Алек Эпштейн - Художник Оскар Рабин. Запечатленная судьба

• Название: Художник Оскар Рабин. Запечатленная судьба
• Автор: Алек Эпштейн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0368-4

Это первая книга, написанная в диалоге с замечательным художником Оскаром Рабиным и на основе бесед с ним. Его многочисленные замечания и пометки были с благодарностью учтены автором. Вместе с тем скрупулезность и въедливость автора, профессионального социолога, позволили ему проверить и уточнить многие факты, прежде повторявшиеся едва ли не всеми, кто писал о Рабине, а также предложить новый анализ ряда сюжетных линий, определявших генезис второй волны русского нонконформистского искусства, многие представители которого оказались в 1970-е—1980-е годы в эмиграции. В книгу включены многочисленные архивные фотографии, а также репродукции работ художника.

---

«За появление такой статьи могли расправиться очень круто – либо выгнать из комбината, куда я устроился с таким трудом, либо выселить из барака, либо вообще вышвырнуть за пределы Московской области», – справедливо указывается в книге «Три жизни», после чего следует хронологически странная фраза: «Примеры осужденного за тунеядство Бродского и отправленного в Сибирь Амальрика стояли перед глазами»82. В 1960 году ничего подобного стоять перед глазами, конечно, не могло: преследования как И.А. Бродского, так и А.А. Амальрика выпали на последующие годы. Напомним, что выдающийся поэт и эссеист Иосиф Александрович Бродский (1940—1996) был приговорен 13 марта 1964 года к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию – пяти годам принудительного труда в отдаленной местности. Он был этапирован под конвоем в Архангельскую область. По прошествии полутора лет, в сентябре 1965 года, под давлением общественности (в частности, после обращения к советскому правительству Ж.-П. Сартра и других зарубежных писателей) срок ссылки был сокращен до фактически отбытого, и И.А. Бродский вернулся в Ленинград, где оставался до вынужденного отъезда из страны 4 июня 1972 года.

Публицист и мыслитель Андрей Алексеевич Амальрик (1938—1980) был в мае 1965 года арестован и приговорен к двум с половиной годам ссылки в Сибирь за тунеядство. Он был досрочно освобожден в июне 1966 года, после чего вернулся в Москву. В 1969 году написал имевшую позднее значительный резонанс книгу-эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», после чего 21 мая 1970 года был арестован, приговорен к трем годам лагерей за «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй». 21  мая 1973 года, в день окончания срока его заключения, против А.А. Амальрика было возбуждено новое дело, в июле 1973 года он был снова приговорен к трем годам лагерей. После четырехмесячной голодовки в знак протеста приговор был изменен на три года ссылки в Магадан. А.А. Амальрик возвратился в Москву в мае 1975 года, а в июле 1976 года был вынужден эмигрировать. В 1960 году еще ни 20‐летний тогда И.А. Бродский, ни 22‐летний А.А. Амальрик преследованиям со стороны властей не подвергались.

Иосиф Бродский в ссылке

Подводя итог погромной статье в «Московском комсомольце», стоит вновь обратиться к книге «Три жизни», в которой написано: «Но ничего не произошло. Жизнь шла своим чередом. … Постепенно страхи забылись»83. Это не совсем так: О.Я. Рабина власти тогда, действительно не тронули, а вот А.И. Иванов (Рахметов) всего через год попал в число лиц, задержанных органами госбезопасности по подозрению в причастности «к объединению в организацию, имеющую своей целью борьбу против КПСС и Советского правительства»; более того, участников группы обвиняли в планируемой подготовке террористического акта против Н.С. Хрущева. В августе—сентябре 1961 года по этому делу были арестованы В.Н. Осипов, Э.С. Кузнецов, И.В. Бокштейн и А.М. Иванов (Новогодний); А.И. Иванов арестован не был, но его неоднократно вызывали на допросы, а данные им показания упоминались в обвинительном заключении и цитировались в суде. О.Я. Рабин с этой группой не был связан, имя А.И. Иванова (Рахметова) в его воспоминаниях и интервью не упоминается ни разу; по всей видимости, интеллектуальная близость между ними была сильно преувеличена «Московским комсомольцем». А.И. Иванов, хоть и стремился искать ответы на мучившие его вопросы в сфере искусства (за что его критиковали соратники по борьбе, которых в большинстве своем художники не интересовали), был вовлечен в диссидентские кружки инакомыслящих, обеспокоенных поисками социально-политических альтернатив существовавшему в Советском Союзе режиму. О.Я. Рабин же в начале 1960‐х годов был далек от радикальных политических групп диссидентов, а с В.Н. Осиповым, по его словам, встречался лишь один-два раза в общих компаниях84. Художник и теоретик Михаил Гробман, который в 1958—1959 годах сам читал стихи на площади Маяковского, сказал в интервью, что его как художника «интересовали дела творческие, а не беготня и антикоммунистическая пропаганда», при этом добавив: «Меня лично всегда отталкивало от этой группы диссидентов то, что они были абсолютно неразвиты в области изобразительных дисциплин или литературных»85. Как представляется, О.Я. Рабин мог бы подписаться под этими словами: он оставался художником, искавшим возможности заниматься творчеством, выставлять свои работы и зарабатывать этим на жизнь.

Андрей Амальрик с супругой Гюзель по прибытии в амстердамский аэропорт Скипхол, 15 июля 1976 г.

Как мне кажется, талантливая художница и искусствовед Лусинэ Джанян, апеллируя к М.М. Бахтину (1895—1975), очень точно уловила характер работ Оскара Рабина того времени: «Художник размывает границы между высоким – низким, сакральным – профанным, репрезентируя, как и в поп-арте, “демократическое равенство” предметов изображения. Кульминацией карнавального розыгрыша стала работа Рабина “Русский поп-арт № 3” (1964), с “распятой” на белом кресте селедкой и бутылкой водки. Атрибутика народной смеховой культуры стала родным языком соц-арта, позволявшим ему легко просачиваться во все слои табуированного и строго иерархизированного пространства советской идеологии. Используя атрибуты карнавальной культуры, сближая несовместимые понятия (“перевернутый мир”), Рабин проникает не только в табуированное пространство советской идеологии, но и в сакральные зоны христианской культуры (“Христос в Лианозово”, 1966; “Икона и кошка”, 1974, и др.). Он представляет обыденные предметы как своеобразные символы или “иконы” советской массовой культуры»86. Вероятно, работы О.Я. Рабина были бы тогда с большим интересом восприняты широкими слоями советской интеллигенции. К сожалению, на протяжении нескольких десятилетий нонконформистское искусство не экспонировалось в Советском Союзе; россияне впервые увидели работы, созданные О.Я. Рабиным в 1960-е годы, только в постсоветский период.

Первая персональная выставка Оскара Рабина состоялась в 1965 году, но не в Москве, а в Лондоне. Это случилось стараниями арт-дилера Эрика Эсторика (1913—1993). В СССР он впервые побывал в 1960 году в качестве приглашенного гостя Ленинградского отделения Союза художников. Во время этой поездки Э. Эсторик познакомился и с некоторыми художниками-нонконформистами. По причинам, нам до конца неизвестным, в 1960—1964 годах Э. Эсторик побывал в Советском Союзе четырнадцать раз87. Он покупал работы у разных художников, организовывая в принадлежавшей ему Grosvenor Gallery выставки Ильи Глазунова и Анатолия Зверева. Вскоре дошла очередь и до произведений Оскара Рабина.

Эрик Эсторик познакомился с Оскаром Рабиным через Виктора (Виталий) Евгеньевича Луи (1928—1992) – удивительного человека, о котором Андрей Дмитриевич Сахаров писал: «Виктор Луи – гражданин СССР и корреспондент английской газеты (беспрецедентное сочетание), активный и многолетний агент КГБ, выполняющий самые деликатные и провокационные поручения. Говорят, сотрудничать с КГБ он стал в лагере, куда попал много лет назад. КГБ платит ему очень своеобразно – разрешая различные спекулятивные операции с картинами, иконами и валютой, за которые другой давно бы уже жестоко поплатился»88. Именно Виктор Луи первым из корреспондентов в октябре 1964 года передал в свою газету сенсационное сообщение об отставке Н.С. Хрущева за несколько часов до появления официальной информации об этом.

Виктор Луи вел удивительный по своему размаху и роскоши образ жизни и, по всей видимости, искренне ценил творчество О.Я. Рабина: из своих частых заграничных поездок он привозил О.Я. Рабину фломастеры, которые нельзя было купить в СССР в начале 1960‐х годов, – это изменило технику художника (начиная с 1963 года многие из рисунков О.Я. Рабина выполнены фломастером на бумаге). Именно через В. Луи Э. Эсторик купил у О.Я. Рабина множество картин. В книге «Три жизни», вышедшей от имени О.Я. Рабина, говорится: «Эсторик приезжал ко мне несколько раз и купил много работ для моей персональной выставки в его галерее». Дальше следует фраза «я верил и не верил его обещаниям»89, свидетельствующая о том, что между художником и галеристом поддерживалось общение. Однако в телефонном разговоре с супругой коллекционера Александра Кроника, Рут Эддисон, в сентябре 2012 года О.Я. Рабин уточнил, что встречался с Э. Эсториком только однажды, а свои картины продавал ему через В. Луи90. Художник Владимир Немухин подтвердил, что все картины покупал В. Луи, он же организовывал и их вывоз за рубеж91.

Виктор Луи

Сын расстрелянного идишского поэта Переца Маркиша, Давид, неоднократно встречавшийся с Виктором Луи и в СССР, и в Израиле, где он многократно бывал во время еще не установившихся дипломатических отношений между двумя странами, оставил интересные воспоминания, в которых, в частности, писал: «Знакомство с ним, от греха подальше, творческие интеллигенты не афишировали – но бывать у него на даче бывали, и охотно. А Виктор Евгеньевич принимал хлебосольно, показывал картины, коллекционную бронзу, скульптуры Эрнста Неизвестного в саду, шесть или семь роскошных автомобилей в гараже… Но не для того робкие интеллигенты, знаменитые, наезжали в Баковку [где находилась дача Виктора Луи], чтобы любоваться картинами и машинами. А наезжали они затем, чтобы просить о помощи: помогите, Виктор, опять выезд за границу закрыли, держат, не пускают никуда. И Луи помогал: оформляли паспорт, выдавали командировочные. Кто у него только не перебывал в этой Баковке!.. “Приезжали в темноте, просили шепотом, – мягко усмехаясь, рассказывал Виктор. – Чтобы коллеги не узнали”»92.