Александр Дудко - Аргентовские

• Название: Аргентовские
• Автор: Александр Дудко
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1979

Книга рассказывает о семье Аргентовских, коммунистах, павших при защите завоеваний Великого Октября в Зауралье от белочехов и колчаковщины.

---

Окружившие их конники захохотали.

— Потом всем скопом вправляли скулу.

— Нашли чем хвастаться… — Аргентовский почувствовал в своем голосе фальшивые нотки и досадливо поморщился. Слишком мягко получилось. Сказал резко: — Позор революционным бойцам издеваться над пленным! Другой раз накажу по всей строгости.

Конники притихли, удивленно запереглядывались: какая муха комиссара укусила?

Чтобы разрядить возникшее напряжение, Лавр шутливо спросил Григорьева, стоявшего ближе всех:

— Что случилось? На вас лица нет. Опять язык прикусили?

— У него еще с того разу, — ответил за Григорьева Пережогин. — Зато в разведке — красота… Мычит только да руками маячит.

Кто-то сдержанно засмеялся, кто-то прыснул в кулак, чтобы не сбивать рассказчика. Повеселели лица конников. Вот-вот грянет дружный хохот. И вдруг — топот копыт… Рассыпавшись мелкой дробью, он замер по ту сторону березнячка, где Лавр только что сидел в засаде. Все повернули головы, насторожились.

— Наши. И коня ведут. А бандита, видно, пуля настигла, — услышал Аргентовский подавленный голос Кости и подумал: «Ничего, обкатается парень».

Первым подъехал Бармин, доложил:

— Товарищ комиссар, живым бандита взять не смогли — больно уж резвым жеребчик оказался. Ежели б не болотина, ушел. Мы тут… — Бармин спешился. К нему подвели серого в яблоневых накрапах коня. Дугой выгнув шею, он фыркал и косил диковатыми темными глазами. — Желаем подарить тебе этого скакуна. От чистого сердца…

Бармина поддержал весь отряд.

— Возьми, комиссар, обчеством просим. Он получше твоего маштачка, донских или орловских кровей будет.

Аргентовский молча схватил коня под уздцы, слегка хлопнул по шее и прыгнул в седло. Под тяжестью тела скакун присел на задние ноги, потоптался на месте, затем могучей грудью прорезал толпу милиционеров, вымахнул в поле. Лавр поставил его на дыбы. Какое-то мгновение всадник и лошадь застыли, словно изваянные из гранита. Потом, встрепенувшись, конь птицей распластался по степи и скрылся за косогором.

— Вот это да… — мечтательно вздохнул Григорьев. — Ветер!

И будто прорвало плотину: все заговорили разом, обсуждая резвость скакуна. Кто-то спросил:

— Братцы, а кому комиссар спасибо должен сказать?

— Савельеву. Он коня добыл.

— Не я. Пуля.

Тем временем на косогоре снова появился всадник и стал быстро приближаться. Помазкин подал команду:

— По коням! Рав-няйсь!

Послушный руке Аргентовского конь остановился у самого строя.

— Благодарю за подарок, товарищи. Спасибо! — Привстав на стременах, комиссар слегка поклонился.

Солнце было уже довольно высоко. Аргентовский щелкнул крышкой карманных часов — девять. Задумался. Конники притихли. Наиболее сообразительные догадались, какие мысли завладели комиссаром. Помазкин молча подтолкнул к нему пленного возницу, мол, послушай, что рассказывает этот бандюга, и принимай решение. Лавр благодарно глянул на своего помощника.

Пленный рассказал, что банда Васьки Шпона недавно перекочевала на летнюю квартиру, ее лагерь у непроходимого болота, раскинувшегося верстах в трех от Кремлевки. В банде — сто двадцать — сто тридцать человек. Было больше, но после ареста Ведерникова многие ушли кто куда, вернее, сбежали. У новоявленного атамана сегодня праздник — день рождения. Начало гульбища в полдень. Из Чистопрудного ждут Васькину зазнобу. Он решил сделать ей щедрый подарок — несколько подвод зерна. Для этого и был совершен налет на фуражный склад Курганского совдепа.

Аргентовский собрал командиров взводов на короткое совещание. Численность противника невелика. Да и случай подходящий. Но успех операции будет зависеть от внезапности. Решили: первая полусотня делает обходный маневр и наступает со стороны дороги Падеринка — Кремлевка; часть другой полусотни, переодевшись в одежду убитых бандитов, продолжает путь с обозом. Один взвод двигается параллельно — лесом.

…С раннего утра в «гнезде» Васьки Шпона необычное оживление. У атамановой землянки, именуемой шатром, под сенью двух громадных сосен установлены столы. Сам Васька, навеселе, бродил между ними, пробуя кушанья, которые подносили с кухни лагерные повара. Атаман одет по последней моде. На нем — темно-синий кафтан из тонкого сукна, красная шелковая рубашка; широченные плисовые шаровары аккуратно заправлены в хромовые, гармошкой, сапоги; на голове — суконная зимняя кепка, украшенная желтыми подснежниками. По случаю праздника Васька даже побрился, оставив для солидности маленькие усики.

Несмотря на запрет — до застолья в рот не брать хмельного, — многие успели приложиться. На грозные выговоры атамана отвечали: «Так то, батька, еще вчерашнее помутнение в голове».

Наступил полдень. Шпон волновался: «Ну, обоз мог запоздать: туда и обратно расстояние немалое, кони устали… А она-то че, стерва, маньяжит?!»

Атаман и мысли не допускал о нападении на его людей: отряды Советов еще ни разу не выступали за пределы города. Да и соглядатаев у Васьки везде немало — предупредили бы…

— Едут, едут! — разнеслись по лагерю голоса дозорных. Васькино воинство заторопилось к опушке бора.

Атаман приосанился, одернул кафтан, поправил кепку и тоже заковылял между деревьями, по пути пригрозив Микитке Кривому, вертевшемуся у столов:

— Сопрешь чего — последний глаз вырву!

Обоз шел не спеша. Впереди — тарантас с пулеметом, позади — конные… Видно: лошади с трудом тянут груженые брички по раскисшей дороге. Значит, удачно съездили.

— Глянь-ко, Дорофей на тачанке — каким гоголем, — загалдели в толпе. — А и где Ванька? Нализался, поди, и дрыхнет, стерва. Не миновать ему атаманской плетки!

Между тем возница привстал, хлестнул лошадей. Те рванули. Тарантас стал быстро приближаться. Верховые тоже перешли на рысь, оставив обоз далеко позади. В сотне саженей пристяжной в тарантасе заупрямился и сбил коренника на обочину.

— Очумел Дорофей спьяну, никак оглобли в город повертывает, — засмеялись встречающие. — Ишь, пондравилось!

И тут заработал пулемет. В первую минуту бандиты онемели. Затем раздался истошный вопль: «А-а… Убили, братцы!..» В панике бандиты бросились к лагерю. Но и там уже гремели выстрелы, искристо блестели на солнце клинки. Бандиты заметались между заполненными яствами столами, опрокидывая их.

День рождения Васьки Шпона стал днем его смерти. Когда атаман, увлекаемый толпой, бежал к лагерю, навстречу из кустов выскочили конники. Васька выхватил из кармана револьвер, но замешкался, путаясь в широченной штанине, и выстрелить не успел.

Банда перестала существовать.

ГОРЯЧАЯ НЕДЕЛЯ

Медленно, словно нехотя, меркли отблески вечерней зари. Аргентовский вышел на высокое крыльцо управления и остановился. Что-то необычное было в этом майском вечере. Ах, да — в палисадниках распустились тополя и клены. Все по календарю. Это он потерял счет времени. Сколько ночей не спал? Три? Четыре? Горячая была неделя…

В прошлый понедельник в кабинет комиссара милиции ворвалась Оня Пузикова. Со сбившимся платком, зареванная, порывисто метнулась к Лавру. За ее спиной виновато топтался дежурный:

— Товарищ комиссар, я не пускал… Гражданочка сами…

Лавр ладонями приподнял голову девушки, заглянул в глаза.

— Что произошло?

Присутствующие деликатно покинули кабинет.

…С Оней Пузиковой, выпускницей педагогических курсов, Лавр встретился три года назад. Тогда, до службы во флоте, он учился в Петроградской консерватории и в Курган приехал на каникулы.

Познакомились на танцевальном вечере, и Лавр в тот же день проводил девушку домой. Потом встречались ежедневно, чаще всего — за «турбинкой», на берегу речной заводи, заросшем густым ивняком.

Их светлую дружбу не прервал отъезд Лавра: Оня часто писала ему в Петроград.

…Взволнованная Оня рассказала: несколько минут назад у скобяного магазина Галямина ее остановили двое. Одеты с претензией на моду: в кепочках с лакированными козырьками; на одном — коричневый жилет поверх серой косоворотки, на другом — желтая рубашка под поясок с кисточками. Лица серые, землистые. Первый, скуластый и горбоносый, чуть выше своего приятеля, шмыгал носом и безголосо шипел:

— Ежели ты, комиссарская шлюха, за Женьку замуж не выйдешь, в могилевскую сыграешь…

В руке другого — нож.

— Понятно? Считай, твой хахаль уже тама.

Судорожно всхлипнув, девушка прижалась к груди Лавра.

— Я так испугалась за тебя… Может, думаю, ранен или…

Тяжело вздохнув, Оня на минуту задумалась, а затем рассудительно сказала:

— Я знала, что Евгений Годовых[1] — нахал и повеса. Но сейчас мне кажется — он враг…

Годовых до революции служил в объединенной конторе маслодельных артелей. В конце семнадцатого года он оказался в совдепе. Правда, должность была не очень уж видная, всего лишь помощник секретаря, но он из кожи лез, чтобы выбиться в начальство. И преуспел — вскоре стал заведующим протокольным отделом.