Генри Райдер Хаггард - Собрание сочинений в 10 томах. Том 5

• Название: Собрание сочинений в 10 томах. Том 5
• Автор: Генри Райдер Хаггард
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993

В пятый том Собрания сочинений известного английского романиста Генри Райдера Хаггарда (1856-1925) входят сага «Эрик Светлоокий» и посвященные истории Древнего Египта рассказ «Суд фараонов» и романы «Владычица Зари» и «Скиталец».

---

— Ты удивительно смел теперь, когда Эйрик уже при последнем издыхании! — насмешливо и злобно заметила Сванхильда.

И видно, Эйрик слышал слова Гицура: сила на мгновение вернулась к нему; он приподнялся на колени, затем, опираясь на скалу, встал на ноги. Толпа врагов в ужасе отхлынула назад. Взмахнул герой Молнии Светом и, размахнувшись широко-широко, швырнул его в бездну.

— Дело твое сделано! Пусть ты будешь ничьим! — воскликнул Эйрик. — А теперь иди, Гицур, теперь ты можешь меня убить, если хочешь!

Гицур приблизился к нему не совсем охотно. А Эйрик продолжал громко и звучно:

— Безоружный, я убил твоего отца Оспакара, а теперь, безоружный, обессиленный и умирающий, убью тебя, Гицур, убийца жены моей! — И с громким криком он упал всей своею тяжестью на Гицура. Тот, отступив, нанес было ему еще новую рану, но Эйрик, схватив его в свои железные объятия, поднял от земли и упал вместе с ним на землю на самый край обрыва над страшной зияющей бездной. Гицур, угадав его мысль, стал вырываться, но напрасно; Эйрик поднялся, не выпуская из своих объятий Гицура, встал на край бездны и кинулся в пропасть.

Враги были ошеломлены. А Сванхильда воскликнула, простирая вперед руки:

— О, Эйрик! Такой смерти я и ожидала от тебя! Ты из всех людей был прекраснейший, сильнейший и смелейший!

Такова была смерть Эйрика Светлоокого, Эйрика Несчастливого, первого витязя в Исландии.

На другой день на рассвете Сванхильда приказала своим людям обыскать все ущелье и принести ей тело Эйрика, а когда люди нашли его, приказала омыть его и нарядить в золоченые доспехи; потом сама навязала ему на нога башмаки и вместе с телами всех убитых в тот день, а также вместе с телом Скаллагрима берсерка, верного тралля Эйрика, приказала перевезти к побережью, где стояло на якоре ее длинное военное судно, на котором она прибыла сюда, в Исландию. Здесь тела убитых были сложены высокой грудой на палубе ее судна, а наверху, поверх всех убитых, положили тело Эйрика; голова его покоилась на груди Скаллагрима, а ноги попирали тело Гицура сына Оспакара. Когда все это было сделано, Сванхильда приказала поднять паруса и сама взошла на судно, все края которого были изукрашены щитами павших в последней великой битве на Мосфьелле, названном с тех пор Эйриксфьеллем. Когда настал вечер, Сванхильда собственной рукой обрубила якорный канат, и судно ее, точно птица, понеслось вперед, а она, Сванхильда, распустив свои черные кудри по ветру, стояла в головах Эйрика Светлоокого, запев предсмертную песню. Вдруг два белых лебедя спустились с облаков и стали парить над судном, которое теперь быстро уносилось в лучах заката на крыльях бурного ветра. А ветер все свежел и крепчал; мрак спускался на землю и на бушующее море. Большое боевое судно Сванхильды потонуло во мраке, и предсмертная песня Сванхильды колдуньи, дочери колдуньи Гроа, смолкла среди завывающей бури.

Но далеко на краю горизонта, среди моря, вдруг вспыхнуло яркое зарево пожара; пламя его высоко подымалось к небесам. Все догадались, что то горело судно Сванхильды с мертвыми телами Эйрика Светлоокого, Скаллагрима берсерка, Гицура сына Оспакара и других мертвецов, служивших им почетным ложем.

Таково предание об Эйрике Светлооком, сыне Торгримура, о Гудруде Прекрасной, дочери Асмунда жреца, о Сванхильде Незнающей отца, жене Атли Добросердечного, об Унунде, прозванном Скаллагримом Овечий Хвост, которые жили все и умерли еще до того, когда Тангбранд сын Вильбальдуса стал проповедовать Белого Христа в Исландии.

СУД ФАРАОНОВ Часть первая

Ученые — или, по крайней мере, некоторые ученые, так как не все ученые согласны друг с другом — считают, будто они знают все, что стоит знать о человеке, включая, разумеется, и женщину. Они изучили происхождение человека, показали нам, как изменились его кости и форма тела, как под влиянием нужды и страстей постепенно развивался его ум, вначале стоявший на очень низкой ступени. И вот приобщившись к этому частичному знанию, доказывают, что в человеке нет ничего такого, чего нельзя было бы продемонстрировать в анатомическом театре, что упования на загробную жизнь коренятся в страхе перед смертью, что его связь с прошлым — унаследованная память о дальних предках, живших в этом прошлом может быть миллионы лет назад. Все, что есть в нем благородного, только лак, наведенный на него цивилизацией, а все дурное и низкое должно быть приписано господствующим в нем первобытным инстинктам. Одним словом, по мнению ученых, человек — животное, которое, как и все прочие животные, всецело зависит от той среды, где оно обитает, даже окраску свою принимает от нее. Это факты, говорят ученые (или, по крайней мере, некоторые из них), а остальное ерунда.

Временами мы склонны соглашаться с этими мудрецами, в особенности после того, как нам случится прослушать у кого-нибудь из них курс лекций. Но иной раз увиденное или испытанное лично нами заставит нас снова задуматься и пробудит прежние сомнения, божественные сомнения — и с ними еще более сладкую надежду на то, что кроме этой существует иная жизнь.

А вдруг, думается нам, человек все-таки больше, чем животное? А может быть он все-таки помнит прошлое, самое отдаленное, и способен заглядывать в будущее, не менее далекое? Может быть это не мечта, а правда, и он в действительности обладает бессмертной душой, способной проявиться в той или иной форме, и душа эта может спать века, но спит она или бодрствует, все равно остается сама собой, неизменной и неподвластной разрушению.

Случай из жизни мистера Джеймса Эбенизера Смита мог бы навести на такие размышления многих, будь этот случай им знаком во всех подробностях. Но этого, насколько мне известно, не произошло, ибо мистер Смит из тех людей, которые умеют молчать. И все же, несомненно, случай этот заставил крепко призадуматься одного человека, а именно того, с кем он приключился. Джеймс Эбенизер Смит и до сих пор все думает о нем и не может толком объяснить его.

Джеймс Э. Смит родился в почтенной семье и получил хорошее образование. Он был недурен собой и в колледже считался подающим надежды юношей, но, прежде чем он получил диплом, с ним случилась неприятность, о которой здесь незачем распространяться, и он был выброшен, так сказать, на мостовую, без друзей и без гроша в кармане. Нельзя сказать, что вовсе уж без друзей: у него был крестный, коммерсант, в честь которого его и назвали Эбенизером. К этому-то крестному, как к последнему прибежищу, и обратился Смит, чувствуя, что тот Эбенизер обязан все же как-нибудь вознаградить его за ужасающее имя, полученное при крещении.

До известной степени Эбенизер-старший признавал это обязательство. Ничего героического он не совершил, но все же нашел своему крестнику местечко клерка в банке, одним из директоров которого был, — скромное место писца, не более. А когда год спустя умер, оставил ему сто фунтов, как говорится, на траурное кольцо.

Смит, человек практичный, вместо того, чтобы купить это кольцо, ни на что ему не нужное, вложил свои сто фунтов в рискованную, но многообещающую биржевую спекуляцию. Случилось так, что сведения его были верны, он не прогадал и вместо одного фунта получил десять. Смит повторил опыт, и опять успешно, так как мог получать сведения из первоисточника. Таким образом к тридцати годам он оказался обладателем целого состояния в двадцать пять с лишним тысяч фунтов. И тогда (это показывает, какой он был умный и практичный человек) перестал спекулировать, а поместил свои деньги так, чтобы они давали ему, при полной безопасности капитала, верных четыре процента годовых.

К тому времени Смит, вообще человек с головой, уже значительно повысился по службе. Правда, он и сейчас был клерком, но уже с жалованием в четыреста фунтов в год и с надеждами на повышение оклада. Короче говоря, положение его было настолько прочным, что он мог бы и жениться, если бы пожелал. Но случилось так, что он не пожелал, может быть потому, что за неимением друзей и знакомств не встретил на своем жизненном пути ни одной женщины, которая бы ему понравилась, а может быть и по другой причине.

Застенчивый и сдержанный, он не доверял людям и никому о себе не рассказывал. Никто, даже его начальство в банке, не знали, что он человек со странностями: он не был членом ни одного клуба и не имел ни одного закадычного друга. Никто у него не бывал — знали только, что он живет где-то возле Путни. Удар, нанесенный ему жизнью в ранней юности, грубое обращение и щелчки, испытанные им тогда, так глубоко запали в его чувствительную душу, что он уже больше не искал близости с себе подобными. Еще молодой, он жил совсем как старый холостяк.

Вскоре, однако, Смит заметил — это было после того, как он перестал играть на бирже, — что так жить скучно, что надо чем-нибудь занять свой ум. Он попробовал было заняться благотворительностью, но скоро убедился, что человек с чувствительной душой не годится для дела, которое порой часто сводится к самому бесцеремонному вмешательству в чужую жизнь. Поэтому, хоть и не без борьбы, он бросил это занятие, успокоив совесть тем, что отложил часть своего капитала, и не малую, на благотворительные цели и на раздачу бедным, заслуживающим помощи, от имени неизвестного.