Фэй Уэлдон - Сестрички

• Название: Сестрички
• Автор: Фэй Уэлдон
• Издательство: Полина, Полина М
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-86773-037-9

Необыкновенные истории рассказываются в романе «Сестрички» замечательной английской писательницы Фэй Уэлдон. Романтическая любовь, загадочное убийство, коварные интриги, предательство — все это читатель встретит на страницах этой книги.

---

Журчат колеса каталки. Джемма наезжает на Элис, которая вынуждена пятиться к окну.

— Убирайся отсюда, — говорит она. — Как пришла, так и уходи.

Элис то ли спускается, то ли падает из окна, то ли валится, то ли прыгает на землю. Так или иначе, она беспомощно лежит внизу и плачет.

— Глаза! — сквозь слезы выкрикивает она. — Я поранила глаза! Я ничего не вижу. Здесь колючие кусты, и я…

— Не надо было смотреть, куда не следует, — отрезает Джемма и брезгливо выкидывает на улицу рубашку и джинсы Элис.

— Открой ворота, — отдает Джемма распоряжение. — Ей нечего у нас делать. Поскорее.

Джонни выходит. Но отнюдь не бежит.

— Итак, завтрак! — объявляет Джемма, оставшись наедине с Эльзой. Она заставляет ее сесть в постели, протягивает розовый шелковый шарф, чтобы та укрыла наготу, но прежде своими холодными пальцами сжимает Эльзины соски. — Ты так замерзла, что грудное молоко застудишь, — говорит Джемма. — Это вредно. — И продолжает, наливая кофе: — Я вижу, ты все напечатала. И так красиво, аккуратно. В тебе столько женственности. Хорошо печатать — значит, стремиться доставить удовольствие, правда? Надеюсь, Элис только грелась в твоей постели и ничего больше? — Теперь Джемма намазывает гренки маслом. — Боюсь, у этой женщины какие-то генетические отклонения своего рода сексуальная раздвоенность. Ее мать убежденная лесбиянка. Теперь это сплошь и рядом. Вот вам и объяснение всех демографических проблем. Я, например, не выношу никаких извращений, а ты?

С улицы доносятся всхлипы и рев мотоцикла. Элис уезжает. Джонни стоит с дистанционным пультом поодаль.

— Элис разочаровала меня и как человек, и как психотерапевт, — говорит Джемма, очищая яйцо. — Она была бестактна и груба. Как, по ее мнению, я должна была оказаться на похоронах старушки Мэй? Мне крайне трудно передвигаться, я и на близкие-то расстояния редко езжу. А на кладбище никто не пришел только потому, что не хотел этого. И незачем думать, будто я прислуга им всем. — Глаза Джеммы вдруг вспыхивают воспоминаниями. — Моя мать никогда не позволила бы этого. И если бы бабка получше смотрела за моей матерью, если бы следила за ней и за домом, чтобы крыша не текла и в окна не дуло, то маме не пришлось бы умереть так рано. Ненавижу бабку Мэй. Рада, что она померла. Уж кто-кто, а она заслужила смерть. — Джемма дергает старые бусы на шее. — Я оставлю тебе еще несколько листов для работы, — говорит Джемма, восстанавливая душевное равновесие, хотя эмоции слезами рвутся из нее. — А пока я хочу, чтобы ты побыла в комнате. Ты должна отдыхать. У Элис ведь был отец, — с горечью возвращается она к своим переживаниям. — У всех девчонок Хемсли был отец. А у меня — нет. Я была незаконнорожденная, подзаборная, девка-чернявка, и всякий знал об этом. Так что оправданий для нее нет. Жизнь предоставила ей все преимущества. И не имеет значения, давно ли ты вышла из детства, — как бы поясняет Джемма. — Оно никогда не кончается. Никогда. А теперь, пока ты пьешь кофе, я продолжу свой рассказ.

Вечеринка у мистера Фокса.

12 мая 1966 года.

Джемма одолжила у матери Мэрион белые атласные туфельки, года этак тридцатого, разыскала белую шелковую шаль ее бабки, года эдак пятнадцатого, и надела лихо декольтированное черное кружевное платье, приобретенное во вновь открытом бутике рядом с офисом фирмы «Фокс-и-Ферст». Деньги она заняла у отца Мэрион. Их хватило даже на парикмахерскую, где ей пышно взбили волосы и щедро полили прическу лаком.

Мистер Ферст скептически хмыкнул и даже потрогал ее теперь кудрявую гриву тощим, костлявым пальцем.

— Чем больше денег девушки тратят на свой внешний вид, тем глупее выглядят, — заявил он.

Джемму передернуло. Еще бы! Какая может быть иная реакция на убийцу, даже если свое злодеяние он совершил в чьем-то кошмарном сне.

— Чем я провинился, что никто не выносит меня? — тем временем проскрежетал мистер Ферст и исчез в своем кабинете.

Вечеринка у Фокса.

Джемма была унижена. Ей надлежало продемонстрировать свои груди, но по сравнению со скромными округлостями, которыми щеголяли другие женщины в комнате, прелести Джеммы показались уродливо-огромными, и недавнее восхищение, которое выказал мистер Фокс ее формами, приобрело иронический оттенок.

Джемма вынуждена была скрыть свое богатство в складках шелковой шали, совсем как старая Мэй, которая в холодный день любила кутаться в платок.

Мистер Фокс велел Джемме готовить шампань-коктейли, обращался с ней как с горничной, если вообще замечал.

Эх, мистер Фокс…

Что касается причесок, то кроме Джеммы, у всех женщин волосы ниспадали на плечи шелковыми струями.

Джемма подала коктейли.

Вечеринка протекала на низком — относительно пола — уровне: гости разлеглись по коврам и кушеткам, лениво покуривали травку, перебрасывались негромкими репликами, переплетали красивые ноги, руки, тела без особой страсти и без особого интереса. Но только не Джемма, провинциальная, нескладная Джемма.

Мужчины, если создания с красивыми порочными лицами были мужчинами, не обратили на Джемму никакого внимания.

Кто она такая, в конце концов? Ни титула, ни богатства, ни греха за душой, ни скандала… Машинистка — и все. Влюбленность в мистера Фокса тут ничего не меняет. Во всяком случае, сегодня вечером. Сегодня любовь просто блюдо среди иных угощений.

Коктейли повторили. Сахарную головку заливали бренди и доверху наполняли шампанским двухсотлетней давности бокалы. Пикантным дополнением служила веточка мяты в каждом бокале. Коктейли живо расходились по дрожащим, холеным, изящным рукам.

Чудной пожилой юноша с седыми тусклыми волосами и красными от контактных линз зрачками распахнул концы шали, в которую завернулась Джемма, глянул на «содержимое», рассмеялся, снова завязал на ней шаль и предложил затянуться травкой.

«Дерзай, — услышала Джемма голос матери, — ну, смелей. Присоединяйся! Или ты хочешь предать меня? Всю жизнь оставаться машинисткой? Я оставила тебе в наследство все, что могла — внешность, женское честолюбие, роскошное тело, которое может служить оружием. Я не успела воспользоваться этим по-настоящему. А ты сумеешь, Джемма. Ну, вперед!»

«Джемма — зашипела совсем рядом старая Мэй. — Не смей! Вспомни, чему я учила тебя: целомудрие, смирение, самоотречение и покорность воле Божьей!»

Джемма перебирала искусственное ожерелье, которое в зеркале у Мэрион казалось вполне подходящим, а здесь стало просто жалким, и молчала. Джемма колебалась.

Престарелый юноша удивленно поднял брови, точнее тонкие нарисованные загогулины, которыми он заменил сбритые брови.

Мистер Фокс покинул вечеринку в компании двух богатых наследниц и светского фотографа.

Джемма чуть не взвыла.

Молодой человек заскучал и исчез.

Джемма возвращалась домой на метро. Да, она возвращалась восвояси, к бабке Мэй. Мать скребла мертвыми руками по стеклу, но тщетно. Всю ночь Джемме пришлось дрожать под французским пуховым одеялом. Этот последний континентальный привет в тонком полосатом пододеяльнике заменил столь привычные шерстяные одеяла. Как известно, пуховым одеялом укрываются все, кто идет в ногу со временем. Они, правда, еще и центральное отопление у себя в домах проводят. Родители Мэрион явно отстали от первого эшелона и ограничились сменой одеял.

Они, кстати, не спали, дожидаясь возвращения Джеммы. Им не терпелось услышать рассказ о жизни богемы. Но Джемма и вздохнуть спокойно не могла, не то что светскими новостями делиться.

Мэрион, которую никуда не приглашали, давно уже выпила снотворное и завалилась спать.

— Такая зануда и недотрога наша дочь, — замечает мама Мэрион. — Неудивительно, что у нее нет никакой личной жизни.

— Она выйдет замуж за похоронных дел мастера и опозорит нас, — вздыхает папа Мэрион.

Когда, наконец, Джемма оказалась в остывшей постели, когда съежилась под слоем пуха, пришли слезы. Она плакала от боли и унижения так, что завозилась во сне Мэрион и тоже поплакала, будто за компанию.

Мистер Фокс дней десять блистал своим отсутствием. Соответственно, не возникало разговоров о поездке в Танжер. А груди Джеммы продолжали ждать. Они лезли вперед, вверх, в стороны, стремясь натолкнуться на чьи-нибудь пальцы. Джемма могла поклясться, что грудь ее увеличилась в объеме сантиметров на пять и даже начала жить своей, отдельной жизнью. Грудь бездумно стремилась отдаться всему человечеству, невзирая на возражения хозяйки, которая отчаянно боролась с беспределом, заматывая свои прелести эластичными повязками, которые старая бабушка Мэрион наворачивала на коленки, и надевая на работу подвенечное платье тетки Мэрион, которая выходила замуж аж в 1928 году.

Мистер Ферст, злодей-сестроубийца, впервые увидев Джемму в таком виде, поднял брови и презрительно ухмыльнулся, после чего плотно закрылся у себя в комнате. Дела фирмы шли вяло. Кроме чистки птичьих клеток работы никакой не было.