Инесса Яжборовская - Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

• Название: Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
• Автор: Инесса Яжборовская
• Издательство: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН)
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8243-1087-0

В книге анализируются исторические реалии, приведшие к катынскому злодеянию, — ликвидация Польского государства и его армии как одно из следствий подписания советско-германских договоров 1939 г. В центре исследования — многотрудная история Катынского дела, борьбы против замалчивания и фальсификации обстоятельств, причин и мотивов преступления, усилий по установлению лживости заключения комиссии Бурденко и всей советской «официальной версии», представленной в Нюрнберге. Обстоятельно показаны значение и роль Катыни как в советско-польских, так и в российско-польских отношениях — в течение Второй мировой войны и послевоенный период, в годы «оттепели» и «застоя», в период «перестройки» и коренных трансформаций рубежа нового века. Особо выделяются и рассматриваются 1990-е гг., когда была прорвана завеса тайны и сделан важный шаг в направлении примирения россиян и поляков, развития добрососедства и партнерства.

---

22 марта 1990 г. прокуратурой Харьковской области по собственной инициативе было возбуждено уголовное дело по факту обнаружения на территории лесопарковой зоны отдыха Управления КГБ по Харьковской области массовых захоронений советских граждан. В ходе расследования дела были выявлены свидетели, нашедшие в могилах отдельные предметы польской военной атрибутики, что приводило к мысли о захоронении там же польских военнопленных. После сообщений в печати о признании Президентом СССР вины в гибели польских офицеров Берии и его подручных из НКВД этой же прокуратурой в рамках того же уголовного дела 20 августа 1990 г. было возбуждено уголовное дело в отношении Берии, Меркулова, Сопруненко, Бережкова и других сотрудников НКВД.

6 июня 1990 г. прокуратура Калининской (ныне Тверской) области также по собственной инициативе возбудила уголовное дело о судьбе польских военнопленных, содержавшихся с октября—ноября 1939 г. в Осташковском лагере НКВД СССР и бесследно исчезнувших в мае 1940 г. Эти факты невозможно было игнорировать, и Генеральная прокуратура СССР была вынуждена вернуться к этому вопросу. В этой ситуации А.Я. Сухарев поручил провести проверку Главному военному прокурору А.Ф. Катусеву совместно с КГБ и Министерством обороны. По поручению Катусева этот вопрос изучал начальник Управления Главной военной прокуратуры (ГВП) генерал-майор юстиции А.Е. Борискин. Уже 19 сентября 1990 г. он докладывал Катусеву о проведении следствия территориальными прокуратурами областей и, используя этот формальный повод, предложил отказаться от задания по проверке собранных материалов. Борискин также сослался на поступившие ответы из КГБ и Министерства обороны, из которых следовало, что у них не сохранилось документов об этих событиях. В действительности попытка Борискина уклониться от расследования была безосновательной, поскольку Берия, Сопруненко и другие названные к этому времени сотрудники НКВД, причастные к расстрелам поляков, имели воинские звания и поэтому все дело по закону переходило в подследственность ГВП. Виза Катусева от 26 сентября 1990 г. гласила: «Истребуйте дела и поручите расследование». На следующий день Борискин поручил начальнику отдела Управления ГВП полковнику юстиции Н.Л. Анисимову создать следственную группу под руководством подполковника юстиции А.В. Третецкого и включить в нее подполковника юстиции А.Ю. Яблокова и майора юстиции С.В. Шаламаева, истребовать все дела, проработать все публикации, составить план и приступить к расследованию дела, которое получило порядковый номер 159.

В принципе, Генеральная прокуратура СССР могла поручить расследование этого дела любой прокуратуре, как военной, так и территориальной. Передача дела в ГВП, видимо, вызывалась не только требованиями закона о подследственности, но и стремлением поручить расследование наиболее послушному, дисциплинированному, закрытому и умеющему хранить тайны структурному подразделению Прокуратуры СССР, со стабильным кадровым составом прокуроров и следователей.

По указанию руководства Генеральной прокуратуры СССР оба эти дела были переданы в Главную военную прокуратуру, и 27 сентября 1990 г. соединенное уголовное дело было принято к производству группой военных прокуроров для его дальнейшего расследования.

В соответствии с распоряжением Президента СССР от 3 ноября 1990 г. по итогам визита в СССР министра иностранных дел Польши К. Скубишевского, Генеральной прокуратуре СССР было предложено с учетом складывавшихся в тот момент советско-польских отношений «ускорить следствие по делу о судьбе польских офицеров, содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях». Генеральная прокуратура должна была «совместно с Комитетом государственной безопасности СССР и Министерством внутренних дел СССР обеспечить поиск и изучение архивных материалов, связанных с репрессиями в отношении польского населения, оказавшегося на территории СССР в 1939 году, и представить соответствующее заключение»{2}.

Оглядываясь назад, следует отметить, что, если бы не было положительного решения властей о расследовании дела, их требования оказывать помощь следствию, успешная работа была бы попросту невозможна. Однако поддержка властей ощущалась только на первоначальном этапе расследования, когда шло процессуальное оформление общеизвестных фактов, а затем, когда выяснилось, что следователи копнули глубже, поддержка сменилась настороженным выжидательным безразличием. Когда же следственная группа на основании собранных доказательств пришла к выводу о том, что польские граждане были уничтожены по решению Политбюро ЦК ВКП(б), какого-либо явного отрицательного давления со стороны властей она не ощутила, но у них наступил полный паралич воли к действию. В этих условиях только целеустремленность и профессионализм молодых прокуроров, их привычка не останавливаться на полпути, доводить начатое дело до конца, а также высокие нравственные установки позволили провести расследование надлежащим образом.

Распоряжение Горбачева о необходимости оказания помощи имело в значительной мере декларативный характер, поскольку оно не предусматривало выделения специальных финансовых средств для этого весьма трудоемкого, требующего огромных материальных затрат расследования. В результате на него было затрачено не больше средств, чем на рядовое уголовное дело.

Следователям постоянно приходилось всячески изворачиваться, изыскивать и использовать любую возможность, проявлять недюжинную находчивость, чтобы обеспечить выполнение дорогостоящих следственных действий. Не исключено, что одна из причин поручения дела ГВП кроется в том, что эта прокуратура обслуживает армейские подразделения с большой массой дармовой рабочей силы, за которую не принято платить.

Специалисты-военнослужащие привлекались для проведения многочисленных экспертиз, для перевода польских материалов на русский язык, для выполнения многих других технических заданий. Такие масштабные следственные действия, как проведенные в Харькове, Медном, Катыни и Томске эксгумации, стали возможными благодаря самоотверженному солдатскому труду, помноженному на бесценную помощь, знания и опыт лучших специалистов Польши с мировым именем в областях судебной медицины, фалеристики, палеонтологии, истории, юриспруденции и других и применение ими высококачественной экспертной техники и материалов. Длительная работа как польских специалистов, так и российских военнослужащих не была должным образом оплачена. Комплексная экспертиза, проведенная по делу авторитетными российскими учеными, на которую ими было затрачено более 2-х лет, также проводилась на общественных началах, без оплаты.

В состав следственной группы вошли военные прокуроры Главной военной прокуратуры: А.В. Третецкий, С.С. Радевич, А.Ю. Яблоков, С.В. Шаламаев и В.М. Граненов. Прокурорский надзор за расследованием дела осуществлял Н.Л. Анисимов, который на первоначальном этапе следствия был не только непременным участником практически всех следственных действий, но и направлял всю работу следственной группы. С последующей потерей интереса к катынской проблеме у влиятельных политиков страны он отошел от этого дела и фактически стал препятствовать его тщательному расследованию.

В связи с высоким поручением дело постоянно находилось на контроле Главного военного прокурора, был ли это генерал-полковник юстиции А.Ф. Катусев или сменивший его на этом посту генерал-полковник В.Н. Паничев, первый заместитель Главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции Л.М. Заика или сменивший его генерал-лейтенант юстиции Г.Н. Носов. Непосредственный контроль за расследованием осуществлял заместитель Главного военного прокурора генерал-майор юстиции В.С. Фролов, а затем генерал-майор юстиции В.А. Смирнов. Отношение руководства ГВП к делу менялось в соответствии с изменением интереса к нему политического руководства. Вначале была дана установка не обращать внимания на привходящие факторы, различные заявления и публикации, расследование проводить тщательно и объективно, найти места захоронений расстрелянных поляков, провести эксгумации для подтверждения факта захоронения, все это оформить процессуально с соблюдением юридической процедуры. В духе объявленного ранее политическим руководством страны предварительного заключения предполагалось, как в принятой процедуре реабилитации, принять отвечающее праву решение о виновности руководства НКВД в расстрелах, а затем прекратить дело за смертью виновных.

О расследовании Катынского дела знали практически все сотрудники ГВП. Отношение к нему было неоднозначным. Многие считали его чисто политическим и к расследованию отнеслись отрицательно. Были и такие, которые считали, что движение к демократии иссякнет, сменится на обратный курс и тогда участники следственной группы сами могут быть подвергнуты репрессиям. В связи с этим некоторые прокуроры, которым первоначально было предложено работать в группе, от этого предложения отказались.