Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями

• Название: Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями
• Автор: Вячеслав Пальман
• Издательство: ОАО «МАОБТИ»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

Почему автор так назвал свое произведение? Мы не узнаем никогда, ибо В.И.Пальман ушел из жизни в 1995 году, так и не увидев опубликованным свой главный творческий труд. Но хотел увидеть, и был согласен на публикацию хотя бы отдельных глав в различных московских изданиях и в Магадане. Но жизнь, и не только жизнь, распорядилась иначе… «Кольцо Сатаны» состоит из двух частей: первая «За горами, за долами» повествует о колымских лагерях 30-40-х годов, вторая — «Гонимые» рассказывает о жизни автора на Колыме после освобождения, и опять же о лагерях. В.И.Пальман был реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР 17 июня 1958 года (справка о реабилитации № 4н-2719/58). Книга «Кольцо Сатаны» вышла в свет в том виде, в котором была тайно написана автором еще в 70-80-е годы, без каких-либо изменений и дополнений со стороны издателя. Издание осуществлено Ягоднинским обществом «Поиск незаконно репрессированных» при финансовой поддержке Фонда Гражданских Свобод.

---

— Поехали! — И хлопнул дверцей.

Без разъяснений, без разговоров их увозили куда-то в неизвестность. Какая она ни будь эта неизвестность, наверное, хуже прииска не получится. Уж это-то Сергей твердо знал. Приподняв брезент, сказал в темноте:

— Помолитесь своему Магомету или кому там…

Приготовились к дальней дороге, а машина прошла минут сорок и остановилась.

— Вылазь! — приказал конвойный. — Прибыли на курорт.

Скатали брезент. Сверху, из кузова, Морозов увидел четыре огромных барака, еще две постройки в зоне и вспомнил: это же пересылка, они ее проезжали, когда ехали на прииск. Значит, их отправляют за пределы «Незаметного». На другое производство? Или в штрафную зону как злостных саботажников. Или… А вдруг?.. И тут сердце забилось скоро-скоро. Вдруг снова на дебинскую стройку? После прииска тот лагерь и стройка с ее теплым сараем и бетономешалкой казались отсюда милым местом. Все познается в

сравнении. Неужели ему «повезло» с туркменскими спутниками, которых запросто выпихнули с «основного производства»?

Да, именно так! Он вспомнил начальство в белых бурках, жалобы начальника прииска на «отбросы», которые ему привозят. И решительный жест старшего по чину, который лучше слов означал: верните туда, откуда привезли. Чтобы неповадно было.

Неспособность этих смуглолицых южан к тяжелому труду в морозную стынь спасла и его, волею случая вписанного каким-то лагерным канцеляристом для ровного счета на один листок с туркменами.

Не случись этапа, его самого хватило бы ну еще на три, на пять месяцев.

С великим страхом смотрел сейчас Морозов на жуткие бараки, куда с прииска отправляли инвалидов и стариков, хронических больных, вообще непригодных к труду. Его бригада не должна задержаться здесь. Ведь их воз-вра-ща-ют! Наверное, для того чтобы проучить дебинских начальников и получить взамен крепких, неизношенных людей, еще способных крошить ломами мерзлые «пески» и возить короба к ненавистному молоху-отвалу.

Кого благодарить за случай? Не того же подполковника, у которого в душе нет и крошки милосердия?

Потянулись дни ожидания.

В бараке было не тесно, но очень душно. Все здесь пропиталось каким-то устойчивым, пресно-приторным запахом медленного гниения, застарелых болезней, резким запахом карболки — этого универсального лагерного лекарства. Люди лежали без стонов, без надежды, примиренно, по-христиански — тихо ожидая печального конца.

Тех, что уже не подымались, кормили ходячие, но тоже как-то равнодушно, по обязанности. Не хочешь — не надо, съем твою баланду, не пропадать же добру… Утром по бараку ходил пожилой доктор с отрешенным лицом человека, привыкшего к виду страданий и смерти. Он осматривал живых, задавал два-три вопроса и переходил к следующему. Позже являлась команда со скрипучими тачками. Помощник доктора указывал, куда подъехать, команда стаскивала мертвые тела, бросала в тачки и увозила. Предкладбищенское чистилище, откуда мертвых увозили к месту погребения. Иногда где-то поблизости между двух сопок раздавался звук, похожий на пушечный выстрел. При взрыве аммонала возникали ямы для тех, кого вывозили на тачках.

Похоронная команда состояла из молодых парней с сытыми лицами, на них сохранялось презрительное, тоже сытое выражение некоего превосходства. Лагерная аристократия из уголовников. Они всю жизнь ненавидели вот этих работящих интеллигентов, а здесь получили беспредельную власть над ними. Молодчики работали без суеты, матерились без злобы, скорее для речевого разнообразия. Туркмены и Морозов их не интересовали, даже обыскивать побрезговали: что возьмешь с вернувшихся оттуда?

Из этой зоны, устроенной на перевале между двумя речными долинами, открывался вид на унылые, в мелкой и редкой лиственнице, склоны холмов. Тут свободно гулял ветер, шипела низовая метель-поземка. Каждые три дня со склона, по наезженной колее отправлялись сани со своим «грузом». В оглобли с веревками впрягались эти же хлопцы, они гоготали, как лошади, матерились, тянули под гору рысью и скоро возвращались назад; четверо везли, двое-трое восседали на освободившихся санях. По тому, как скоро они возвращались, Сергей понял, что могил не зарывают. До весны, наверное. Когда земля оттает.

Один раз за эту неделю на пяти машинах прибыл этап. Остановились на ночлег и санобработку. Судя по одежде, этап был из Магадана. В своем… Бригада могильщиков оживилась.

В санпропускник новых отправляли партиями. Командовал нарядчик. Его подопечные не спеша обыскивали всю оставленную в предбаннике одежду. И не стеснялись других заключенных. Ограбленные звали нарядчика, начальника лагпункта. Те привычно отвечали:

— Пишите жалобу и укажите фамилию подозреваемого.

Фамилии членов вороньей стаи никто, естественно, не знал, а когда ограбленный указывал пальцем, вор взрывался в благородном гневе и накидывался на жалобщика. Избиения, как говорили потом в бараке, случались страшные: заключенные были слабы и разобщены, «стая» дружна и сплочена единством «дела». Нарядчик получал свою долю. Должно быть и на воле он был достаточно-опытным аферистом или вором.

На восьмой, кажется, день с прииска подошла машина с пустым кузовом, даже без брезента. За грузом в Оротукан. Пришел нарядчик, сказал Сергею:

— Могу отправить, если не боитесь холода.

— Далеко? — вырвалось у Морозова.

— Нет. К вечеру уже на месте, если повезет с дорогой. Заметает, кое-где чистить придется. Лопаты надо взять.

Туркмены согласились. Жизнь в этой кладбищенской зоне, на пайке штрафников, казалась невыносимой. И через полчаса, усевшись как можно тесней с конвоиром в кабине, они отправились дальше, только бы дальше от прииска, где их не успела зацапать смерть.

К счастью, зимник не был особенно переметен, лишь раз или два пришлось очищать переметы, согревались в работе. И снова ехали под гору. Вечером спустились на Колымское шоссе. Последние два-три десятка километров машина неслась, вписавшись в ритм непрерывного движения на север. Туркмены лежали в кузове лицом вниз, чтобы как-то спастись от ледяного ветра. Наконец, под колесами застонали доски мостового настила. Сергей поднялся, увидел внизу реку, белые вершины хребта слева, а близко от дороги — казармы внутренних войск. На той стороне светился прожекторами лагерь строителей.

ШАГ К ИЗБАВЛЕНИЮ

Каким добрым, многообещающим и, главное, теплым показался ему этот знакомый лагерь, хотя режим там был почти такой же, как и на прииске. Зато работа другая. Вроде, как домой приехал. И его спутники повеселели.

Около вахты шофер, конвоир и Сергей просто стаскивали на землю застывших туркменов. Не слушались ноги, опасно дергались щеки. Спешили и принимавшие. Нарядчик удивленно развел руками:

— Ну и подарочек! Вот уж не ожидали. Начальство схлопочет по выговору. Значит, и тебя, Морозов, за компанию?

— «Значит. — Язык у него плохо слушался. — В одном списке.

— Давай в третий барак. Ужина вам не будет. А завтра как все — на работу.

Голодные, обессиленные, гуськом вошли в барак и сразу оттеснили от печек старожилов. Дневальный подбросил дров, а через десяток минут туркмены уже заговорили все сразу, стали размахивать руками, что-то доказывали, подталкивали Сергея, указывали на дверь.

— Спать, спать до утра, тогда завтрак и работа…

Утром их кормили после всех. И в этом была некая нечаянная справедливость: баланды было больше и она была гуще. Побольше каши, просторней в столовой. Почему-то пахло щами, кислой капустой, забытым уже запахом.

После завтрака Сергея Морозова отделили от туркменов. Нарядчик сказал ему:

— Все! Наездился, парень. Тебя бетонщики берут, помнят. А твоим друзьям в папахах придется ехать дальше. Ой, далеко!

Не позавидуешь. До обеда погрейся, бригада явится на обед и заберет с собой. Ну как там? — поинтересовался прииском.

— Ад, — коротко ответил Сергей, — не приведи Бог.

— У нас ведь тоже не мед, знаешь.

— У вас кислой капустой пахнет. — И Сергей улыбнулся: — Как в ресторане…

— Учуял? По первой категории выдают. Старайся. Вместо баланды щи с горбушей, тут цинга уже подстерегает.

Бригадир бетонщиков пришел за Сергеем утром. Поручковался, покачал головой.

— Сдал ты с лица, парень. И побледнел. Вроде и глаза тебе поменяли — такие скушные. Я ведь всяко отстаивал, не соглашался, но твоя статья… На прииск — и точка! Оперчек за этим следит. Кого на прииск, кого на «Серпантин».

Это странное слово Сергей услышал впервые. Оно звучало еще более зловеще, чем прииск. Расспрашивать постеснялся, сказал:

— Я готов. С тачкой управлюсь.

— Мы тебе дадим отдохнуть, как раз нам грамотный человек нужен при бетономешалке. Подучу, и тогда ты будешь вроде забронированный кадр. Начальник стройки не отдаст оперчеку, если тот вспомнит про твои буковки. Пошли на завтрак.