Мария Майерова - Робинзонка

• Название: Робинзонка
• Автор: Мария Майерова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1966

Повесть «Робинзонка» была написана незадолго до вторжения фашистов в Чехословакию и остается до сих пор одной из любимых книг детей Чехословакии. В ней рассказывается о судьбе девочки-сироты, о ее мужестве и доброте окружающих ее тружеников.

---

Она послала Пете от двери воздушный поцелуй и, одеваясь в вестибюле, сказала отцу, вздохнув:

— Ну и насмеялась я! Ведь это уже что-то похожее на человека.

— Но, Блажена, Петр и есть человек, хотя и маленький.

— Теперь-то да, а раньше нисколечко! — отрезала она.

Эти взрослые как-то совсем по-своему смотрят на мир и человека. А по ее мнению, человек только тогда становится человеком, когда он говорит и слышит, понимает другого человека, чем-то занимается. У Блажены давно были свои представления о мире и людях, и никто пока не разубедил ее в этом. Малыш для нее был лишь чем-то вроде резинового голыша, который сейчас вдруг становится человеком.

В машине Блажена глубоко задумалась над этим загадочным существом — человеком. А что, собственно, такое человек и почему он живет на свете? Почему растет так медленно, появляясь на свет в виде смешного существа. Удивительное создание этот человек, зачастую совсем непонятное. Понятие «человек» для Блажены относилось ко всякому, кто не входил в круг ее семьи. Отец, скажем, был неизменным и понятным существом, как понятно и неизменно было его отношение к ней. Отец был гораздо больше, чем человек, — он был ее отец! Девчонки в школе были тоже понятными существами, с теми же интересами, что и у нее, с теми же свойствами характера и теми же знаниями. Но человек вообще был для Блажены непознаваемой тайной. Ее любимый Робинзон говорил о человеке, что сегодня он любит то, что завтра будет ненавидеть, сегодня ищет то, чего завтра станет избегать, требует того, чего завтра будет страшиться.

— Вот мы и дома! — прервал отец ход Блажениных мыслей.

Блажена поглядела на него отсутствующим взором. Снова она увидела в глазах отца знакомый яркий свет, всегда появляющийся у него после свиданий с Петей. Что-то похожее на ревнивый протест против этой отцовской радости промелькнуло у Блажены, но сразу же растаяло при теплом воспоминании о крепком тельце малыша, его живых глазках, его улыбке, до удивления похожей на отцовскую.

Она стряхнула с себя паутину ревнивых мыслей и крикнула, выскакивая из машины на тротуар и возвращаясь в трезвую действительность:

— Сегодня я замешу тесто для кулича!

— Уже сегодня?

— Да, сегодня вечером! Тесто должно подольше киснуть. Так сказала Тонечка.

Что сказала Тонечка, то свято. В этот предпраздничный день простые дрожжи вдруг стали ценностью. Блажена искала их всюду, но в лавках их уже распродали. Ее успокаивали, что завтра будут свежие. Говорите что хотите, но завтра утром уже поздно ставить тесто. Наконец на одной забытой всеми улице какой-то пекарь наскреб ей остатки закваски. Блажена пулей помчалась с ней домой.

Она положила закваску в молоко, добавила кусок сахару, прикрыла и поставила в чуть теплую духовку. Взбила масло, пока оно не стало пышным, добавила желток. Согрела муку и торжественно принялась месить тесто.

Уже стемнело, когда она завернула миску с тестом в чистое полотенце и поставила на плиту. Этого мало. Она обернула тесто шерстяным платком, чтобы оно держалось в равномерном тепле.

Все шло как по маслу, и Блажена была довольна.

Предпраздничная улица так и тянула ее из дому, и, старательно закрыв дверь, она отправилась немного побродить.

В окне у архитектора отодвинулась штора и мелькнуло круглое личико Тонечки. Не успела Блажена повернуть за угол, Тонечка накинула пальто, бросилась к стоянке такси и кивнула пану Бору. Тот сразу поднялся и, доверив машину заботам пана Угра, торопливо направился к управляющему домом и оттуда принес в кухню к Тонечке какой-то предмет с двумя кругами, напоминающими огромные, словно заколдованные глаза насекомого.

Через десять минут пан Бор снова был на стоянке.

А Блажена ничего не ведала о случившемся. Она полностью была занята разглядыванием витрин, не в силах оторваться от выставленных в них чудесных вещей, красиво разукрашенных ради праздника и ярко освещенных со всех сторон, чтобы ничто не укрылось от любующихся на них прохожих. Перед некоторыми магазинами толпилось столько народу, что пробраться к витринам не было никакой возможности, перед другими стояло по два, по три человека.

У витрины спортивных принадлежностей застыл лишь один прохожий — Ярослав Духонь. В первую минуту Блажена его не узнала: на нем было темное элегантное пальто, на голове — нет, только посмотрите! — шляпа.

— Привет, Блаженка! Приглядываешь подарки на елку?

— Привет, Ярда! Тебе ли это говорить, ведь ты расфуфырен, как какой-нибудь англичанин с Высочан!

— Да, я отдавал торжественный визит. Был у дядюшки, поздравлял с праздником, уж такая у меня проклятая ежегодная обязанность. Не понимаю, почему мои старики так с ним носятся, ведь единственное его достоинство — куча денег.

— Что он тебе подарил?

— Мог бы подарить, скажем, часы. А он разорился только на кило орехов. Давай погрызем! — Ярослав загремел орехами в кармане. — Пакет я, разумеется, выбросил.

Духонь вовсю хвастался своей силой, раздавливая орехи прямо в ладони. Но Блажена не могла оторваться от витрины и видела лишь один велосипед.

— Да, у кого-то деньги лежат понапрасну, а человек мог бы на них купить чудесную машину, — пожаловалась Блажена.

— Короче говоря, мы с тобой populus tunicatus[12] и не можем купить себе то, что нравится. Бери и ешь! — предлагал Духонь Блажене ядра орехов.

— Это я populus tunicatus — ведь у тебя-то есть велосипед.

— Зато у меня нет многих других вещей, которые мне позарез нужны.

— Когда я только подумаю, что у него был целый мешок золотых и серебряных монет, не меньше тридцати шести фунтов, и что они на необитаемом острове были ему ни к чему… Лежали в каком-то ларце и ржавели в сырой пещере…

— У кого это было тридцать шесть фунтов стерлингов?

— Да так, ни у кого!

— Так чего ж ты выдумываешь?

— Не твое дело!

— Что ты будешь делать на праздники?

— То, что и перед ними.

— А на лыжах никуда не поедешь?

— Подобные мысли смогут прийти только под этой шляпой.

— Ну, ты сегодня прямо настоящая ехидна.

Блажена и вправду начала злиться. Она не знала, почему и на кого злится, но в ней поднимался какой-то протест против ее теперешней жизни, против того, что у нее нет велосипеда, как у Мади и Матоушевой, недовольство собой и Духонем. Этот Духонь разыгрывал с ней всякие шуточки со своими стихами. Пусть отправляется к Маде!

— Да и вообще мне нужно домой! Привет!

Она повернулась на каблуках и направилась домой.

— Блажена, постой! Желаю тебе хорошего подарка!

Блажена даже не оглянулась.

«Знала бы ты, глупая, — думал покинутый Ярда, — какой подарок тебе приготовили! Ведь как раз со мной советовался пан Бор, прежде чем купить его».

Духонь был слегка оскорблен, но так как необходимой добродетелью римлян были твердый характер и стойкая воля, а они для него образец, он стиснул зубы и мужественным шагом отправился дальше, покинув свое место у витрины.

15

Потихоньку, осторожно Блажена поднимала полотенце, прикрывающее тесто, чтобы посмотреть, не поднялось ли оно.

Прошло еще только два часа, а Тонечка говорила, что тесто может подыматься всю ночь.

Приготовив постель отцу и поставив на стол масло и хлеб, — может, отец захочет поесть, когда придет домой, — Блажена с легким вздохом отправилась спать. Она знала, что отец вернется поздно — он должен проработать еще одну смену за Гозноурека. Но сегодня Блажена была рада этому. Она чувствовала себя странно вялой, даже чулки сняла в постели и, едва закрыв глаза, заснула тяжелым глубоким сном.

Но, только уснув, — а может, ей так показалось, — она вдруг проснулась от ощущения, что в нее тыкается, фыркая, лошадиная голова, лошадиные губы оказались у самого ее лица и горячее дыхание коснулось Блажены.

Блажена открыла глаза, но не могла шевельнуться. Очень медленно она приходила в себя. В полусне она вспомнила о тесте, встала и, как лунатик, побрела к плите. Подняв полотенце, она попробовала тесто, и оно показалось ей холодным, как лицо человека, пришедшего с мороза в комнату.

— Еще не подходит, — сказала она себе, — и такое холодное — что с ним случилось? — Но она была не в силах о чем-либо думать. Ноги у нее дрожали от холода, и, хотя она чувствовала в своем теле жар, по спине у нее побежали колючие мурашки.

Она заснула снова, но сон ее был беспокойным и прерывистым. Тяжелые, болезненные сновидения не оставляли ее, хотя она, громко, тяжело вздыхая, пыталась выбраться из них. Тело ее никак не могло найти удобное положение, и она беспрестанно ворочалась, а губы все время что-то шептали.

Пан Бор, вернувшийся около полуночи, увидел, что Блажена во сне кого-то отталкивает, произнося неразборчивые слова.

— Блаженка! Что с тобой? — встревоженно спросил он и увидел, что дочь вся горит.