Инесса Яжборовская - Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

• Название: Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
• Автор: Инесса Яжборовская
• Издательство: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН)
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8243-1087-0

В книге анализируются исторические реалии, приведшие к катынскому злодеянию, — ликвидация Польского государства и его армии как одно из следствий подписания советско-германских договоров 1939 г. В центре исследования — многотрудная история Катынского дела, борьбы против замалчивания и фальсификации обстоятельств, причин и мотивов преступления, усилий по установлению лживости заключения комиссии Бурденко и всей советской «официальной версии», представленной в Нюрнберге. Обстоятельно показаны значение и роль Катыни как в советско-польских, так и в российско-польских отношениях — в течение Второй мировой войны и послевоенный период, в годы «оттепели» и «застоя», в период «перестройки» и коренных трансформаций рубежа нового века. Особо выделяются и рассматриваются 1990-е гг., когда была прорвана завеса тайны и сделан важный шаг в направлении примирения россиян и поляков, развития добрососедства и партнерства.

---

В докладе Молотова «О внешней политике Советского Союза» вся логика рассуждений строилась на этом. Германо-польская война фактически завершалась, и на этом основании Молотов утверждал, что «Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира», «ищут нового оправдания для продолжения войны против Германии». Принятый угол зрения позволил ему сделать вывод, что советская политика является политикой «поддержки Германии в ее стремлении к миру», а договор с нею обязывает «к нейтралитету в случае участия Германии в войне. Мы последовательно проводили эту линию, чему отнюдь не противоречит вступление наших войск на территорию бывшей Польши, начавшееся 17 сентября».

Так обосновывалась трактовка советской позиции как нейтралитета, для поддержания которой был предпринят пересмотр «некоторых старых формул» как неактуальных и «неприменимых». Таковыми были названы понятия «агрессия» и «агрессор», которые якобы «получили новое конкретное содержание, приобрели новый смысл». Изобразив гитлеровскую политику как эталон миролюбия, Вячеслав Михайлович апеллировал к депутатам: «...Судите сами, изменилось или не изменилось содержание таких понятий, как „агрессия“, „агрессор“» и внушал им, что употребление этих слов в старом смысле «может порождать только путаницу в головах и неизбежно будет толкать к ошибочным выводам»{65}.

Является ли эта позиция достаточным основанием, чтобы считать черный сентябрь 1939 г. и ликвидацию Польского государства не агрессией, а «наведением спокойствия и порядка» на «бывшей» польской территории? Для ответа на этот вопрос следует поместить его в конкретные исторические рамки, вспомнить о реакции потерпевшей стороны и мирового общественного мнения.

Военное поражение отнюдь не означало уничтожения Польши, хотя ее власти оказались интернированы в Румынии.

30 сентября польское руководство перестроилось. Президент И. Мощицкий подал в отставку, его функции перешли к бывшему маршалу Сената В. Рачкевичу, который освободил генерала Ф. Славой-Сладковского от обязанностей Председателя Совета министров. На этот пост был назначен главнокомандующий польскими вооруженными силами во Франции генерал дивизии В. Сикорский. Они обратились не в Лигу Наций, а к странам, находившимся в состоянии войны с Германией, и нейтральным государствам. Польские послы представили их руководителям ноту протеста, требуя осуждения советско-германского договора от 28 сентября 1939 г. В ней говорилось: «Перед лицом нарушения священных прав Польского Государства и Польского Народа, о чем свидетельствует соглашение, заключенное 28 сентября 1939 г. между Германией и Россией, в котором стороны договорились о разделе территории Речи Посполитой Польской и владении ею обоими государствами, которые совершили агрессию, я вношу от имени Польского правительства официальный протест против заговора между Берлином и Москвой вопреки всем обязывающим международным нормам и соглашениям, как и вопреки всякой человеческой морали. Польша никогда не признает этого акта насилия, поскольку сила закона на нашей стороне, мы никогда не откажемся от начатой борьбы, которую мы закончим только тогда, когда наша страна будет освобождена от агрессоров, а наши справедливые права будут полностью восстановлены»{66}

Польское правительство заявило о продолжении борьбы вместе с союзными Польше державами за полное восстановление независимости и суверенитета государства. Оно было признано ведущими антигитлеровскую борьбу и нейтральными государствами, продолжало существовать и создавало армию. Вместе с тем Польша оказалась в сложном положении, поскольку 17 сентября официально не заявила об агрессии СССР, не объявила ему войны и не подала жалобу в Лигу Наций. Все ее упования адресовались западным союзникам.

Формулируя в инструкции для руководителей дипломатических представительств от 10 октября принципы польской внешней политики, Сикорский связывал надежды на воссоздание Польского государства со складыванием благоприятной расстановки сил в Европе и выполнением союзниками обязательств перед поляками, что увеличивало значимость альянса с ними, из которого «нельзя ничего потерять»{67}.

Для западных союзников проблема немедленной вооруженной помощи Польше была неактуальна. Важнее было не ухудшить ситуацию на международной арене. Поэтому, как сообщалось в отчете польского посла в Лондоне Э. Рачиньского от 12 октября о беседе с министром иностранных дел А. Залеского, «как Галифакс, так и Чемберлен усиленно подчеркивали, что непосредственная цель, к которой в настоящее время стремятся союзники, — победа над Германией — должна быть также ближайшей целью поляков. В данный момент следует избегать каких-либо действий, направленных против Советской России, поскольку Россия еще не перешла в лагерь Германии и существует надежда удержать ее в состоянии нейтральности. Залескому было заявлено, что поляки должны стоять в шеренге вровень с союзниками и не выбегать из этой шеренги, проводя политику, отвечающую цели союзников — победе над Германией». Решение польских проблем откладывалось до будущей мирной конференции, а «у Залеского были очень слабые аргументы, чтобы противодействовать такой позиции, учитывая, что договор о взаимных гарантиях и помощи между Великобританией и Польшей не был нацелен на обеспечение безопасности последней на случай агрессии другой державы, исключая только Германию. Тайный протокол, приложенный к договору, явно исключал действие договора в случае вторжения Советской России»{68}.

Вновь «прощупав Польшу штыком» и без больших усилий получив то, что в тот момент казалось оптимальным, Сталин вел такую политику, которая позволила Западу не видеть в нем союзника Гитлера и не замечать его имперские амбиции, вынуждала выжидать более обещающего развития событий — их взаимного отталкивания{69}.

Э. Галифакс заявил в палате лордов, что «надо проводить разницу между действиями Германии и СССР в Польше». Английское правительство рекомендовало польскому МИДу не обострять отношения с Советским Союзом. В Париже также советовали воздержаться от каких-либо официальных шагов в отношении СССР.

Государственный секретарь США К. Хэлл констатировал, что «русское наступление на Польшу могло быть признано военной акцией», но Рузвельт и он не хотели бы рассматривать Россию как «государство, воюющее в равной мере как Германия, ибо, поступая так, мы толкнули бы Россию еще больше в объятия Гитлера». Они надеялись, что эти две страны «полностью не станут союзниками» — «Гитлер не оставит своих претензий к России»{70}.

В ходе визита В. Сикорского в Лондон 14—20 ноября представители правительства Великобритании дали ему понять, как сообщал Э. Рачиньский, что «в Лондоне никто не намерен обострять британско-советские отношения в пользу Польши», а проблема безопасности для Восточной Европы, где небольшие государства могут быть побеждены «преобладающими силами или России, или Германии», могут решаться путем создания из них федерации «при полной поддержке Великобритании и Франции». Таким образом, вопрос все еще обсуждался в контексте опасности со стороны двух мощных соседей — двух противников. Обращаясь 18 декабря к польскому народу, В. Сикорский и правительство Польши в эмиграции подчеркивали важность для освобождения и возрождения страны участия в антигитлеровской борьбе союзников, согласного взаимодействия государств, в том числе славянских, в отражении напора Германии на Восток, «отделения Германии от России» и создания прочного равновесия в Европе{71}. Таким образом, Сикорский со всей очевидностью принял на вооружение видение проблемы союзниками: не допускать укрепления российско-германского союза, взаимодействия двух традиционных соседей-противников.

Вместе с тем польское правительство не намеревалось отказываться от борьбы за освобождение своей страны.

Примечания

1. Polskie Siły Zbrojne w drugiej wojnie światowej. T. I. Kampania wrześniowa 1939. Cz. I. Londyn, 196. S. 109-110.

2. ДВП. T. XXII. Кн. 2. С. 555.

3. Zmowa. IV rozbiór Polski. W-wa, 1990. S. 11.

4. Polska w polityce międzynarodowej. T. I. 1939. W-wa, 1989. S. 548.

5. Коминтерн и Вторая мировая война. С. 104, 106.

6. Там же. С. 105-107.

7. Там же. С. 88.

8. Димитров Г. Дневник (9 мартуари 1933 — 6 февруари 1949). София, 1997. С. 181-182.

9. Коминтерн и Вторая мировая война. С. 88—89.

10. Там же. С. 95, 96-98.

11. Documents on Polish — Soviet Relations 1939—1945. L. 1961. V. 1. 1939— 1941.

12. Żaroń P. Agresja Związku Radzieckiego na Polskę 17 września 1939 г.: Los jeńców polskich. Toruń, 1998. S. 27—28.

13. Akten zur deutschen auswärtigen Politik 1918—1945 (ADAP). Ser. D. Bd. VII. Baden-Baden. 1961. S. 4, 34—35.