Бернар Лиетар - Будущее денег

• Название: Будущее денег
• Автор: Бернар Лиетар
• Издательство: Олимп, АСТ
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-041315-7, 978-271-16487-3, 978-5-7390-2080-2

«Плавая в волнах денег» как рыбы, мы не задумываемся о своей «денежной среде обитания». Автор этой книги, известный специалист в области финансов Бернар Лиетар, помогает читателю стать «летучей рыбой», подняться над привычным окружением, чтобы понять сущность денег и увидеть возможные сценарии их, а значит, и нашего будущего. Причем делает он это не в академической манере, а в форме своеобразного бестселлера, со множеством занимательных отступлений. Книга раскрывает не сведущим в этой области людям глаза на то, чем они расплачиваются каждый день. Однако и специалисты получат огромное удовольствие от оригинального стиля изложения серьезных и архиважных для человечества проблем.

---

Однажды Ред проснулся, а они ушли. Ему было семь лет.

Когда ему было десять, он встретил другого мальчика, такого же бродягу, как он сам. Мальчика звали Шон. Ему было 15, и он был бездомным с пяти лет. Шон заплетал свои волосы в две бирюзовые косички, как это делают индейцы-могавки, и они свисали по обе стороны его головы. Цвет волос соответствовал его глазам и бледной коже. Он носил черную футболку с капюшоном, испещренную рисунками и заплатами, грубо пришитыми белой ниткой для чистки зубов. На шее у него висели цепи, а руки украшали браслеты. Его ногти были аккуратно окрашены в черный цвет. Он называл себя «панком из сточной канавы», анархистом, а то и сквоттером (что значит «незаконные поселенцы». — Пер.) — членом общества, которое никто не замечал и за которое никто не хотел брать на себя ответственность.

Ред был очарован Шоном, который был такой же, как он, и о ком точно так же все позабыли, вычеркнули из списков людей. Шон стал наставником Реда. Он называл его красным молчуном. Молчуном — за то, что тот редко говорил, а красным — из-за имени (Red) и потому что это был его любимый цвет.

Став старше, Ред тоже осознал себя частью общества, известного под названием «панки из сточной канавы», или сквоттеры, — потерянные дети, объединившиеся, чтобы создать новое, свое собственное семейство. Они никогда не дрались друг с другом и вообще редко доставляли беспокойство другим. Их ярость была направлена против общества, которое их игнорировало. Они ненавидели всех взрослых, особенно своих родителей. Большинство из них либо были брошены ими, либо сбежали от побоев и издевательств, которым подвергались дома. Представители среднего и высшего сословий плевали на них, проклинали их, говорили, что они все — наркоманы и алкоголики. Их тащили в тюрьму за то, что они по ночам спали не под крышей, за то, что сидели на тротуарах, даже за то, что прислонялись к стенам зданий. Им не давали покоя все кто только мог, между тем все, что они делали, — это просто пытались выжить.

Ред и Шон были друг другу как братья. 15 лет они скитались вместе, живя в заброшенных домах, переезжая с места на место в поисках целых домов, в которых можно перекантоваться, но летом всегда возвращались в Беркли. Они не употребляли наркотиков, не пили спиртного.

Когда Ред умер, он был уже взрослым мужчиной — 25 лет от роду. Он всегда говорил, что из всех видов смерти предпочел бы, чтобы ему отрубили голову — чтобы избавиться от мигреней, и всегда смеялся. Перед смертью он признался Шону, что эти ужасные мигрени мучили его всегда и что боль стала невыносимой. Шон показал его знакомому врачу. Врач сказал, что у Реда опухоль в мозгу и уже слишком поздно — ничего не сделать, тем более без медицинской страховки или денег, и что он умрет в течение нескольких месяцев. Доктор дал Шону рецепт на обезболивающее, на наркотики, но Ред отказался их принимать. В один из дней Шон отлучился в забегаловку за жвачкой. Вернувшись, он застал Реда лежащим в траве: он перерезал себе горло, чтобы избавиться от боли в голове.

Большинство людей при виде Реда пугались. Ростом он был под два метра. Его волосы торчали 8-дюймовыми красными «шипами свободы». Его лицо фарфорового цвета было проколото в 27 местах. Но, посмотрев в его глаза, вы бы поняли, что он никогда не был монстром и никогда им не станет. Ред на самом деле мухи бы не обидел. Он даже не ответил бы ударом на удар. Это был самый хороший, самый мягкий человек на свете. Он в рот положить кусок не мог, если видел, что рядом кто-нибудь голодный. Единственная проблема состояла в том, что никто никогда не заглядывал в его глаза, чтобы увидеть в них печаль и доброту; он был для всех невидимкой. Если бы кто-то его вовремя заметил, он, возможно, прожил бы подольше. Но для большинства людей проще не знать, чем сострадать.

И когда все богатые люди заснули, Шон вместе с некоторыми «панками из сточной канавы» оттащили тело Реда на свалку и там его сожгли. Его пепел развеян над вашим газоном стоимостью 4000 долларов, и его тело помогает вашим цветам расти.

Одной из любимых песен Реда была песня Рансида. Там поется:

Красные и белые полосы летят
Белые для моей шкуры и красные для моей смерти
Почему я не могу идти сквозь них и не чувствовать, что я в аду?..

Эддисон

Я смотрела на Эддисона и видела саму смерть, которая в свою очередь смотрела на меня. Он стоял передо мной, не миловидный мальчик, которого я знала, но темный ангел, которого я часто вижу во сне, ангел смерти. Его кожа цвета черной патоки отдавала желтизной; его черные глаза будто были полны песка, — левый совсем безжизненный. Его тело, тонкое, как бумага, судорожно вздрагивало, когда он выходил навстречу мне из зеленого автобуса. Он был похож на сплошной поток беспокойства и печали. Он смотрел на свои старые ботинки, как будто следил за чьими-то чужими ногами. Он не чувствовал ног, но знал, что они на месте, потому что мог их видеть.

Кожа на нем лупилась, и его руки были как драный картон, когда я помогла ему сойти на землю. Автобус резко тронулся с места и быстро уехал, и мы остались одни. Тут я впервые в жизни испугалась. Я боялась смотреть на него, мне было жутко держать его за руку, которая была сухой и напоминала стеклянную черепицу. У него отвалились ногти. Он вытащил из кармана гребенку и расчесал то, что осталось от его волос. Большая серая курчавая прядь осталась на зубьях; он даже не заметил этого.

А ведь он был такой красивый… Мой бог, ему было 16, а он выглядел на все 60. Он посмотрел мне в глаза и увидел там жалость, которую я не могла скрыть. Он прошелестел: «Не беспокойся, Кэтрин. Мне не больно». Я знала, что он врет. Его лицо не выражало совершенно ничего.

От него несло как от тухлого яйца. Он и впрямь весь протух. Его синие губы кровоточили. Я нежно поцеловала своего друга. На вкус он напоминал металл при 90 градусах. С каждым шагом он хрипел и слегка потрескивал. И я боялась до него дотронуться, боялась, что он от моего прикосновения разрушится и упадет. Я помогла ему сесть на скамейку. Она была сделана из холодного серого бетона. Он посмотрел на небо, затем на деревья вокруг себя. «Там, где я живу, нет никаких деревьев», — прошептал он, пытаясь скрыть слезу, покатившуюся по его лицу.

Затем он упал в обморок, рухнул в свой темный, холодный, черный сон, где действительность была только фрагментом его воображения и где правили бал смерть и страдание. Кровь сочилась из его выжженных губ. Его легкие кровоточили, и он оставлял на скамейке красные следы своих страданий со сгустками крови. Кровь заляпала его синюю трикотажную рубашку. Затем кровотечение остановилось.

И он пролежал на той скамье много часов. Он спал, и я держала его. Кровь то текла, то переставала. Он не переставал страдать, и только тогда я поняла, что мой темный ангел умирает. В действительности он был уже мертв.

Эддисон рос в черном гетто, которое называлось Hunters Point, в Сан-Франциско. Его били за то, что он хорошо учился, и после седьмого класса он фактически бросил школу. Он показывал мне свои домашние задания, все аккуратно сделанные, но которые он никогда не осмеливался сдавать учителю. Он был вынужден вступить в банду, когда ему стукнуло 15, сказал, что, если бы он этого не сделал, на него бы устроили охоту и застрелили бы. Он начал употреблять наркотики и сильно пить, чтобы не чувствовать боли. Один из его самых близких друзей, славный парень, баловавшийся кокаином чуть не с самого рождения, умер от обширного сердечного приступа, когда в 16 лет попытался избавиться от этой привычки. Чем больше умирало людей вокруг Эддисона, тем глубже он погружался в депрессию. К своему 16-му дню рождения он контактировал как минимум с семью ВИЧ-инфицированными и спустя всего несколько месяцев получил СПИД по полной программе. Когда я сидела с ним в тот день, ему оставалось жить два месяца. Я встретила его на улице Пьер, 39, в Сан-Франциско. Я была единственным белым человеком, которого он знал, и по сравнению с ним я была богачка. Мы были лучшими друзьями в течение двух лет, и я пробовала продлить его жизнь как можно дольше. Но перед своим 17-м днем рождения он достал из-под матраца 9-миллиметровый пистолет и выстрелил себе в голову и пять дней пролежал мертвым в своей комнате. Никому не пришло в голову его искать.

Эддисон жил в аду, и он не мог это изменить. А с другой стороны, кто бы смог на его месте? Из 15 ребят, с которыми он рос в Hunters Point, 12 умерли в течение шести месяцев после его смерти. Трое умерли вот только месяц тому назад. За какие-то 14 месяцев все были мертвы. Они жили в среде, которая деградировала из-за изоляции, на наркотиках, которые, если верить слухам, поставлялись правительством. И все это из-за простых американцев, которые не желали замечать бедность, потому что не чувствовали за собой ответственности за это. Для них гетто вообще не существовало.