Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха

• Название: В краю молчаливого эха
• Автор: Александр Меньшиков
• Жанр: Фэнтези

Только во тьме виден свет. (цикл «Аллоды», книга 4)

---

В малюсенькое слюдяное оконце ползёт трусливый лучик встающего солнца. Он крадётся по полу, по соломе, засохшей грязи…

Бом-м-м!.. Бом-м-м!..

Звук проник в самое нутро. Я почувствовал, как задрожало сердце, дрогнули мышцы…

Дверь с лязгом распахнулась и в комнату ввалился взлохмаченный Прутик.

— Вам послание! — с каким-то удивлением прокричал Семён, размахивая бумажкой. — Вам…

— Я не глухой! Что там?

Сам замер. Жду.

— Ответ на то послание, что мы с вами на днях писали… ну то, что в столицу…

— Я это понял. Что пишут?

Колокол больше не звонит. Повисла тягучая тишина, а с ней зарождалась какая-то напряжённость. Ощущение неприятностей, вот-вот готовых свалиться мне на голову.

— Это… от Головнина. Он ознакомился с вашими… вашими… — дальше пошли цитаты, зачитанные с листа: «…предложениями, касательных особы Ивана Бобровского».

— И что? — я живо присел на кровати.

— Сообщает, что«…паче вам следует действовать дальше… Если всё выйдет, то в Новограде могут взять на рассмотрение возможность…»

— Что? — я аж подпрыгнул. — Могут рассмотреть? Возможность? Они там в бирюльки играют?

Всё стало ясно: Головнин и иже с ним слишком осторожны. Скорее всего, у них иные планы. И Бобровский в них не входит.

Я торопливо натянул сапоги, подпоясался и приблизился к Прутику.

— А от Пьера ди Ардера? От него что-то есть?

Семён отрицательно замотал головой.

— Та-а-ак… замеча-ательно… И что нам делать?

— Ну-у… ну-у…

— Я не у тебя спрашиваю. Говорю сам себе.

Прутик испуганно попятился.

— Пойдём-ка, брат, поедим, — предложил я.

Мысли в голове перестали скакать. Я вновь попытался сложить мозаику.

Итак — три дня впустую. Головнин, сволочь, играет на себя, а от эльфийского посла ни слуху, ни духу. Написать Исаеву?

Может быть, стоит… может быть…

Мы с Прутиком спустились вниз и сели за широкий стол у окна. В харчевне уже было с десяток местных выпивох. Оно и понятно: сей трактирный дом, даже не смотря на своё громкое название «Белый единорог», служил больше кабаком, вонючей забегаловкой. Из-за падения торговли сюда, в Старую слободку, не так уж и часто заезжали купцы. Потому хозяину приходилось как-то возмещать убытки. Хоть бы и за счет продажи хмельных напитков.

Уверен, с них он не всё подати платит. Что-то прикарманивает.

Хозяин за стойкой махнул рукой и к нам живо подскочил половой — круглолицый юноша с едва-едва проклюнувшимися усиками. Кажется, его звали Фомой… Он частенько торопился прислуживать именно нам, очевидно из-за хороших чаевых.

Вообще-то, он вполне смышлёный парень, не понятно как затесавшийся в сей край.

Я незаметно вновь оглядел его: чётко очерченный прямой нос… юношеский пушок над верхней губой… светлый взгляд… губатенький… черная копна волос…

Смазливое личико. Такое очень должно было нравиться девчонкам.

— Есть свеженький рассольничек из потрошков! — полушёпотом проговорил паренёк.

Хорошо поставленный канийский говор. Ни одного намёка на принадлежность к «жодинцам».

— Давай, — махнул я головой. — Эка, братец, как тебя далеко занесло… Ты ведь из Светолесья?

— Точно так, — улыбнулся Фома, обнажая белые зубы. — Мы «белозёрские».

— А-а, — кивнул я. «Белозёрские водохлёбы», — вспомнилось прозвание людей того края. Но вслух я его не сказал. — А как же тебя сюда занесло? Что тут забыл?

— Тут? — не понял Фома.

— Убогий край! Пошёл бы… в Молотовку.

— Да что вы, господин хороший! — всплеснул руками парень. — Там же холодно! Мы, «белозёрские» к такому непривычные! Не выдержим… замёрзнем…

— Ясно, — усмехнулся я.

А Фома, кажется, радовался, что кто-то интересуется его персоной.

— А куда ещё идти-то? — продолжал он разглагольствовать. — В Верещагино? По Железному тракту? Вот то ж я и пошёл было… Благо, летом. Иначе бы все ноги сломал на скалах. Или в пропасть бахнулся… Там ветра дикие!

Верещагино? Верещагино? Это, если мне не изменяет память, в горах… на Зуреньском Серпе… на сочленении трёх аллодов: Сиверии, Светолесья да Темноводья. Там ещё железо добывают… Край рудокопов.

— А в столицу? — снова спросил я.

— Да в столице таких, как я — пруд пруди!

— Ты прав… что тут скрывать. А на иные аллоды? — не сдавался я, «пытая» Фому.

— Всё в деньги упирается. Чтобы на корабле плыть — надо заплатить.

— Гм! И что же тебя вдруг понесло по Железному тракту?

— Так батюшка мой определил. Караван торговый пробирался. Я и увязался с ним. Зашли в Верещагино — ну городок, я вам скажу! Как там люди выживают! Я в пещеры — ни ногой. Страсть как боюсь! А они там по полдня! Да и больше бывает!

— Каждому своё.

— Верно-верно! Вот и пошёл с караванам дальше. Через Калинов мост, Жодино… так и доплентался до Старой слободки. Тут и остался… И уж-но два годика, почитай, служу в «Белом единороге».

— А домой не тянет?

— Скучаю за мамкой… Но я вот что решил: чуток денег скоплю, пойду к морю. Янтарь добывать. Говорят, на сём деле многие обогатились.

Я тихо рассмеялся. Фома подкупал свой открытостью и юношеской наивностью.

— Ясно… Ну, давай свой рассольничек.

— А пирожочков с зайчатенкой не желаете?

— Гм!.. Неси. Попробуем.

— Трубочку раскурить?

— Ты, братец, видно забыл, что мы этим не балуемся.

Фома кивнул и скрылся с глаз.

Ладно, вернёмся к своим делам, — стал я снова пытаться размышлять. — Что мы имеем? А имеем то, что просто топчемся на месте.

Я тяжко вздохнул и поглядел в окно.

Странно… очень странно… Как-то не так… Всё не так.

Вот смотри, Бор: сам Иван Бобровский говорит, что ему «остобрыдло» не только Темноводье, но и Кватох. И тут моё предложение… Казалось бы, он первым делом должен был его отвергнуть. А нет!

Спрашивается: почему он согласился? А ведь он согласился. Пусть пока не сказал этого вслух, однако факт остаётся фактом.

И ты, Бор, считаешь это не странным поведением? Разве оно не выглядит нелогичным?

Тут к нам подошёл Фома. Он живо смахнул чистеньким полотенцем невидимую пыль со стола и поставил на него огромную супницу. Из-под полуприкрытой крышки вверх поднимался густой пар. Паренёк расставил глубокие тарелки, разлил черпаком рассольник и пошёл за пирожками.

Прутик наклонился и стал принюхиваться.

— Вкуснятина, — блаженно улыбаясь, проговорил он.

— Наверное, — я пожал плечами.

Мои мысли сейчас были совсем не о еде. Они толкались, шептались, бродили туда-сюда и мне всё никак не удавалось построить из них что-то удобоваримое.

«А вот, Бор, ты ещё про эльфов забыл. Я уверен, что Бобровский встречался и с Питтом, и с Шарлем. И те его «окучивали»… и… и? Опять загвоздка! Опять что-то не срастается. Почему с одной стороны ди Дазирэ сами лезут в доверие к Бобровскому-младшему, а с другой подсылают меня делать тоже самое?

Что у них не вышло? Неужто Иван им не доверяет? Да и с этим Калистром ди Дусером мутная история…

Для чего, спрашивается, Бобровский пригласил в свой дом представителя опального Дома? И где он его прячет?

О, Тенсес! Что-то я недопонимаю. Что-то упускаю…»

— Вам не нравится рассольник? — грустно спросил Фома.

Оказывается он стоял справа от меня и глядел, как я растерянно ковыряюсь ложкой в тарелке.

— Что? А-а… нет, братец, то я… то я ещё не проснулся.

— Может, полугара? Или варенухи?

— С утра не употребляю.

Фома вновь кивнул и куда-то скрылся.

Этот малый сбил меня с мысли… О чём я думал? О Бобровском… Бобровском…

Кстати, отец Бобровского… Стефан… тоже тёмная страничка. Меня ведь до сих пор не покидает чувство, что он и есть тот самый Белый Витязь. Конечно бы доказательств достать… а то…

Ладно, что мы имеем по Бобровскому-старшему?

Он не благоволит (это если говорить мягко) к эльфам. Тут что-то из прошлого… может из-за той Ядвиги, что якшалась с ди Дусерами… Надо будет как-то всё же прояснить, в чём причина «нелюбви».

А Иван напротив — вроде как поддерживает связи с эльфами. С теми же ди Дазирэ… Это очевидно, результат того, что «царевич» в своё время обучался в их университете. Так ведь, кажется, было… Это его покойная мать настояла, а Стефан отчего-то согласился, и вот их сын Иван отправился не в Новоград, а на Тенебру… И выходит так, что поскольку он провёл в эльфийской среде достаточно много времени, то насмотрелся на их образ жизни… и… и…

Та твою-то мать! Что «и»? И пошептаться не с кем! Вот незадача!

— Вот он… тот человек, о котором я рассказывал!

Я аж вздрогнул. Откуда не возьмись подле нашего стола выросла фигура Платона Бочарова. Он широко улыбался и хлопал при этом рукой по плечу одного из трёх гибберлингов, стоявших рядом с ним.