Антонио Форчеллино - Червонное золото

• Название: Червонное золото
• Автор: Антонио Форчеллино
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-36902-7

1545 год. Маргарита, куртизанка, чья красота стала легендой, живет затворницей в Венеции, поражая горожан своими роскошными волосами цвета червонного золота и загадочной чувственностью. Увидев Маргариту на портрете кисти Тициана, в нее влюбляется кардинал Алессандро Фарнезе, внук папы Павла III, и предлагает ей переехать к нему в Рим.

В изысканной обстановке Вечного города Маргарита оказывается вовлеченной в кровавый водоворот амбиций и страстей.

Сквозь переплетения предательства и лицемерия в романе могучим фоном просвечивает Рим. Это город блестящий и ужасный, но яркие контрасты и противоречия делают его неотразимым.

---

— Попробуем сделать белый тон более теплым, иначе выйдет не простыня, а саван. — Он улыбнулся. — Я шучу, Маргарита: пока вы здесь, даже деревяшка затрепещет от той жизненной силы, что исходит от вас. Просто мне бы хотелось не такой холодной белизны.

Маленькой деревянной палочкой он зацепил из баночки яркой ядовито-желтой краски, которой пользовался мастерски, но с большой осторожностью, и смешал ее с белилами, добившись оттенка слоновой кости. Потом быстро схватил кисть из щетины шириной в два пальца, накрепко привязанной шелковой нитью к орлиному перу, и подошел к картине, чтобы нанести отсвет на уже нарисованные простыни на постели.

— Ну вот, ваше ложе наконец готово: оно вобрало в себя теплый отсвет Греции и, уж позвольте мне сказать, вашего божественного тела.

Я снова нашла позу, изо всех сил стараясь угодить Тициану. Не надо было даже лишний раз просить меня чуть развести бедра. Зеленая вода канала качала лодки на поднятых апрельским ветерком волнах, я глядела на них и постепенно уносилась в те античные руины, которые воспроизвело на холсте воображение Тициана. Теперь он уже не спешил и, обмакнув в черную краску самую тонкую кисточку, выводил на фронтоне окруженного скалами храма прекраснейшие строки, которые Гомер посвятил Венере. От Венеции в этом пейзаже осталась только цветная дымка, в которой сливались очертания мраморных дворцов, сверкание витражей и особенный, низкий, холодноватый свет северного Средиземноморья.

Когда дымка постепенно растаяла и воздух стал прозрачным, Тициан отложил кисти. Яркий свет был хорош для флорентинцев, которые любили четкие контуры, но не для него, под чьей кистью все цвета и контуры соединялись в единую пенящуюся массу цвета.

С того утра прошел почти год. И вот однажды Мария, со скрюченными ревматизмом руками, беспомощно торчащими в стороны, как крылышки у птенца, пришла пригласить меня к Тициану на ужин. Я с радостью приняла приглашение, как если бы оно исходило от друга, хотя с тех пор мы виделись всего пять-шесть раз и почти не разговаривали.

Весь вечер я выбирала из своего гардероба, предназначенного для оргий, подходящий к случаю наряд и остановилась на атласном гиацинтовом платье простого покроя, с открытой грудью, в глубоком вырезе которого виднелась тонкая плиссированная льняная блузка. Чтобы оттенить наряд, я надела самое броское из украшений, которым очень гордилась: золотую цепочку с висящим на ней орлом, осыпанным рубинами. Этот кулон был предметом зависти всех венецианских дам. Они ведь понятия не имели, какое наслаждение я получила, зарабатывая его в объятиях мавританского принца.

Надев этот наряд олицетворенного изобилия, я подозвала знакомого гондольера, который обычно в обмен на улыбку отвозил меня куда угодно.

Когда мы пристали к деревянному причалу рядом с домом Тициана, уже начало темнеть. Дорогу гостям освещали два огромных факела у подъезда, окруженного массивными светильниками. У причала уже покачивались гондолы гостей, прибывших передо мной. Моряки переговаривались, и ритм их голосов совпадал с ритмом плеска волн. Слуга проводил меня до подъезда. На огромном розовом кусте распустились штук сорок роз, и с некоторых уже начали облетать лепестки. Их аромат обволакивал тело, как легкий туман, и закатное апрельское солнце золотило шапку красных бутонов, возвещавших о том, что пора цветения проходит.

Буйство света не уменьшило тревогу, охватившую меня перед этим званым ужином. Густо навощенные двери отворились, и я оказалась в зале, которого раньше не видела.

Мария с улыбкой проводила меня в столовую, откуда доносились звуки мужских голосов. Я задержала дыхание и вошла. Все мужчины: Пьетро Аретино, папский нунций Джованни делла Каза, посол императора Карла дон Диего де Уртадо де Мендоса и Тициан — стояли, держа в руках бокалы с вином. Немного погодя появился его светлость дож, от которого у меня остались в памяти только тощие ягодицы.

Хозяин дома вышел мне навстречу с обычным радушием, поцеловал руку и дружески взял под локоть. На нем была коричневая бархатная куртка с куньей опушкой, которая казалась продолжением редкой, мягкой бородки. Нунций изумился, что не видел меня раньше. Он приосанился, его манерная улыбка тотчас же померкла, и ее сменил цепкий взгляд опытного соблазнителя. Я знала о нем достаточно: у него было прозвище «дядюшка» из-за пристрастия к молоденьким девушкам, а его преданность семейству Фарнезе, и в особенности Алессандро, не имела границ.

Проследив восхищенный взгляд нунция, дон Диего встретился со мной глазами и тоже с готовностью осклабился. Только Аретино остался безразличен, может, чтобы я поверила, что он не собирается мне докучать. Меня представили гостям, которые, из уважения к хозяину дома, учтиво со мной раскланялись и рассыпались в изысканных комплиментах, надерганных из стихов модных в Венеции поэтов. Когда все начали рассаживаться, Аретино подошел, глядя на меня, словно мы всегда были знакомы. Он поднес к губам мою руку, и я почувствовала на коже его горячий, влажный язык. Не отрываясь от моей руки, он прошептал:

— Простите ту первую нашу встречу. Это отчаяние от собственного бессилия сделало из меня тогда животное, но отныне я ваш преданнейший слуга. Можете рассчитывать на меня, как на любящего отца.

Произнося все эти банальности, он глядел на меня глазами самца, который насквозь видит все слабые стороны женщины и знает, как в любую минуту ею овладеть. Не каждая устоит перед таким эротическим напором: взгляд завоевателя, полуоткрытый рот с влажным языком, учащенное дыхание, пристальные, остановившиеся глаза. Я давно научилась распознавать этот взгляд — им обладают немногие.

Взгляд этот говорил, что видел, как я кричала от мучительного наслаждения в объятиях мавританского принца. Он следил за мной, когда я теряла сознание под щедрыми поцелуями купца из Амстердама. Он наблюдал за мной, когда я растерянно держала в руках покрасневший пенис моего юного дружка, с которым мне впервые открылась любовь. Он налился кровью под моими поцелуями и стал таким огромным, что не вмещался в мою детскую руку. Мы уставились друг на друга, изумленные этим открытием, и, не задумываясь, воспользовались им, отстав от компании других детей в лесу. Он встал на колени и вошел в меня без всякого усилия, и наслаждение навсегда увело нас из мира детства.

С тех пор я не останавливалась на этой дороге и часто ловила на себе взгляды мужчин, которые, как Пьетро Аретино, безошибочно определяли мою истинную природу.

В блеске свечей, озарявшем комнату, посверкивали драгоценные предметы: хрустальная ваза с букетом пионов и гвоздик, серебряное блюдо с разными сортами сыра, графин с красным вином, с золотым обводом по горлышку.

Дельфтские блюда, расписанные неизвестными в Венеции синими красками, которые привозили по немецким каналам из Далмации, прекрасно гармонировали на столе с бокалами из муранского стекла на таких тонких ножках, что, казалось, они вот-вот сломаются, не выдержав прикосновения пальцев. Стол Тициана не претендовал на роскошь, но не уступил бы любому королевскому. Мария сделала его незабываемым, подав целое семейство куропаток, начиненных сливами, и суп на азольском вине.

Мне сразу стало ясно, что тема разговора не будет соответствовать высокой элегантности антуража. Сотрапезники обменивались новостями, которые можно было получить на любом из немецких складов или в еврейской лавочке, с таким видом, будто обсуждали важные правительственные секреты.

Дон Диего поглаживал тонкую полосу черной бородки, обрамлявшей лицо. Он сознавал свою красоту, щедрость и легендарную мужскую силу, которую многие испытали на собственном опыте. Однажды в Венеции в течение месяца у него было не менее десятка женщин, причем ни одну из них он не искал и ни одну не бросил.

Нунций, забыв о занесенном над тарелкой серебряном ноже, осведомился у посла с наигранной легкостью:

— Его Святейшество, к выгоде всего христианства, предложил заключить стабильный мир с королем Франции, но Карл Пятый еще не дал ответа.

Поспешив ответить, дон Диего даже не вытер каплю вина с черной бородки, которую мечтали погладить многие итальянские женщины.

— Может, он узнал, что Его Святейшество тайно договорился с французским королем о свадьбе своего племянника Рануччо с кузиной короля Дианой де Пуатье, поставив императора перед уже свершившимся фактом. И это после того, как два месяца назад, кстати, через мое посредство, обещал ему, что род Фарнезе никогда не породнится с французским двором.

Тут вмешался дож и постарался смягчить дискуссию между двумя дипломатами, переведя разговор на тему, которая могла бы примирить обоих.

— Из Константинополя, где у нас много осведомителей, до нас дошла информация, что Сулейман намеревается расширить свои владения до Вены и выжидает подходящего момента, чтобы добраться до Венеции на новых галерах, изготовленных на греческом архипелаге. Союз католических монархов нельзя долее откладывать.