Генри Райдер Хаггард - Собрание сочинений в 10 томах. Том 10

• Название: Собрание сочинений в 10 томах. Том 10
• Автор: Генри Райдер Хаггард
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993

В десятый том Собрания сочинений известного английского романиста Генри Райдера Хаггарда (1856-1925) входят романы «Она» и «Возвращение Айши», а также рассказ «Черное Сердце и Белое Сердце».

---

— Не знаю, — ответила она тихим, дрожащим, медово-сладким голосом. — Но я действительно царица, и зовут меня Хания.

— Скажи, царица, помнишь ли ты меня?

— Я часто встречалась с тобой во сне, — ответила она. — Мы, вероятно, виделись в далеком прошлом. Да, я поняла это, как только увидела тебя в реке. Незнакомец со знакомым лицом, умоляю тебя, назови свое имя.

— Лео Винси.

Покачав головой, она шепнула:

— Имени твоего я не слышала, но самого тебя знаю.

— Ты знаешь меня? Откуда? — с трудом выговорил он и тут же погрузился в сон или забытье.

Несколько минут она не сводила с него глаз. Затем, не в силах, видимо, совладать с собой, наклонилась над его лицом. Наклонилась, быстро поцеловала его в губы и, покраснев до корней волос, выпрямилась, стыдясь непреодолимого порыва своей безумной страсти.

Тогда-то она и заметила меня.

Я был так изумлен, озадачен и зачарован, что невольно приподнялся на кровати, чтобы лучше видеть и слышать все происходящее. Это было, конечно, неделикатно, но ведь мной владело отнюдь не заурядное любопытство, в этой драме у меня, как известно, своя роль. И не только неделикатно, но и неразумно, однако сильное изумление и болезнь помрачили мой рассудок.

Да, она заметила, что я за ней наблюдаю, и ее охватила такая ярость, что я испугался за свою жизнь.

— Как ты смел, несчастный! — воскликнула она громовым шепотом и протянула руку к поясу. В ее руке сверкнул кинжал, и я не сомневался, что он нацелен на мое сердце. В эту минуту смертельной опасности ко мне вдруг вернулась всегдашняя находчивость, я протянул к женщине дрожащую руку и сказал:

— Умоляю тебя, дай попить, у меня все горит внутри. — Я повел головой, точно слепец, и повторил: — Дай мне попить, Хранитель. — И обессиленно упал на кровать…

Она остановилась, точно ястреб, внезапно прерывающий свой полет, и быстро убрала кинжал в ножны. Взяла со столика рядом чашу с молоком, поднесла ее к моим губам, вглядываясь в мое лицо глазами, полными такой ярости и страха, что, казалось, они пылали ярким пламенем. Я выпил молоко затяжными глотками, хотя мне и стоило величайшего труда проглотить его.

— Ты дрожишь, — сказала она, — тебе снились кошмары?

— Да, друг, — ответил я. — Мне снилась эта ужасная пропасть и наш последний прыжок.

— И ничего больше? — спросила она.

— Разве этого мало? Какое путешествие — ради того, чтобы поклониться царице!

— Поклониться царице? — озадаченно повторила она. — Что ты хочешь сказать? Ты же клялся, что тебе не снилось ничего другого.

— Да, я клянусь Знаком Жизни, Горой Колышущегося Пламени и тобой, о древняя Царица!

Я вздохнул и прикинулся, будто лишился сознания, ибо не мог придумать ничего лучшего. Перед тем как закрыть глаза, я увидел, что ее лицо — только что розовое, словно заря, — стало бледным и сумрачным, как вечер; мои слова заставили ее задуматься: что кроется за ними? Она все еще сомневалась, потому что ее пальцы то и дело стискивали рукоять кинжала. Она заговорила вслух, обращаясь ко мне, хотя и не знала, слышу ли я ее.

— Я рада, — сказала она, — что он не видел никаких других снов; если бы ему привиделись другие сны да еще он стал бы о них болтать, это было бы дурным предзнаменованием, а мне очень не хотелось бы отдавать человека, который прибыл к нам так издалека, на растерзание псам-палачам; к тому же, хотя он стар и безобразен, у него вид человека мудрого и неболтливого.

Я плохо представлял себе, что такое «псы-палачи», но мысленно вздрогнул; в этот момент, к большой своей радости, я услышал с лестницы шаги Хранителя, услышал, как он вошел в комнату, и, чуть приоткрыв глаза, увидел, как он поклонился.

— Как чувствуют себя больные, племянница? — безучастно поинтересовался он.

— Оба без сознания.

— В самом деле? А я думал — они уже пришли в себя.

— Что же ты слышал, Шаман? — гневно спросила она.

— Я? Я слышал звон кинжала в ножнах и отдаленный лай псов-палачей.

— И что ты видел, Шаман, — вновь спросила она, — глядя через ворота, которые ты охраняешь?

— Странное зрелище, племянница Хания. Но я думал — они оба очнулись.

— Может быть, — ответила она. — Вели перенести этого, спящего, в другую комнату, ибо он нуждается в перемене места, тогда как его благородный друг нуждается в просторе и чистом воздухе.

Хранитель, которого она звала Шаманом, держал в руке лампаду, и при ее свете я краешком глаза видел его лицо. Странное — странное и зловещее — было на нем выражение. Если до сих пор я с подозрением относился к старику, чей вид не оставлял сомнений в его мстительности, то теперь он вызывал у меня страх.

— В какую комнату? — спросил он со значением.

— Я думаю, — не спеша ответила она, — в достаточно хорошую, где он сможет поправиться. Человек он мудрый, — добавила она, как бы объясняя, — к тому же мы получили послание с Горы, причинить ему вред было бы опасно. Но почему ты спрашиваешь?

Он пожал плечами.

— Я же тебе говорил, что слышал, как пролаяли псы-палачи, вот и все. Я также, как и ты, думаю, что он мудр; пчела должна собрать мед с цветка, прежде чем он увянет. И бывают повеления, которым опасно не подчиняться, поскольку мы не знаем их тайного значения.

Он подошел к двери и засвистел, в тот же миг я услышал шаги слуг на лестнице. По его приказу они с достаточной осторожностью подняли матрас вместе со мной и, пройдя через несколько коридоров и лестниц, внесли меня в другую комнату, похожую на прежнюю спальню, но поменьше и с одной кроватью.

Некоторое время Хранитель наблюдал, не проснусь ли я. Положил руку мне на сердце, прощупал пульс; результат этого обследования оказался для него неожиданным: он издал нечленораздельное восклицание и покачал головой. Оставив комнату, он запер ее снаружи на засов. И тут я уснул, ибо и в самом деле был очень слаб.

Проснулся я уже в самый разгар дня. Голова у меня была ясная, и чувствовал я себя куда лучше, чем все эти дни: верный признак того, что жар спал и я уже на пути к выздоровлению. Я вспомнил — и тщательно обдумал — все, что случилось накануне. Для этого было много причин и среди них — сознание угрожавшей и все еще угрожающей мне опасности.

Я слишком много видел и слышал, а эта женщина — Хания — догадалась, что я видел и слышал. Хотя моя находчивость и утихомирила ее ярость, я был уверен, что лишь мое упоминание о Знаке Жизни и Пылающей Горе помешало ей отдать повеление старому Хранителю, или Шаману, чтобы он тем или иным способом отправил меня на тот свет; можно не сомневаться, что он не колеблясь выполнил бы это повеление.

Я пощажен потому, что по неизвестным мне соображениям она не решается меня убить, а также потому, что хочет выяснить, много ли я знаю, хотя «псы-палачи уже пролаяли», что бы это не означало. Ну что ж, пока я в безопасности, а там посмотрим. Разумеется, надо быть начеку и, в случае чего, прикидываться, будто я ничего не знаю. От размышлений о своей судьбе я перешел к размышлениям о значении сцены, свидетелем которой я только что был.

Окончились ли наши поиски? Айша ли эта женщина? Так померещилось Лео, но он все еще в бреду, поэтому на сказанное им полагаться не приходится. Самое примечательное — в том, что она, очевидно, чувствует какую-то связь между собой и больным Лео. Почему она его поцеловала? Я был уверен, что женщина она отнюдь не легкомысленная, да ни одна женщина просто так, без всякой причины, не совершит подобного безрассудства, тем более по отношению к незнакомцу, который висит между жизнью и смертью. Она поступила так, повинуясь неодолимому импульсу, порожденному знанием или по меньшей мере воспоминаниями, хотя знание и неполное, а воспоминания — неотчетливые. Кто, кроме Айши, может знать что-либо о предыдущем воплощении Лео? Ни одна живая душа на земле!

Но, может быть, вера настоятеля Куена и десятков миллионов других — вера истинная? Если и в самом деле существует строго ограниченное количество душ, последовательно вселяющихся в бесконечное число тел, меняя их, как мы меняем изношенные одежды, Лео в его предыдущих воплощениях могли знать и другие? Например, фараонова дочь, которая «силой своей любви принудив его нарушить священный обет», знала некоего Калликрата, жреца «Исиды, возлюбленной богов и повелительницы демонов», искушенная в магии Аменартас? Может быть, «магия моего народа, которой я обладаю», о чем говорится в надписи на черепке вазы, помогла ей проникнуть в глубокую тьму минувшего и узнать жреца, некогда очарованного и похищенного у богини? Что, если это не Айша, а Аменартас в новом воплощении, правящая этой отрезанной от внешнего мира страной и снова пытающаяся заставить любимого человека нарушить обет? Я вздрогнул при мысли о том, какими бедами это грозит. Надо выяснить правду, но как?

Пока я раздумывал, дверь отворилась, и вошел старик с насмешливым, непроницаемым лицом, которого Хания называла Шаманом, а он, в свой черед, называл ее племянницей.