Галилея, непримиримо жесткую позицию. Это относится по крайней мере к трем из шести участвовавших в заседании 1 марта прелатам: Б. Каэтано, Барберини и Беллармино. Одним из результатов состоявшейся mature discusso стало то, что характеристика «еретические» не была употреблена в декрете по отношению к коперниканским воззрениям, хотя, напомню, именно такое определение эксперты инквизиции дали тезису о неподвижности Солнца.

Павел V, разумеется, понимал, что принятие коперниканской теории как физической истины будет означать признание не только новой космологии, но и, что куда важнее и хуже, иного типа библейской экзегезы, признание, как выразился Хейлброн, «критической философо-теологии (a critical philosophico-theology)»480, что в глазах Святейшего и его единомышленников означало бы (снова воспользуюсь образным языком американского историка) «выращивание новой головы у протестантской гидры (the budding of a new head of the Protestant hydra)»481, а для S.ta Madre Chiesa в то время страшнее гидры протестантизма зверя не было. Однако множество причин – разногласия в курии в вопросе о теологическом статусе гелиоцентризма, полезность теории Коперника для практических целей, высокий придворный статус Галилея (при отсутствии у него опубликованных сочинений, прямо поддерживавших новую космологию) и др. – удержали в итоге Святейшего от принятия жестких оценок коперниканского учения, данных консультантами Священной канцелярии.

По свидетельству тосканского дипломата Джанфранческо Буонамичи, занимавшего в период понтификата Павла V должность тосканского посла в Риме и оставившего дневниковую запись от 2 мая 1633 года,

…при Павле V это мнение (о неподвижности Солнца в центре мира. – И.Д.) признавалось ошибочным и противоречащим многим местам Священного Писания; поэтому Павел V хотел объявить его противоречащем вере. Но из-за возражений кардиналов Бонифацио Каэтано и Маффео Барберини <…> папа в самом начале был остановлен разумными доводами, которые выдвинули их высокопреосвященства, а также ученым сочинением <…> синьора Галилея по этому вопросу, адресованным госпоже Кристине Тосканской [Лотарингской] около 1614 года…482.

Т. Кампанелла в своих комментариях к оде Маффео Барберини Adulatio Perniciosa, о которой речь пойдет далее, также упоминает, что благодаря мудрости «нашего божественного поэта» (Барберини) теория («opinio») Коперника вошла «в новый Индекс очищенной от ошибок и истолкованная гипотетически (hypothetice)»483.

Биограф Барберини Ф. Эрера писал:

Урбан VIII, еще будучи кардиналом, во время понтификата Павла V, когда был поднят вопрос о запрещении труда Николая Коперника <…> придерживался того мнения, что это сочинение не следует запрещать, в него нужно только внести необходимые исправления, поскольку все остальное в книге Коперника является полезным, и Григорий XIII использовал это сочинение при исправлении календаря (то есть при введении нового календаря, получившего название григорианского. – И.Д.). Этому совету последовали, и все было сделано успешно. То же самое суждение было высказано кардиналами [Бонифацио] Каэтано и Беллармино после того, как они проконсультировались с геометрами484.

Впрочем, вполне возможно, что основанием «либерализма» кардиналов Барберини и Каэтано служила их убежденность в том, что никакие научные теории не могут претендовать на отражение реальности в силу тезиса о божественном всемогуществе (о чем подробнее пойдет речь в следующем разделе). Допустим, что в будущем появятся новые доводы в пользу теории Коперника. Однако для последователей «волюнтаристской» теологии это мало что меняет, поскольку никакая научная теория не способна раскрыть божественный замысел, а потому не может претендовать на истинность. Иными словами, никакие научные построения ничего не доказывают и не выявляют никаких причинно-следственных связей. Кроме того, если все «доказательства» физической истинности гелиоцентрической теории могут быть отброшены a priori на философских и теологических основаниях, а также по соображениям здравого смысла, то о чем тогда вообще беспокоиться?!