Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 4

• Название: Собрание сочинений в 5 томах. Том 4
• Автор: Семен Бабаевский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

В том вошли: роман «Родимый край», где воссозданы картины далекого прошлого, настоящего и будущего Кубани, и роман «Современники», посвященный сегодняшним насущным проблемам колхозного кубанского села.

Романы роднит не только место действия, но и единство темы — любовь к родной земле и советский патриотизм.

---

Логутенков встал и попросил подняться Нечипуренко и Листопада. Листопад одернул туго застегнутый пиджак и выпрямился, втягивая живот. Худой Нечипуренко стоял навытяжку, как солдат перед генералом, и ждал, что же скажет Логутенков.

— Прежде чем произнести достойный момента тост, позволь, дорогой Евгений Николаевич, обнять тебя, как сына родного, и поздравить от себя лично и от твоих многочисленных почитателей в «Заре» с высоким и заслуженным постом!

Тут Логутенков обнял Рогова, назвал сыном, расцеловал и даже прослезился.

— Погоди, Илья Васильевич, погоди, — смущаясь, ответил Рогов. — С поздравлением успеется. Ведь мы еще не знаем, что скажет конференция. Ораторы, критика, тайное голосование.

— Только это? — искрение удивился Логутенков. — Если дело стало за конференцией, то считай вопрос решенным. Проголосуем за тебя с превеликим удовольствием! Дорогой Евгений Николаевич! Лучшего партийного вожака нельзя и желать, и коммунисты и все трудящиеся Усть-Калитвинского, узнав о решении конференции, примут это известие с большой радостью.

Рогов кивнул в знак согласия, поднял стопку и сказал:

— Друзья! В добром ко мне отношении коммунистов и трудящихся района я никогда не сомневался. Но для того, чтобы полностью оправдать их доверие и вывести район в передовые, необходимо уже в этом году добиться высокого урожая.

Все еще стоявшие Логутенков, Нечипуренко и Листопад дружно ответили:

— И мы этого добьемся! Под твоим, Евгений Николаевич, водительством Усть-Калитвинский пойдет вперед семимильными шагами!

Когда были выпиты первые стопки отличного армянского коньяка, а Нечипуренко и Листопад все еще продолжали стоять, Логутенков подсел к Рогову и, наклонясь к нему, сказал:

— Дорогой Евгений Николаевич, существо вопроса, поверь старому практику, состоит не в высоком урожае, а в умелом руководстве, ибо урожай сам по себе еще ничего не решает. Мы все когда-то уважали Коломийцева. Человек в общем-то был он хороший и погиб от разрыва сердца, можно сказать, на посту. Но Коломийцев, к сожалению, обожал подхалимов и поэтому не мог видеть и чувствовать весь район, как дирижер видит и чувствует оркестр. Что было при Коломийцеве? Болтовня, чинопочитание, хвалебные речи, а также штурмовщина и эдакая игра в свой районный культ. Настоящего же вожака у нас не было. Теперь у нас есть настоящий вожак, и потому будут успехи и будет урожай! Поверь моему слову! Выпьем за вожака!

— Да, Илья Васильевич, ты, безусловно, прав, когда говоришь, что урожай сам по себе с неба не падает, что его должны вырастить люди, а среди людей должны быть дисциплина и твердый порядок, — важно и с достоинством ответил Рогов. — И тут на меня, Илья Васильевич, можно положиться. У меня будет порядок и не будет бездельников и подхалимов… А вы, товарищ, чего стоите? Садитесь, садитесь. Или вы хотите что-то сказать?

— Нет, нет, мы целиком и полностью… — поспешно ответил Листопад, опускаясь на стул. — Мы слушаем, нам приятно…

— И мы нисколько не сомневаемся! — добавил Нечипуренко.

— Ну, а как в настоящее время ведет себя незадачливый писака? — спросил Рогов, озабоченно посмотрев на Логутенкова. — Притих? Перестал дрязги разводить?

— В том-то, Евгений Николаевич, и беда, что Огуренков не притих и не перестал клеветать. Опять поливает нас грязью. Позавчера послал очередной пасквиль в Москву. Хорошо, что на почте у меня есть верный человек, и пакет удалось перехватить.

— Илья Васильевич, вот это ты зря! — строго возразил Рогов. — Кто позволил? Нельзя нарушать закон о тайне частной переписки.

— Так мы же только посмотрели, — сказал Логутенков. — Сняли копию и отправили.

— Все одно нельзя! Это же поступок антигосударственный! — еще строже сказал Рогов. — Пусть Огуренков пишет и посылает туда, куда желает. — И уже со смешком добавил: — Стряпня его все одно придет к нам в район, и тогда мы ее прочитаем. Обязаны будем прочитать! А эти свои вольности с почтой прекратите! Понятно?

— Безусловно, понятно! — живо отозвался Листопад. — Тут мы малость недоучли.

— Проучить бы надо этого сочинителя! — гневно сказал Нечипуренко.

— Этого тоже делать нельзя, — все так же твердо проговорил Рогов. — Не вздумайте учинять драку!

Беседа за столом затянулась. Правда, говорили больше Рогов и Логутенков. Нечипуренко и Листопад, осовело щуря глаза, поддакивали: «Именно, именно!», «Правильная мысль!», «Очень даже верная установка!»

Чувствуя слабое кружение в голове и ту навязчивую сонливость, какая чаще всего возникает после коньяка и сытного обеда, Рогов встал и сказал, что ему нужно ехать. Распрощался и пошел к машине. Логутенков поспешил открыть дверку.

Сидя рядом с Ванцетти, Рогов думал, что вот снова не удержался, лишнее выпил и лишнее съел. Глубоко вздохнул, чувствуя тяжесть в животе. А глаза сладко слипались, и через какую-то минуту он уже не видел ни белесой, в прозрачном целлофане, степи, ни грачиных стай на фоне низкого, укрытого тучами неба.

Проснулся он, когда «Волга» уже катилась по главной, расцвеченной фонарями улице Степновска.

— Куда мы? — спросил Ванцетти. — В гостиницу?

— Сам отправишься в гараж крайкома, — зевая, ответил Рогов. — Меня же отвезешь к одному знакомому. Я у него заночую.

И он назвал улицу и номер дома.

Уже совсем стемнело, когда Ванцетти подъехал к трехэтажному дому. Рогов вышел из машины, потянулся и сказал, чтобы Ванцетти запомнил улицу, дом и чтобы завтра в половине девятого подъехал сюда.

— В какой же квартире вы будете? — спросил Ванцетти. — Как я вас разыщу?

— Искать меня не надо. Остановишься вот здесь и будешь ждать. Но смотри не опаздывай!

Рогов как-то нехотя и трудно поднялся по лестнице и, тяжело дыша, остановился у дверей. Стоял и не решался нажать кнопку звонка. «Эх, Маша, Маша, горе ты мое! Что мне с этим горем поделать, как мне быть? Может, не идти? Тогда зачем отправил машину? И зачем тут стою?»

Он махнул рукой и сказал себе: «Видно, чему быть, того не миновать. И если ты, Евгений, не сдержал себя за столом у Логутенкова, не удерживай себя и здесь… Только пусть это будет в последний раз. Попрощайся с Машей, скажи ей, что между вами все кончено…»

И Рогов решительно нажал знакомую кнопку звонка.

Глава 6

В тот самый час, когда Иван Павлович Румянцев из своего большого, скромно обставленного кабинета звонил в Усть-Калитвинскую и просил Рогова приехать, возле стола в мягком кожаном кресле сидел худощавый молодой человек. На нем был просторный свитер с высоким и широким воротником. Обращала на себя внимание его стриженая, как у новобранца, голова с выпуклым, с большими залысинами лбом. Рядом с седоволосым Румянцевым молодой человек мог бы сойти за его сына, который собрался на лыжную прогулку и забежал к отцу по какому-то своему делу и теперь ждал окончания телефонного разговора.

— Ну, Евгений Николаевич, и отлично! Да, да, совершенно верно, в среду к девяти!

Румянцев положил трубку, ладонью пригладил свои белые мягкие и еще густые волосы.

— Ну вот, товарищ Щедров, — сказал он, обращаясь к молодому человеку, — в среду Рогов увезет тебя в Усть-Калитвинскую, а в понедельник откроется конференция. Время еще есть.

— Иван Павлович, проще было бы дать мне машину, — с улыбкой на скуластом, обветренном лице сказал Щедров. — Дорогу в Усть-Калитвинскую знаю хорошо. Зачем вы вызвали Рогова?

Румянцев не ответил. В сером, отлично сшитом костюме, он вышел из-за стола и принялся прохаживаться по кабинету. Зачесанная назад шевелюра была под цвет белоснежного воротника рубашки, взгляд из-под черных бровей — пристальный и строгий.

— Дорогой друг, дело, разумеется, не в машине, машины у нас есть, и не в том, знаешь или не знаешь ты дорогу в Усть-Калитвинскую. — Румянцев сел в кресло напротив Щедрова. — Дело в том, что скоро Рогов станет твоей правой рукой, и мне хотелось, чтобы вы тут, в Степновске, познакомились и вместе побывали бы в крайплане, в крайсельхозтехнике, поинтересовались бы, что там планируется Усть-Калитвинскому. Посмотрите, сколько выделяется вам тракторов, комбайнов, грузовиков. Уже сейчас побеспокойтесь об удобрениях. Берите про запас — пригодятся. — Наклонился к Щедрову. — А тут еще, видишь ли, Рогов мечтал занять кресло первого, мысленно готовился к этому, не имея на то никаких оснований. И вдруг в район приезжает Щедров… Так что будет лучше, если Рогов сам тебя отвезет в Усть-Калитвинскую.

— Вам, Иван Павлович, разумеется, виднее.

— Вместе поживете в Степновске, поговорите о районе, о его делах и нуждах, — советовал Румянцев.

— Пусть меня сперва изберут, — смущенно сказал Щедров. — А то как-то раньше времени…

— Изберут! — уверенно сказал Румянцев. — Почему не избрать? Не вижу причины. — Он положил свою твердую сухую ладонь Щедрову на колено, что делал всякий раз, когда хотел сказать своему собеседнику что-то очень важное. — В районе тебя знают. Там ты родился и вырос, там был секретарем райкома комсомола. Кроме того, мы, бюро, знаем тебя как хорошего инструктора крайкома, а теперь еще и ученого… Да, я ведь забыл поздравить! — Двумя ладонями Румянцев сжал руку Щедрова. — Поздравляю с кандидатской степенью! Носи ее с честью! Да, кстати, на какую тему твоя диссертация?