Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика

• Название: На незримом посту - Записки военного разведчика
• Автор: Вячеслав Тимофеев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В комнате с занавешенным окном пахло лекарствами. В углу икона, над кроватью репродукция картины Васнецова "Иван-царевич на Сером волке". На стуле - женское платье, халат темной расцветки, на столике - будильник.

Тихо открылась дверь, и в комнату осторожно вошла Аня.

- Наконец-то! - бросилась она ко мне.

В глазах у нее блестели слезы, бледное, со впалыми щеками лицо порозовело.

- Боже мой, огнестрельная рана! Я думала, сойду с ума. Хотела вызвать доктора, но не рискнула. Решила врачевать сама. Вот когда пригодились знания, полученные в гимназии на курсах сестер милосердия! Слава богу! сквозь слезы проговорила она и провела рукой по моим волосам.

Раздался звонок. Вытирая слезы, Аня пошла открывать дверь.

- Тетя Паша пришла, - успокоила она меня.

- Что творится в городе?

- Повальные обыски, аресты... Но пусть это тебя не беспокоит, наш дом вне подозрений.

- Аня, а где мои вещи?

- Не волнуйся! Тетя Паша сожгла их!

- Как сожгла? - воскликнул я. - Там...

- Револьвер и удостоверение? - досказала Аня.

- Да... и... солдатские ботинки.

- Сжечь ботинки на толстой подошве у тети не хватило духу, - с улыбкой сказала Аня. - Они нужны?

- Очень.

- Пусть полежат в погребе. На всякий случай я принесу другие и костюм брата. Ведь ты с ним одного роста...

Меня бил озноб, но не потому, что ныла рана, а потому, что я не мог выполнить задание. Бугульма была полна воинскими эшелонами с солдатами и артиллерией. Но как об этом сообщить в штаб?

- Аня! Мне нужна твоя помощь.

- Ты ведь знаешь, что я ни в чем не могу тебе отказать. Говори!

- Нужно разыскать человека, которого зовут Сахабом. Живет он у татарского кладбища...

Когда Аня ушла, я на листке из ученической тетради начал шифровать донесение.

Прошло несколько часов, но Аня не возвращалась. В городе, где власть принадлежала военному коменданту и контрразведке, можно было ожидать всего, и я настороженно прислушивался к каждому шороху. Наконец Аня пришла.

- Сахаба нет дома. Но я нашла человека, который хорошо знает твоего друга.

- Надежный человек?

- Простой и совсем не похож на сыщика... Слава богу, я стала понемногу разбираться в людях...

Под вечер к дому Дедулиных подъехала грузовая подвода. И я услышал, как кто-то неторопливо поднялся по ступенькам крыльца и кулаком постучал в дверь.

- Салям! - поклонился вошедший.

В дверях стоял чуть выше среднего роста плотный мужчина в тюбетейке, в заплатанном зипуне, с мешком и кнутом в руках. Он напоминал старьевщика, и пахло от него кислой кожей.

- Как тебя зовут? - спросил я, вглядываясь в обросшее, загорелое лицо незнакомого человека.

- Я не спрашиваю, как зовут тебя, и тебе не надо знать моя имя, ответил татарин.

- Можно и так, - согласился я. - Если ты знаком с Сахабом, не можешь ли передать ему, чтобы он зашел ко мне? Да ты садись, садись!

Татарин сел, положил к ногам свой мешок, подумал и, прикладывая руку к груди, сказал:

- Моя голова и руки будут служить тебе, если знать будут, что ты хороший человек.

Я понял, что речь идет о пароле, который необходим при таком разговоре.

- Тебе говорил Сахаб что-либо о черном золоте?

- А-а, якши! Черное золото!.. Якши! - с удовольствием протянул татарин. - Сахаб потихоньку сказал мне такое слово! Тогда слушай меня... Он закрыл глаза и быстро заговорил: - Когда ревком ушла из Бугульма, Сахаб вставал вместе с солнцем и ходил на вокзал. Там он считал, сколько вагонов пришел, сколько туда-сюда ушел... Его в Бугульма за верста все знают. "Вот идет Сахаб!" - так скажут. Он одевал девчонкин юбка, кофта, платком закрывал лицо и шел на вокзал. Один день Сахаб девчонка, другой день - старуха ходит. Праздник был, Сахаб хорошо одевался и на вокзал. Русский офицер глядел на хороший девчонка, побежал за ним, ласково говорит: "Э-э, куда, красавица, пошел?" "Симбирск буду ехать", - так сказал Сахаб. - "Симбирск? Железный дорога красный солдат ломал. Хочешь Симбирск лошадка возьмем. Якши?" "Якши, - сказал Сахаб. - Возьму шурум-бурум и на вокзал приду". Сахаб приходил на моя квартира, сказал: "Передай моему другу Гарееву, белые на Симбирск пойдут..."

- А где сейчас Гареев? - перебил я.

- Гареев ушел, - ответил татарин. Он открыл глаза, посмотрел на меня и, опустив голову, продолжал:

- Сахаб одевался красиво, взял корзинку, пошел на станция. Там увидал Сахаба наш торговец, тоже татарин, шибко сказал: "Гляди, русский офицер, эта мальчишка!" - Русский офицер хватал Сахаба за платок. Мальчишка!.. "Вставай лицом к стенке", - кричал офицер. "Пускай смерть отвернется!" сказал Сахаб. "Вставай на коленка!" - опять кричал офицер. "Ни перед кем не вставал на коленка", - Сахаб так сказал...

Татарин рассказал, как на привокзальной площади офицер застрелил Сахаба и не разрешил забрать труп. Проходя мимо, люди дивились: татарка, а волосы короткие!

На вторые сутки ночью друзья похитили труп Сахаба и похоронили его на татарском кладбище в Бугульме.

Я слушал эту историю трагической гибели товарища и никак не мог представить себе, что Сахаба уже нет.

- Убей меня, аллах, но я должен отомстить за кровь Сахаба! - сказал татарин, прижимая руку к груди и глядя на меня чуть раскосыми сердитыми глазами.

Я крепко пожал ему руку.

- Отвезешь мое письмо в Симбирск, это и будет твоей местью за смерть Сахаба. Согласен?

- Якши, якши! - поспешно ответил тот. - Давай бумага, скажи, кому отдавать, завтра меня не будет в Бугульма.

- Бумагу получишь завтра...

Он встал и хотел уйти, но вошла Ани.

- Я помешала вам?

- Невеста? - глядя на Аню, спросил татарин. - Якши твой невеста! - И, уходя, громко произнес: - Салям!

В ту ночь я долго не мог заснуть, все думал о Сахабе, вспоминал Петровскую, Просвиркина. Где они?

Утром закончил шифровать донесение. Вот его текст: "Белые нацеливают свой удар на Симбирск... Широко применяют переброски войск на крестьянских подводах... Маневр дает огромные преимущества в подвижности и маскировке резервов, тогда как наши отряды прикованы к эшелонам... Порожняк создает ложное представление о численном превосходстве..."

- Проходите, проходите! Зачем же стоять в коридоре, - услышал я голос Ани.

Вошел знакомый татарин, приложил руку к сердцу:

- Алейкум салям! Давай бумага!

Я показал шов мешка, в который был зашит свернутый в трубочку кусочек папиросной бумаги, и сказал, кому его отдать в Симбирске.

Рана воспалилась и заживала медленно. Улучшение наступило только через неделю. В этот день с утра Аня куда-то ушла, а когда вернулась, была так взволнована, что не смогла себя сдержать и разрыдалась.

- Что стряслось?

- Тетю Катю арестовали.

- Какую тетю Катю?

- Помнишь, однажды ты встретил меня у ревкома? Я сказала, что иду к тете Кате за советом. Тогда я скрыла от тебя, что шла к Екатерине Поликарповне Петровской, к своей бывшей няне. Да, да! После смерти мамы она была моей няней, кормила, одевала и провожала в гимназию...

В тот же день мне стали известны обстоятельства ареста бугульминских ревкомовцев.

Горсточка коммунистов во главе с Просвиркиным и Петровской, отступая на Чистополь, остановилась на родине Петровской, в селе Кичуй. Здесь, в волостном центре, была получена телеграмма из Москвы, в которой предписывалось коммунистам в случае эвакуации городов оставаться на местах для подпольной работы.

Телеграмму Просвиркину вручил бывший почтмейстер, а в эти дни начальник почты. До вечера он вертелся в помещении волостного исполкома, следя за каждым шагом членов ревкома.

А перед рассветом их схватили и увезли в Бугульму. Выдал их начальник почты.

Арест Петровской и связь с нею Ани говорили о том, что оставаться в доме Дедулиных небезопасно, и я решил немедленно пробираться к своим, хотя еще полностью не выздоровел. С помощью Ани я устроился на санитарную летучку "народной армии", которая обслуживала чехословацкие части, нацеленные со стороны Уфы на Симбирск.

Главврач летучки, толстяк с узенькими погонами подполковника, предложил место в вагоне медицинского персонала.

На этот раз мне повезло: я получил нижнюю полку в купе, в котором ехал на Симбирский фронт за новостями редактор эсеровской газеты "Земля и воля" Иван Иванович Девятов. Официально я не был с ним знаком, лишь однажды видел у Маргариты Васильевны. Но и этого оказалось достаточно, чтобы быстро установить с ним дружеские отношения.

Иван Иванович по случаю победного шествия чехословацких войск на Симбирском фронте был в приподнятом настроении: улыбка не сходила с его лица, он сам искал собеседника, чтобы излить переполнявшие его чувства. И пока летучка плелась от станции к станции, пропуская на остановках резервы 1-й дивизии чехословацкого корпуса, Иван Иванович не уставал превозносить идеи партии эсеров, к которой он принадлежал, распространялся о свободе, равенстве и братстве всех народов и повторял выдумки о кознях большевиков.