Василий Зайцев - Подвиг 1972 № 06

• Название: Подвиг 1972 № 06
• Автор: Василий Зайцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

СОДЕРЖАНИЕ:

В. Зайцев. За Волгой для нас земли не было

А. Лиханов. Деревянные кони

М. Барышев. Листья на скалах

---

— Мой наблюдательный, — Дремов вытащил из–под шинели футляр с биноклем. — Сюда смотрите.

Барташов приник к щели. Перед ним была Горелая сопка. Черные подпалины неровными языками поднимались к вершине. Там, на склоне, где вчера сидела рота Дремова, камни были усеяны воронками. Они сливались друг с другом и казались неровным жженым пятном с обгрызенными краями.

— Слева от щели лощинка тянется, — ободранный, со сломанным ногтем палец ротного оказался возле виска Барташова. — С кустиками… Видите?

Майор кивнул.

— Мы той лощинкой отходили, а он по нашим следам шел…

— Бинокль! — майор нетерпеливо протянул руку.

Полукружья стекол, прорезанные паутинкой делений дальномера, придвинули к Барташову склон сопки. Он повел влево и увидел лощинку. Она спускалась вниз. Сначала пологие края ее были щебенчатыми, потом начались кочки, редкие кустики березок.

Не спеша проплывали в сильных линзах земля, камни, гривки осоки на кочках, выбоины, затем появилось серое пятно шинели с распахнутыми полами, подвернутая нога и голова, свисающая на краю воронки. Острый подбородок с черной щетиной был неестественно задран.

«Не он…» — Давешний холодок снова полоснул в груди. Руки с биноклем задрожали. В стеклах стало расплываться, двоиться. Петр Михайлович до крови закусил губу. Это помогло прогнать дрожь в руках.

— Мы уже на средине были, — послышался над ухом голос лейтенанта. — Он через бугорок перебежал и спускаться стал за нами. Тут, наверное, его снайпер и засек. Шайтанов видел, как он упал. Наш пулеметчик… Василий Шайтанов. Они вместе с Сергеем в роту пришли. Два месяца с лишним Сергей у нас воевал, а вы не знали.

В голосе лейтенанта послышалось такое искреннее огорчение, что к горлу Петра Михайловича стал подкатываться тугой комок. Лучше бы молчал лейтенант… Лучше бы молчал…

— Может, позвать Шайтанова? — предложил Дремов.

— Не надо, — глухо ответил Барташов.

До боли в глазах майор всматривался в рыжую щебеночную плешь небольшого пригорка, перегородившего лощину, по которой уходил вчера Сергей. На щебенке тянулись какие–то белесые полосы. Может, их оставил Сережка, переползая бугорок.

Стекла бинокля снова затуманились, и майор чуть не застонал от невыносимой боли, которая все накапливалась и накапливалась в груди. Теперь она была уже острой, физически ощутимой. Клещами сжимало сердце, было трудно дышать…

В тот самый момент, когда Сергей, наверное, уже считал, что он миновал пригорок, раздался выстрел…

Бац! Пуля тонко запела, рикошетом уходя вверх. Над головой майора осталось на камне белое пятнышко, присыпанное пылью.

Дремов, как по команде, уткнулся под валун.

— Паразиты! — глухо выругался лейтенант и сильной рукой пригнул голову Барташова к валуну. — По биноклю бьют. Теперь носа не высунешь… Не дадут.

— Да, надо поберечься, — согласился майор и пополз от наблюдательного пункта вверх по склону…

…Движения были четкими и размеренными. Сначала он вытягивал руку и на ощупь разыскивал пальцами выбоинку или бугорок. Потом медленно подтягивал тело и замирал, прижимаясь щекой к граниту. Затем снова вытягивал руку.

Петр Михайлович полз по «ничейной» земле, пробираясь к лощине, к тому пригорку, за которым со вчерашнего дня лежал его сын.

За этим он и пошел в роту Дремова.

Полчаса назад, когда они возвратились с наблюдательного пункта, лейтенант потер ладонями виски и сказал:

— Сейчас не достать, а вечером сержанта Кононова и Орехова пошлю. Сергей с Ореховым дружил… Спали вместе, из одного котелка ели… Они уже просились у меня. Эти вытащат… Чего же он молчал, что ваш сын? Могли ведь мы его с Шайтановым взять, когда отходили. Малость бы задержались и взяли. Тогда все–таки легче было.

— Не надо Кононова, лейтенант, — тихо сказал майор. — Я сам.

Он скинул шинель, снял полевую сумку, положил на камень возле землянки Дремова и пошел в ту сторону, где виднелась Горелая сопка. Лейтенант шел за ним, что–то говорил растерянным голосом о снайперах, просил подождать темноты, уговаривал взять с собой сержанта Кононова и, наконец, грозил позвонить подполковнику Самсонову.

— Вот уйду, тогда и позвонишь, — оборвал его майор и попросил показать проход через боевое охранение…

Глухо пророкотала в стороне очередь пулемета и рассыпалась эхом в сопках. За ней другая, третья. Раздались нестройные винтовочные выстрелы. Петр Михайлович догадался, что Дремов прикрывает его, отвлекая внимание немцев.

«Убьют меня, опять же ему, бедняге, попадет», — подумал он о лейтенанте.

Медленно приближался бугорок с плешиной щебенки. Под ним два круглых валуна. Между ними серое пятно шинели. И рука, брошенная на жесткие лишаи. Закостеневшая ладонь с растопыренными пальцами. Рукав шинели соскользнул вниз, и было видно тонкое запястье с напрягшимися сухожилиями. Видно, рука ухватилась за валун, чтобы отодрать от земли обмякшее, потерявшее силу тело. И не смогла. Царапнула по камню, пальцы соскребли в последнем движении бурые лишаи и застыли. Тонкие, изжелта–бледные, с темными ногтями.

«Он!» — что–то изнутри вдруг толкнуло Барташова. Снова захолодело сердце, и колючие тиски стали сжимать его. Боль отдалась в плечо. Сережка!

Забыв про снайперов, Петр Михайлович вскочил, пробежал оставшийся десяток метров и упал рядом с сыном.

Пулеметная очередь, вскидывая щебенчатые фонтанчики, прошлась по пригорку.

— Сережа! — Рука нашарила запекшееся кровяное пятно на груди и крошечную дырочку в колючем шинельном сукне, через которую улетела жизнь.

Растопыренные, неподвижные пальцы и засохшее пятно на груди сына лишили Барташова последней немыслимой надежды. Может, ранен он… Тяжело, но ранен.

— Сереженька, — Петр Михайлович прижался лицом к холодной щеке сына. Острый осколок упирался в затылок Сергея, неловко оттопыривал ухо. Раздирая в кровь пальцы, отец выковырял из щебенки осколок и, сдернув с головы пилотку, положил ее в изголовье сына.

Камни молчали. Тяжелый гранит, уходящий вверх, к ясному холодному небу, был тусклым и равнодушным. Где–то падали капли воды. Кап–кап, кап–кап… Словно тиканье часов. Или, может быть, это был стук цепенеющего от горя сердца…

— Сереженька! — Седые глаза в безысходной тоске уперлись в пустой, изъеденный временем гранит. Ни один звук не вылетел из губ Петра Михайловича. И все–таки голова раскалывалась, грудь разрывалась от отчаянного крика, который удивленно вбирали в себя и прятали в глубине гранитные скалы. Тысячелетние хмурые утесы, еще не видавшие таких глаз и не слыхавшие такого немого крика…

Майор стиснул зубы, вытащил из кармана «лимонку» и ухватил пальцем чеку запала. Но тут пуля цвикнула по валуну, едва не угодив в Сергея, в его руку, откинутую на камень.

Барташов быстро пригнул ее к земле и пришел в себя. Нет, гранатой отсюда никого не достанешь, да и не дадут кинуть, убьют раньше. Как только поднимется на бугорок, так и убьют.

Только теперь майор ощутил всю опасность. Перед глазами встала штабная карта, на которую он сегодня утром наносил систему огневых точек противника. В нескольких сотнях метров вверху на склоне нацелены пулеметы. Вон у тех камней в седловинке два дота.

Просунув руки под спину Сергея, Петр Михайлович прижал его голову к своей груди и медленно пополз вниз по лощине.

Сергей был тяжелым, безвольно колыхался под руками. Ботинки цеплялись за валуны и гремели по граниту.

На каждый звук немцы посылали очередь. Дымчатые фонтанчики вспыхивали то по бокам, то впереди, то совсем близко, возле ног.

«Попадут», — с испугом подумал Барташов и, остановившись передохнуть, переложил Сергея на другую сторону. Теперь тело Петра Михайловича надежно укрывало сына от немецких пулеметчиков. Изо всех сил упираясь носками сапог в неподатливую землю, помогая одной рукой себе, другой поддерживая голову Сергея, чтобы» она случайно не ударилась о камни, Барташов полз вниз по лощине.

Тело тупо ныло от напряжения. По лбу, попадая в глаза, лился едкий пот. Ноги дрожали от усталости, и саднила ободранная о камень кисть руки.

Лицо Сергея было спокойным. Сомкнутые ресницы переплелись друг с другом. Брови чуть выгорели и курчавились у переносицы. Ниже были редкие золотинки веснушек. Под носом, острым и хрящеватым, как у Петра Михайловича, темнел пушок.

«Не брился еще», — с острой жалостью подумал майор и провел пальцами по краешку рта, пытаясь разгладить короткие глубокие складочки, которые были чужими на молодом, заснувшем лице сына. Может быть, только эти складочки да правая бровь, недоуменно вздернутая на лоб, остались на лице Сергея от невыносимого пламени, которое опалило его в короткое мгновение между жизнью и смертью…

Впереди, где за гребнем начинался спуск к шоссе, плеснулся минометный взрыв, затем второй, третий. Немцы решили отрезать выход тому, кто полз лощиной. Не пройти бы майору Барташову с тяжелой ношей через гребень, на котором вспыхивали красным пламенем минометные взрывы. Но тут сбоку из–за камней высунулось усатое лицо, и Петр Михайлович услышал сиплый голос: