Хуан Мадрид - Считанные дни, или Диалоги обреченных

• Название: Считанные дни, или Диалоги обреченных
• Автор: Хуан Мадрид
• Издательство: «ИД «Флюид»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-206-4

Хуан Мадрид (р. 1947) принадлежит к тому избранному кругу писателей, которые были приняты с равной степенью восторга как среди читателей, так и среди критиков. В его произведениях социальной направленности прослеживается особый дар — преломлять все перипетии сюжета через собственный внутренний мир, а также поразительное проникновение в суть человеческой психологии и умение развивать сюжет столь остро и динамично, что невозможно оторваться, пока не дочитаешь до конца. Не удивительно, что роман «Считанные дни» вдохновил знаменитого испанского режиссера И. Урибе снять одноименный фильм с Хавьером Бардемом и Кармело Гомесом в главных ролях.

Хуан Мадрид — художник-реалист в прямом значении слова. Он показывает действительность такой, какова она есть на самом деле, без попыток смягчить или приукрасить в ней что-либо. Ироничный до издевки, сентиментальный до слез, он то унижает своих персонажей, то сочувствует им, описывая «мерзости жизни» мадридского дна, где все пьют, колются, занимаются любовью и непотребствами, смеются и плачут, где у каждого есть мечта, для осуществления которой они и сбились в стаю, ненавидя друг друга и не представляя себе друг без друга жизни. Они бесконечно одиноки и беззащитны перед злом и цинизмом общества, объединяет же их лишь одно — всем им осталось жить считанные дни.

---

Роза, точно тигрица, в гибком прыжке обрушилась на девушку и вцепилась ей в щеку, потом двумя растопыренными пальцами правой руки ткнула ей в глаза, делая вид, что хочет ее ослепить или пронзить ей насквозь мозг длинными острыми ногтями. Ванесса отпрянула, стукнулась о стенку и замерла в оцепенении.

— Так ты мне не доверяешь, свинья! Я не имею такой привычки, тем более если дело касается чужого добра. Заруби это себе на носу!

— Оставь ее в покое! — закричала Чаро. — Не смей трогать!

Она бросилась к Розе, но та неуловимым движением повалила ее на пол. Чаро шлепнулась на попку ногами врозь; на ее лице читались страх и безмерное удивление.

Ванесса сунула руку под юбку, достала из трусов пакет с деньгами и безропотно отдала их своей мучительнице.

— Забирай, подавись ими! Договаривайся с Ибрагимом сама!

Лисардо отвернулся и нервно зевнул.

Глава 19

Сепульведа сидел на табурете со стаканом «Перье»[55] в руке. Он заявил, что в последнее время не пьет ничего кроме воды, в крайнем случае может позволить себе бокал шампанского, если того требуют обстоятельства.

Антонио включил диктофон и придвинул его поближе, чтобы записать интервью. Воцарилась напряженная тишина.

— …здесь мне тесновато, так сказать, негде развернуться. Не хотелось бы ограничиваться амплуа кинематографиста мадридского розлива, уподобляться экзотическому животному в клетке, вы меня понимаете? Я подумываю податься куда-нибудь в другое место, где ощущаются новые веяния; хочу глотнуть свежего воздуха, поскольку здесь я задыхаюсь. Попробую поработать в Лос-Анджелесе.

— Твое мнение по поводу тусовок, Хосе, — спросила девушка, корреспондент телевидения.

— Тусовки? Сейчас? Ты меня удивляешь, детка, тем более что я уже неоднократно о них говорил. Богемные посиделки придумали мы, но и оглянуться не успели, как наше пространство захватили провинциальные выскочки, привнеся в него атмосферу стяжательства и пошлости. В результате движению, задуманному исключительно для стимулирования творческого потенциала, пришел конец. Затем на сцену вышли высокие функционеры, чиновники из мадридской общины и другие, рангом помельче, и решили использовать ночную жизнь Мадрида для развития туризма. Собственно тусовки как сугубо испанское явление длились совсем недолго.

— А как обстоят дела в данный момент?

— В данный момент это сборище торгашей и мелких лавочников. Воистину — нашествие саранчи! А тут еще экономический спад.

Слова Сепульведы потонули в дружном смехе.

— Получается, вдохновителем движения был ты, Сепульведа.

— Не хотелось бы приписывать себе все заслуги, но получается именно так или, скажем, почти так Не будь нас, нашлись бы другие — слишком скучно стало жить в этой стране, сплошная тягомотина. Говорили лишь о политике, экономике, даже деньги и те считались верхом неприличия — их просто запретили зарабатывать, помните? Я имею в виду период после смерти Франко. Наступили тоскливые времена, кругом бедность, скаредность, посредственность. Наша страна вообще отличается мелким стяжательством, не находите? — Сепульведа поднял руку вверх, намереваясь поскрести затылок, но передумал и продолжил: — А тогда она представляла собой непролазное болото, трясину. Я полагаю, люди просто устали от политики.

— Тебе приписывают не столько организацию движения, сколько наполнение его определенным содержанием… Но ведь рядом с тобой находились другие люди, которые тебя во всем поддерживали. Например, дизайнер Гарсия Пикс, некоторые музыкальные группы: «Туда идут мои», «Лисы», «Кастинг Обликуо» и известные личности: актеры, актрисы, певцы…

— Да, были громкие имена, дорогая. Если наше движение и имело хоть какой-нибудь смысл, то оно в первую очередь являлось протестом против существующей серости, против вельветовых штанов, армяков и свитеров из домашней шерсти с закрытым воротом. Произошел эмоциональный взрыв, послуживший приговором пошлости и мелочности. Все началось после смерти Франко, хотя в тот момент мы не связывали между собой данные события.

— Когда, по-твоему, началось движение и когда оно закончилось?

— Хорошо, прелесть моя, скажу откровенно: я и сам точно не знаю, а существовали ли вообще тусовки? Но если допустить, что существовали, то я ограничил бы их промежутком между восьмидесятым и восемьдесят пятым с кульминацией в восемьдесят втором, восемьдесят третьем годах, когда у всех крыша поехала. Это было безумное, незабываемое время!

— Что-то похожее на возврат к маю шестьдесят восьмого[56]?

— Вот уж нет! То есть с точностью до наоборот: в мае шестьдесят восьмого во всех сферах доминировала политика, а наши тусовки исключили ее полностью. Более того, по форме и содержанию они выступали против политизации жизни. И не заставляй меня повторять одно и то же по нескольку раз, Мару.

— Марга, с твоего позволения. Не Мару, а Марга Алонсо.

— Ради бога прости, дорогая! Продолжай… — Репортерша открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, однако Сепульведа перебил ее: — Хотелось бы отметить одну очень важную деталь, о которой почему-то умалчивают, я имею в виду роль старого профессора дона Энрике Тиерно. Тогда он работал в Аюнтамьенто. К сожалению, очень немногие помнят дона Энрике и его деятельность в Городском совете на благо укрепления нашего движения, признанного раскрепостить эмоциональную сферу жизни творческих людей.

Молодой человек с короткими светлыми волосами, в костюме от «Либерто»[57] и с золотым «Ролексом» на левом запястье, прервал его воспоминания:

— Хосе, извини, но я полагаю, что нам не следует забывать о субвенциях. Мадридская община, Аюнтамьенто и центральное правительство субсидировали обширную культурную программу: организацию выставок, ярмарок, вербен, создание новых журналов, театров… Думаю, когда-нибудь подобные действия будут оценены по достоинству.

Сепульведа обратил толстое розовощекое лицо к телевизионной камере и, снисходительно улыбаясь, проговорил:

— Надеюсь, они субсидируют мой следующий фильм.

Журналистка засмеялась, за ней звукооператор, телеоператор и семь или восемь человек, окружавших знаменитого режиссера. Кто-то выкрикнул с места:

— Ты согласен со словами твоего приятеля?

— О! Как же иначе. Безусловно! Это не подлежит обсуждению: уж кто-кто, а осевшие в Испании аргентинцы работой всегда обеспечены и именно за счет вышеупомянутых субсидий.

Смех повторился. К частоколу из телекамер и стульев с сидящими на них журналистами стали подходить новые зрители, образовав плотное кольцо, в центре которого восседал Сепульведа, в основном собралась молодежь — чисто умытые юноши и девушки в фирменных джинсах. Звукооператор призвал к тишине.

— Про аргентинцев я пошутил, надеюсь, вы понимаете?

— По-твоему, от тусовок остались только рожки да ножки?

— Я вас умоляю. — Сепульведа развел руками и поднял глаза к потолку. — Тусовка состояла максимум из ста человек. Сто человек кочуют из одного бара в другой, из одной забегаловки в другую, из ресторана в ресторан… Мы лишь создавали рекламу всем этим заведениям… Потом туда начиналось паломничество. Вот и вся тусовка.

Сепульведа прикончил бутылку «Перье». Антонио воспользовался паузой, чтобы задать вопрос:

— Хосе, я могу сделать несколько снимков?

— Конечно, конечно. Разумеется, можешь. Еще вопросы?

Тележурналистка бросила на Антонио недовольный взгляд. Тот спокойно щелкал «Никоном», ослепляя присутствующих вспышками магния.

— Над каким проектом ты сейчас работаешь? — спросила она. — Можно узнать?

— Пока секрет, — ответил Сепульведа.

— А ты расскажи нам в общих чертах, не раскрывая сути, — настаивала репортерша.

Вдруг Антонио показалось, что в глубине зала стоит Эмма и оживленно разговаривает с каким-то молодым широкоплечим человеком. Их головы почти соприкасались, и Эмма выглядела довольной и оживленной. Она то и дело клала руку ему на плечо и откидывала назад голову, весело смеясь. Они стояли довольно далеко, и Антонио не мог слышать их разговора.

Отведенный под пресс-конференцию зал находился в здании на углу улиц Орталеса и Фернандо VI. Днем он функционировал как бар, а вечером как дискотека. Из уважения к Сепульведе музыку отменили. Слышался лишь неясный гул голосов.

Несколько молодых людей, собравшись в группу, закрыли от него Эмму.

Между тем Сепульведа продолжал отвечать на вопросы:

— …я собираюсь снять жесткий фильм, очень жесткий; жанр пока определить трудно, но, думаю, это будет откровенное порно или что-то в этом духе… Представьте, молодая женщина, облеченная властью. Вы следите за моей мыслью? — Несколько человек кивнули головами в знак согласия, другие потребовали продолжения. — Итак, молодая женщина, важное должностное лицо, например, директор агентства или предприятия. Идея ясна? В конце рабочего дня снимает с себя шикарное нижнее белье, подчеркиваю — тончайшее, и возвращается домой на метро… Однако, обратите внимание, она специально выбирает часы пик, то есть время, когда вагоны забиты до отказа. Улавливаете? Большая начальница, красивая, изысканная, богатая, едет в метро без штанишек… и позволяет себя лапать всяким неотесанным, пропитанным потом и пылью каменщикам, конторским посыльным и арабам. Чувствуете, куда я клоню? Это будет что-то в стиле «Belle de jour»[58], но на испанский манер… Каждая поездка на метро равносильна изнасилованию, но по обоюдному согласию. Молодой женщине залезают под юбку, ее щупают, трут между ногами, мнут, доводят до оргазма, и она кончает.